Поэтому планы на столичный визит были сверстаны еще в Усть-Угле, но это не значит, что в них ничего нельзя было изменить. Об этом Бармин, собственно, и спросил.
— Ко мне вечером должна приехать Кити Суворова, — откликнулась, опередив остальных, Елена, — с женихом и его первой женой. Будет мило, если ты к ним выйдешь, пусть и ненадолго.
— Кто у нее жених? — Бармин точно видел имя Екатерины Суворовой в списке «встреч и посещений», но подробности успел, естественным образом, позабыть. Как-то не до того было.
— Виктор Буксгевден, старший сын барона Буксгевдена, — пояснила Елена. — Наверняка, еще и младших братьев притащит и сестру своей первой жены. А она у него, между прочим, из Ржевских. Старшая дочь князя Вячеслава Ярославовича.
— Ага, ага, — покивал Ингвар, сообразив наконец, о ком идет речь. — Извини, запамятовал. Выйду, разумеется. Как не уважить таких достойных людей. А к своим ты, когда?
— Да, сейчас и поеду, — чуть повела плечом княжна Збаражская. — Не скажу, что буду счастлива их лицезреть, но не навестить тоже нельзя. Общество может не понять.
— Хорошо, — кивнул Бармин. Ему было жалко Елену, но он понимал, в ее случае, не выполнить обязательную программу — откровенный моветон. — Хочешь, съезжу с тобой?
— Справлюсь, — отмахнулась Елена, — но за предложение спасибо. Ты лучший!
— Я знаю, — улыбнулся ей Ингвар.
— Аря? — повернулся он к сестре. — Ты, чаю, сразу же поедешь к Глинским?
— Да, — кивнула женщина.
— Тогда, может быть устроим вечером танцульки, — предложила Мария.
— Мы, вроде бы, не планировали, — засомневался было Бармин, но женщинам идея сымпровизировать с сейчас на сейчас незапланированную вечеринку неожиданно понравилась.
— А что! — вклинилась в разговор Ольга. — Отличная идея! Я сейчас как раз еду в ресторан на встречу выпускников. Могу подверстать всю компанию. Они все ребята более чем приличные. И есть пара-другая тех, с кем тебе, Инг, стоит познакомиться.
Бармин знал, что Ольга едет на встречу с однокашниками по университету, под которую был снят малый банкетный зал «Селигера» — одного из самых пафосных новгородских кабаков. Недешевое удовольствие, но, судя по всему, у кого-то из ее студенческих приятелей наличествует большая мошна.
«Связи? — кивнул мысленно Ингвар. — Связи — это хорошо. Они нам всем нужны!»
— С кем конкретно? — спросил вслух, желая уяснить спонтанно открывающиеся перспективы.
— Княжич Андрей Бельский, — начала перечислять Ольга, — он хоть и молод, а уже правая рука у своего отца, а это дальневосточный рыбный промысел и Ленское золото. Моя кузина Полина Кашина… Не волнуйся, Инг, — отреагировала она на реакцию Бармина, — никакой связи с моим папá. Это другая ветвь Кашиных. Их семья производит сложную машинерию: станкостроение, авиационные двигатели, подъемно-транспортное оборудование. И Поля, что важно, активно помогает отцу и старшему брату. Ну, и, наверняка, кто-нибудь еще придет, если их пригласить.
— Тогда, зови, — кивнул Бармин. — И озаботься приготовлениями. Вино, закуски, музыка… Что там еще?
— Не бери в голову, милый, — улыбнулась Мария. — Мы все устроим лучшим образом!
«Не брать в голову?»
Ну, он и не стал брать.
«Разберутся, не маленькие!» — кивнул мысленно, окончательно выбрасывая из головы мысли о вечеринке, и более к этому вопросу не возвращался.
Съел кусок пирога с брусникой, выпил чашку черного цейлонского чая, усугубил все это толикой коньяка и, сменив походно-полевой комплект, — джинсы, футболка и расстегнутая фланелевая рубашка навыпуск, — на светло-песочного цвета, официальный костюм, поехал наносить первый визит «должникам».
Дед оставил ему в наследство довольно толстую пачку долговых обязательств и расписок о получении срочных и строго конфиденциальных кредитов, сроки платежа по которым давно истекли. Срока давности у подобного рода документов, в принципе, нет, но проведенное майором Злобиной расследование показало, что некоторые заёмщики на данный момент уже недееспособны: сыграли в ящик или впали в маразм. А предъявить претензии их наследникам было нельзя в виду того, что расписки зачастую имели такой вид, — но, главное, такое содержание, — что для взыскания долгов пришлось бы обращаться в суд. Суд же в такого рода тяжбах дело долгое, хлопотное, и зачастую недешевое. Так что иной раз, взглянув на сумму долга, еще подумаешь, а стоит ли игра свеч?
И все-таки даже среди этих превратившихся в макулатуру бумаг, — как перлы в куче дерьма, — нашлись и такие договора, платить по которым будут вынуждены даже внуки и правнуки должника. Но в данном случае, имея в виду сегодняшний визит Бармина, дела обстояли куда лучше: граф Каменский был жив и здоров, и точно так же, как четверть века тому назад, возглавлял частный банк своего имени. Сумма, которую он задолжал Карлу Менгдену, для хозяина именного банка была не такой уж большой, — всего каких-то сто семьдесят пять тысяч золотом, — но получил ее Лев Петрович по-видимому в момент острого кризиса, когда деньги нужны ему были не просто срочно, а «прямо сейчас». Наверное, случился какой-то форс-мажор, вызвавший к тому же явное помутнение сознания, потому что в залог заемных денег банкир предложил такое, что стань об этом известно в Свете, от позора графу оставалось бы только застрелится. В залоговом обязательстве черным по белому Каменский записал свою молодую третью жену. Трудно сказать, как бы повернулось дело, останься Карл Менгден жив, — скорее всего, как-нибудь договорились бы, — но дед умер на плахе. А вот документ никуда не исчез, терпеливо дожидаясь наследника Менгденов в тайном архиве под Медвежьей башней замка Усть-Угла, и вот дождался, не потеряв при этом ни на йоту своей скандальной актуальности, а значит и потенциальной ценности.
Деньги, как таковые, Ингвару были без нужды. Во всяком случае, накопившиеся проценты он, так и быть, готов был Льву Петровичу простить, но, разумеется, не задаром. Банк Каменского входил теперь в Ниенский банковский пул, — мощный банковский союз, влияние которого распространялось на весь Северо-Запад империи, — и Бармина устроили бы некоторые преференции, которые мог бы выхлопотать для него старый граф. Преференции эти, как объяснила Ингвару госпожа Иванова, даже в близко-срочной перспективе, — не говоря уже о дальнесрочной, — стоили много дороже, чем эти проценты, которых, следует сказать, набежало за четверть века совсем немало. Такая сумма и сама по себе серьезный довод, но расписка, — вернее, упоминание жены графа в весьма неудобном контексте, — в этом смысле была гораздо более действенным рычагом воздействия. С этим Бармин и отправился