Андроид запрограммирован так, чтобы адекватно и эффективно реагировать на сигналы среды, давать на эти сигналы соответствующие его самосохранению и исполнению заданных ему функций ответы. Независимо от субъективных устремлений создателей совершенство андроида воспринимается в сознании людей как своего рода образец, следуя которому человек реализует идеал бытия без забот, жизни в мире «Сансуси», жизни даже в том случае, если вокруг свирепствуют эпидемии, происходят землетрясения и другие естественные катастрофы, ведутся войны и все большее влияние на жизнь общества оказывают мафия и коррумпированные структуры. Андроид отвечает принципу беззаботной жизни. Андроид по-своему влияет на формирование когнитивного образа, которому человек хочет следовать, подражать даже его угловатым движениям. Не случайно в поп-культуре уже существуют имеющие массовый успех номера, в которых человек копирует движения и формы поведения андроида. Характерна в этом отношении покорившая публику знаменитая походка короля эстрады Майкла Джексона. Основная проблема, однако, заключается не в копировании отдельных движений андроида, а в выборе истины образа жизни. Возникает также вопрос: что может означать идентификация поведения человека и андроида в космологическом аспекте? Такая идентификация означает элиминацию «третьей», субъект-объектной реальности. Андроид создается человеком, но он остается объективностью, лишь обретающей иллюзорную видимость субъекта. Такую элиминацию можно оценивать как космологическую эволюцию в ее регрессивной форме. Что может означать в цивилизационном контексте бурный информационный прогресс, совпадающий с духовным регрессом? Поскольку последствия этого процесса должны проявиться в полной мере лишь в будущем, сегодня об этом можно только гадать.
Уже сейчас, однако, очевидно, что речь идет о тенденции возникновения общества, которое не сможет даже обнаружить свою духовную нищету за общим весельем.
Эта тенденция обнаруживается в ходе компьютерной интерпретации поведения человека. Важный аспект компьютерной интерпретации поведения человека и его разума состоит в том, что конструирование когнитивных операций по типу «входа» и «выхода» не позволяет проводить различия между физическими стимулами на «входе» и стимулами как внутренними концептуальными опытами личности. Сокращение объемов и сфер влияния внутренних концептуальных опытов личности, сферы «непосредственного опыта», а значит, и автономии субъекта в новом ракурсе ставит проблему свободы. Она начинает выглядеть как проблема выбора в ситуации различных стимулов.
Коултер пытался дать объяснение этой ситуации путем анализа «реальных альтернатив». Это значит, что «выбор» не является чертой того, что мы называем «делать что-то свободно»: выбор сам по себе – это род активности, предполагающей доступность реальных альтернатив в некоторых ситуациях, это не наличие принадлежности волевого поведения как такового, а ситуационное действие.
Здесь выбор не является результатом знания истины, определенного миропонимания, принятия в качестве ориентира истинной жизни определенных ценностей как абсолютных, а лишь следствием многообразия вариантов действия в динамике ситуаций.
Конкретная расшифровка этой позиции иллюстрируется Коултером путем анализа феномена контекста. Как оказывается, в зависимости от контекста содержание одного и того же физического жеста может толковаться различным образом. Собственно, к этому и сводится теперь понимание свободы выбора. Если я сгибаю мой правый указательный палец, в то же время указывая на кого-то ладонью моей правой руки, при этом согнув назад другие пальцы, то это может быть либо жест, привлекающий внимание, указывающий на чье-то поведение, либо разминка пальцев перед игрой на фортепиано; но если мы добавляем к этому жесту оружие, то тогда это будет угроза убийства, тяжелого ранения, казни, практики боевой стрельбы, покушения на чью-то жизнь. Если направить правую руку в сторону своей головы, то может возникнуть картина попытки самоубийства или осуществления самоубийства. С точки зрения физических компонентов любой акт может быть объясним в нейробиологических терминах, но содержание действия в этих терминах объяснено быть не может. Физическая идентичность жеста и различия его смыслов в различных контекстах не поддаются формализации. Если, считает Коултер, кто-то машет рукой, то это может означать приветствие, прощание, попытку остановить такси, сигнал для кого-то и т.д. Нельзя разработать предварительные сценарии для формализации всех таких действий, хотя в чисто физическом смысле «сгибание пальца» имеет однозначное неопровержимое нейробиологическое объяснение. Многообразие контекстуальных смыслов можно оценивать как действие причин, имеющих лишь форму свободы. Характер действия в изменяющихся обстоятельствах и становится «исчерпывающим» объяснением извечной проблемы свободы и необходимости.
Ахиллесовой пятой когнитивистской доктрины, однако, является идея о возможности экстраполяции механики компьютерных симуляций граней человеческого поведения на объяснение аналогичного поведения в его оригинальных человеческих формах. Это и вызвало к жизни необходимость снятия традиционных оппозиций вульгарного бихевиоризма и спекулятивного идеализма. Коултер ссылается на революцию в понимании коммуникативного взаимодействия, осуществленную в работах Харвея Сакса и Эммануэля Шеглоффа. Она стала возможной после введения Гарольдом Гарфинкелем концепции «этнометодология» – эндогенного анализа практического действия и практического мышления. Этот поворот к рассмотрению внутренних факторов мышления и поведения человека как будто бы свидетельствует о провале попыток свести проблему выбора к созданию программы. Однако очевидно, что подходы когнитивизма реанимируют попытки бихевиористов вообще устранить традиционные проблемы разума и свободы и забить последний гвоздь в «гроб» картезианства. И эта тенденция соответствует набирающей силу волне деструкции ценностных ориентаций человека, утраты им чувства чести, а вместе с тем кажущемуся «нормальным» и неотвратимым духовному регрессу общественной жизни. В «нормальности» духовного регресса и заключена потенция самодеструкции современной цивилизации.
Заключение
Исторически сформировались три универсальных навигационных ориентира, определявших духовное возвышение человека в безграничном океане Бытия.
Во-первых, это ориентация на откровение истинного Бога, определяющего судьбу народа и предъявляющего нравственные требования к жизни каждого. В итоге поведение масс обретает характер стремления к нравственному самовозвышению и общей нравственной гармонии как непременного условия вечной жизни.
Во-вторых, это ориентация на действие скрытого духа истории, который приводит кажущиеся случайными действия и события к направленному движению к конечной цели, реализация которой и совпадает с достижением полной и постоянно воспроизводящей себя истины цивилизационной жизни.
В-третьих, это антропоцентрическая ориентация на универсальный образец человека, всеобщая реализация которого приводит к нравственному возвышению общества, к такому его состоянию, в котором свобода и самореализация каждого становятся комфортными и желательными для свободы и самореализации.
В этих ориентациях ожидания, надежды, веры, воображения, понимания, воспоминания, узнавания, забвения, восприятия, удивления, мечтания – весь набор этих невидимых эмоций приходит в определенный порядок и превращается в детерминирующую силу влияния на поведение масс, отличающееся от повседневных забот и поднимающее их на высшие ступени цивилизационной жизни.
Три когнитологических образа формируют внутренние стремления человека. Стремление – это специфическое явление внутренней жизни. Если я имею стремление сделать что-то, это не значит обладание чем-то. Нет какой-либо реальной сущности, соответствующей конечному стремлению. Но стремление существует, и оно проявляется в действиях, которые осуществляются в соответствующих обстоятельствах. Стремления и основанные на них решения во всем многообразии жизненных обстоятельств в конечном итоге и восходят к трем отправным пунктам, основывающимся на преданности внутреннему образу. Преданность образу Бога определяет идентичную нравственность людей, знающих, что всякое их неправедное поведение не остается незамеченным и в конечном счете получит свое заслуженное возмездие.
Преданность конечной цели истории определяет идентичность секулярного нравственного сознания, ориентирующегося на благодарность памяти человечества в исторической перспективе.