Макс Мах
Последыш III
Глава 1 (1)
Двадцать третье июня 1983 года
Встречу организовали в Ниене[1] в ресторане «Фортеция» на Крестовском острове[2]. Занимались этим шведы: то ли телохранители принцессы, то ли люди из службы охраны Шведской короны. В любом случае, кто-то из них заказал анонимно все четыре отдельных кабинета, находившихся на антресолях западной стороны общего зала, а кто-то другой открыл в семь часов вечера портал прямо во второе из этих относительно небольших, но со вкусом обставленных помещений — в так называемый «Финский будуар». Бармин же объявился в ресторане за несколько минут до этого, — в 18.57 по местному времени — переместившись прямо в смежный «Финскому» кабинет.
На самом деле, он прилетел в Ниен накануне и по случайному капризу — сбивая возможных преследователей со следа, — вселился в гостиницу Англитер, где представился никому ничего не говорящим именем: Игорь Старосельский из Новгорода. В этом мире на постоялых дворах еще не начали спрашивать документы, подтверждающие личность постояльца, так что можно было назваться, кем угодно, хоть Донкихотом Ламанчским. Тогда же накануне вечером, Ингвар съездил на такси в ресторан «Фортеция», где человек майора Злобиной заранее заказал ему столик на галерее, совсем недалеко от назначенных местом встречи отдельных кабинетов. Так что, Бармин осмотрелся, вкусно поужинал, — кухня в ресторане оказалась выше всяческих похвал, — прошелся между делом по антресолям и заглянул в кабинет, носивший название «Ингерманландский покой». Там в это время «выпивали и закусывали» два его телохранителя, так что он спокойно, без суеты и с подробностями изучил место, куда ему предстоит переместиться на следующий день вечером. Теперь он мог прыгнуть сюда прямо из своего гостиничного номера, что было весьма удобно, но главное — безопасно.
Вернувшись на постоялый двор за полночь, Ингвар почти сразу лег спать, а весь следующий день гулял по городу, который в его прежней жизни назывался Петербургом, хотя сам Бармин родился и вырос в Ленинграде. Кое-что оказалось очень похоже на то, что он помнил по дням своей молодости, зато другое — нет. Здесь не было, например, Зимнего дворца и арки Главного штаба, но Невский проспект и Петроградская сторона оказались похожи на себя в другом мире, как две капли воды. В общем, впечатлений было много, и все они были более, чем странные. Не плохие, нет, но растревожили они Игоря Викентиевича не по-детски. Заставили вспомнить прошлое в другом мире и в другую эпоху, когда он был так же молод, как Ингвар Менгден сейчас, и учился в 1-м медицинском институте. Даже сердце от тоски защемило, хотя ностальгировать, по большому счету, можно было только о молодости, которой у него и теперь было в избытке. Тем не менее, — волновался или нет, — к семи вечера он был готов к встрече, собран, сосредоточен, подобающе одет, — темно-серый костюм, черная рубашка и темно-фиолетовый галстук, — и смог наконец сформулировать для себя, чего он ожидает от знакомства с герцогиней Сконе. Вернее, так: чего бы хотел от этой встречи он сам, — как ни странно, интуиция подсказывала, что невеста ему подходит, но не объясняла отчего так, — и чего от этих переговоров и от самой принцессы следует ожидать на самом деле. В любом случае, просто не будет, а там, как пойдет.
«На тебя уповаю, Альфёдр, — подвел Ингвар итог своим тревогам, — береги нас в этой жизни Вератюр![3]»
Шаг, и он уже не в гостиничном номере, а в «Ингерманландском покое». Короткий взгляд на телохранителей, — типа, «Что, как?» — и Бармин вышел на галерею. Здесь в креслах сидели двое: изящная девушка, являвшаяся боевиком майора Злобиной, и авантажный средних лет мужчина — телохранитель принцессы. Оба подали знак «путь свободен» и, сделав несколько шагов по галерее, Ингвар в сопровождении «Лизы» и «Михаила Карловича» вошел в «Финский будуар». Часы показывали 18.59, и ждать долго не пришлось. Открылся портал, и в сопровождении телохранительницы в кабинет вошла герцогиня Сконе.
Фотографии не врали. Бармин увидел перед собой молодую — максимум двадцатипятилетнюю, — красивую женщину. Если забыть, что она кронпринцесса, вполне могла стать кинозвездой и сниматься в блокбастерах со Статен-Айленда[4], потому что Ульрика Катарина герцогиня Сконе была похожа на Шарлиз Терон начала двухтысячных, уже не девочка, но еще отнюдь не женщина бальзаковского возраста. Впрочем, принцесса была, пожалуй, несколько выше любимой актрисы Бармина, и грудь у нее явно была полнее. И еще стоило, наверное, обратить внимание на взгляд светло-зеленых глаз. Судя по их выражению, перед Ингваром стояла серьезная опытная женщина, которая была явно старше двадцатичетырехлетней Варвары и двадцатитрехлетней Елены.
— Ваше Высочество! — поклонился Бармин.
— Господин граф! — Протянула ему руку принцесса.
— Оставьте нас! — приказала она, едва Ингвар отнял губы от ее длинных и сильных пальцев лучницы и пианистки.
Обращалась она, понятное дело, к сопровождающим лицам, но переход от приветствия к приказу получился излишне резким, и Бармин внутренне поморщился. Начинали сбываться худшие его опасения. И, хотя Ингвар ничем, ни жестом, ни взглядом не выдал своей реакции, — в этом он был абсолютно уверен, — принцесса все-таки его настроение уловила.
«Чуткая женщина» — отметил он.
— Я сделала что-то не так? — спросила она, когда они остались наедине.
— Ну, что вы, Ваше Высочество!
— Значит, сделала, — признала она с легким вздохом сожаления. — Плохое начало.
— Нормальное, — чуть улыбнулся Бармин. — Присядем?
— Давайте перейдем на имена, — предложила она, усаживаясь в подвинутое Барминым полукресло.
— Ульрика Катарина?
— Просто Ульрика.
— Принимается, — подтвердил Бармин, устраиваясь напротив женщины. — Я Ингвар.
— Выпьешь что-нибудь? — к счастью в норне[5] нет противопоставления местоимений «ты» и «вы», так что хотя бы над этим не надо было голову ломать. — Вино? Старка?
— Вино, разумеется.
— Разумеется, — поддержал Бармин, хотя и подозревал, что Ульрика достаточно взрослая девочка и предпочитает крепкие напитки. Однако положение обязывает, поэтому вино. — Белое, красное?
— Белое. Я правильно поняла, что ты не открываешь порталы, а телепортируешь «броском»?
— Да, — подтвердил Ингвар, наливая в бокал принцессы сухое божоле. — С порталами у меня, если честно, дела обстоят не так, чтобы очень хорошо.
«Попросту, никак».
Он специально говорил на народном,