Читать интересную книгу В черной пасти фиорда - Виктор Тамман

— Взгляните по пеленгу сто двадцать два, — говорю капитан-лейтенанту Новожилову.

Старпом напряженно смотрит в окуляр.

— На горизонте мачты кораблей! — вскоре докладывает он.

— Боевая тревога! Торпедная атака!

Совершив маневр, лодка ложится на боевой курс. Подкрадываться к противнику трудно: на водной поверхности отсутствует даже рябь. Идем на самом малом ходу. Перископ поднимаю, как мы выражались, «вполглазка» — стекло объектива наполовину заливает водой, над поверхностью торчит верхняя часть головки лишь на несколько сантиметров. Несмотря на кратковременность подъема перископа, я хорошо рассматриваю оба судна, идущие с востока, — транспорт и мористее от него охотник за подводными лодками.

Пропустив охотника, за его кормой мы даем залп по транспорту. Мощный взрыв, раздавшийся примерно через минуту после пуска торпед, подтверждает, что одна из них достигла цели.

Лодка начинает резко подвсплывать[19]. Я с тревогой слешу за глубиномером. Старший инженер-механик Горчаков понимает меня с полуслова — четко отдает одно приказание за другим. Старшина трюмных мичман Леднев энергично работает на водяной станции, этот виртуоз в мгновение может найти нужный клапан, одновременно крутить два маховика в разных плоскостях.

Принятые меры (прием забортной воды в цистерны и увеличение скорости хода лодки) не позволили рубке показаться на поверхности.

Мне хочется поднять перископ и проверить результат атаки, но акустик докладывает — шум винтов нарастает. Враг приближается. Мы уходим на глубину. И, кажется, своевременно: вверху уже гудит, и глубинные бомбы рвутся прямо над нами. Корпус лодки содрогается, в ряде отсеков гаснет свет.

Начинаем уклонение от атаки. Идем малым ходом и, внимательно прислушиваясь, следим за действиями противолодочного корабля. А он маневрирует, определяет наше место, курс и скорость. Вот охотник устремляется на лодку, это чувствуется по резкому увеличению оборотов двигателей. Теперь важно спутать его карты. И мы изменяем свои параметры движения: круто отворачиваем, быстро уходим на глубину, изменяем скорость. В итоге враг проносится и сбрасывает серию глубинных бомб в стороне. Дело в том, что на полном ходу противолодочного корабля его акустик ничего не слышит, и наши действия остаются незамеченными. Но так продолжается недолго. Взрывы слышатся все ближе и ближе. Быть может, на охотнике поставлена новая, более совершенная аппаратура? Надо принимать какие-то радикальные меры.

— Штурман, какая глубина места?

— Около девяноста.

Противолодочный корабль снова пошел на нас. Отдаю команды:

— Лево на борт! Полный ход! Погружаться на глубину шестьдесят метров! Приготовить аварийный инструмент!

Бомбы опять ложатся в стороне. Их разрывы становятся глуше. Но тут происходит непредвиденное: раздается оглушительный звук удара и скрежет металла, кажется, корпус со страшным грохотом разламывается на части. Я тут же бросаюсь к телеграфу, перевожу его ручки на «Стоп». Смотрю на часы: стрелки показывают 10.50.

Лодку бросает в сторону, создается крен вправо градусов на 30, после чего мы ощущаем легкий удар средней частью киля. И сразу наступает тишина, лодка выравнивается, и мы продолжаем движение малым ходом.

Становится ясно — лодка ударилась носовой частью о подводный пик или гряду скал. Неровности морского дна часто встречаются вблизи шхер. Но, как видно, не только там. Башкинов измеряет глубину эхолотом. Теперь она уже около 200 метров и продолжает увеличиваться.

— Осмотреться в отсеках!

С тревогой ждем доклады. Поначалу в центральный пост идут благоприятные сообщения: повреждений нет, герметичность корпуса не нарушена, в трюмах сухо. И уже есть надежда, что беда обошла стороной. Но из второго отсеке приходит страшная весть: пробоина, в лодку поступает вода.

Поединок продолжается

Грохот удара во втором отсеке был особенно оглушительным. Именно здесь встретились металл с гранитом.

Услышав команду «Осмотреться в отсеках», командир отсека старшина 2-й статьи Василий Острянко первым делом потребовал соблюдения тишины. Только при этом условии можно установить, есть ли какие-либо повреждения. Все замерли, внимательно прислушиваясь. Снизу донеслось приглушенное шипение.

— Вскрыть настил! — приказал Острянко и первым взялся за дело. За ним последовали все, кто находился в отсеке: командир отделения радистов Николай Чижевский, акустик Николай Никаншин и проходивший практику курсант военно-морского училища Н. Портнов.

Разобрав койки и сняв настил, они увидели самое опасное для подводников: снизу, из-под крышки шахты гидролокатора, веерообразно били струи воды.

Об этом и было доложено в центральный пост. Во второй отсек тут же прибежал старший инженер-механик Горчаков, осмотрел повреждение и установил: пробит выступающий из днища лодки обтекатель гидролокатора, вода устремилась в шахту, гидравлическим ударом сдвинула верхнюю крышку шахты и вырвала (кусками) толстую уплотнительную резину. Сквозь щель, образовавшуюся между крышкой и комингсом (краем) шахты, и поступала вода.

Дав указание, как действовать в создавшейся ситуации, Горчаков вернулся в центральный пост, доложил мне обстановку.

А во втором отсеке тем временем началась ожесточенная борьба за жизнь подводного корабля. Плотно была задраена дверь на переборке, отделяющей второй отсек от третьего, чтобы в него не попали ни сжатый воздух, ни вода. Матросы вооружились аварийным инструментом. В помещение с оглушительным ревом врывался сжатый воздух — Острянко создавал противодавление, ослабляющее поступление забортной воды.

Давление повышалось, а вместе с ним усиливалась резь в ушах, сжимало голову. Превозмогая боль, стоя по пояс в воде, матросы и старшины самоотверженно боролись с аварией.

— Вставлять клинья под крышку, как нас учили! — перекрывая шум, кричал Острянко.

Клинья не решили задачу: мелкие не держались, большие не подходили, да и мешали болты, на которые закреплялась крышка.

— Отставить! — командует командир отсека. — Выбрасывать клинья! Будем обжимать крышку.

Клинья были вытащены. Матросы начали ключами поджимать гайки, пытаясь плотнее прижать крышку к шахте. Щель сузилась, но застрявшие в ней куски резиновой прокладки не позволяли загерметизировать шахту. Поступление воды хотя и уменьшилось, но все еще было значительным, так как наружное давление увеличивалось — лодка уходила на глубину.

Вскоре уровень воды над шахтой поднялся, и работать стало невозможно. Прижатые к носовой переборке, обессиленные, матросы смотрели на темную массу воды, которая неотвратимо надвигалась на них, заливая механизмы и запасные торпеды; на поверхности плавали подушки, шапки…

Положение наше резко ухудшилось. Уклоняясь от противолодочного корабля, лодка отходила в море, под килем простиралась бездна глубин. Устранить же повреждение на плаву стало невозможным.

Решение могло быть только одно: оторваться от преследователя, дотянуть до прибрежного шельфа и для ликвидации аварии лечь на грунт. Важно при этом, чтобы наш маневр остался неразгаданным. Надо дать понять противнику, будто мы двигаемся в море, а на самом деле повернуть к берегу. Но для этого необходимо дождаться очередной его атаки. А охотник, как назло, медлит: наверное, уточняет место и элементы нашего движения — курс, скорость, глубину.

Все ждут моих приказаний, окружающие сознают, что с каждым оборотом винта положение лодки становится все хуже. Но выдержку приходится проявить до конца — начать поворот вовремя.

— Корабль увеличил обороты! — доложил акустик.

— Право на борт! Левый полный вперед!

Лодка разворачивается, набирает предельную скорость и расходится с охотником на контркурсах; мы-то знаем это, а противник — нет. Он оказался обманутым, бомбы теперь рвались далеко от нас.

Лодка все более тяжелела, Она теперь тонула, именно тонула, а не погружалась. В центральном посту шла борьба за положительную плавучесть. Эта борьба осложнилась моим же приказанием — не откачивать воду за борт. Мне представлялось, что при откачке могут всплыть на поверхность размытые продукты (мука, крупа, подсолнечное масло, которые находились в провизионке, расположенной рядом с шахтой гидролокатора) и навести противника на наш след. Ошибка это или нет — никто не скажет, ни тогда, ни сейчас.

Результаты наших усилий обнадеживали: осушив носовые внутренние цистерны, давая порциями сжатый воздух в первую балластную цистерну, а также действуя горизонтальными рулями (когда шли полным ходом), мы за 20 минут опустились всего лишь на 10 метров. Иначе говоря, погружались со скоростью один метр в две минуты. Это не так уж плохо (аварийный провал на глубину достигает скорости погружения метр в секунду). Чрезвычайно важно, что мы не допустили дифферента на нос, случись это — лодка провалилась бы в бездну. А под килем еще много. Подбитый самолет, тянущий до аэродрома, прижимает к земле, нас же засасывает в пучину.