Отец Ролан с минуту смотрел на Тэвиша и только затем заговорил. Судя по его спокойному голосу, он пришел в себя. Но в его первых словах, как бесстрастно они ни были произнесены, заключался ужасный смысл.
— В конце концов… она заставила его это сделать. — Он проговорил это, смотря прямо в искаженное лицо Тэвиша.
Сильная дрожь пробежала по телу Дэвида. Она! Ему хотелось кричать. Ему хотелось знать. В этот момент отец Ролан, дотронувшись рукой до трупа, произнес:
— Его тело еще не остыло. Он умер недавно. Мне кажется, что он повесился не больше, чем за полчаса до нашего прибытия. Помогите мне, Дэвид.
С невероятными усилиями Дэвид овладел собой. Ведь здесь висит только мертвый человек. Над головой Тэвиша блеснул в лунном свете нож, которым отец Ролан перерезал веревку. Они уложили труп на снег; Дэвид пошел в хижину за одеялом, которым отец Ролан тщательно обернул мертвеца, чтобы тот не примерз к земле. Затем они вернулись в хижину. Отец Ролан сбросил свою куртку и развел огонь. Обернувшись, он, казалось, в первый раз заметил смертельную бледность Дэвида.
— Вы были потрясены, когда нашли его там, — сказал он. — Уф! Я не удивляюсь. Дэвид, я не говорил вам, но я ожидал все время какой-то трагедии. Я боялся за Тэвиша. Сегодня ночью, когда собаки и Мукоки предсказывали смерть, я взволновался, но, найдя в печке огонь, успокоился. Я думал, что Тэвиш вернется. Его собак тоже не было. Он, вероятно, освободил их прежде, чем покончить с собой. Ужасно, но справедливо. Я полагаю, что справедливо.
— Что вы хотите этим сказать? — воскликнул Дэвид. — Я должен знать, почему он покончил с собой.
Его рука прижалась к груди, к тому месту, где лежала карточка. В этот момент он хотел ее вытащить и спросить отца Ролана, не это ли лицо — лицо девушки — преследовало Тэвиша.
— Я хотел сказать, что страх привел его наконец к самоубийству, — тихим, уверенным голосом, словно тщательно взвешивая слова, произнес отец Ролан. — Теперь я уверен, что он кому-то причинил ужасное зло, он боялся своей собственной совести, она преследовала его до тех пор, пока он не уплатил свой долг. И это все, что я знаю. Я хотел, чтобы Тэвиш доверился мне: я, может быть, спас бы его.
Отец Ролан снова надел свою куртку.
— Я иду за Мукоки, — сказал он. — Нам предстоит работа, и надо с ней покончить при лунном свете. Не думаю, чтобы вам хотелось спать.
Когда дверь за отцом Роланом закрылась, Дэвид успел уже прийти в себя от первоначального потрясения. Его мозг снова начал работать. Он не испытывал особого сожаления к повесившемуся человеку. Его угнетало нечто большее, чем разочарование: Тэвиш умер и унес с собой тайну, за обладание которой Дэвид отдал бы все, что имел. Почти в отчаянии он что-то бормотал про себя. Им овладело желание громко кричать о том, что Тэвиш обманул его; в нем зажглось бешенство; повернувшись к двери со сжатыми кулаками, он готов был броситься к мертвецу, чтобы вырвать из его глотки желанную тайну и заставить его потухшие глаза хоть на одно мгновение взглянуть на лицо девушки. Через секунду безумное желание исчезло. Неужели Тэвиш перед тем, как покончить с собой, не нашел нужным оставить объяснения своего поступка? Признания? Письма на имя отца Ролана, который, — Тэвиш это знал — возвращаясь на Север, должен был остановиться в его хижине?
Дэвид снова стал осматривать хижину. Он заглянул во все темные углы, осмотрел все стены, снимал одежду с деревянных крючков — нигде ничего не было. Тэвиш снова обманул его! Наконец его взгляд упал на сундучок. Дэвид попробовал приподнять крышку — сундучок оказался незапертым. В это время послышались неясно звучащие голоса. Отец Ролан вернулся с Мукоки, и они вместе прошли к тому месту, где лицом к луне лежал Тэвиш.
Опустившись на колени, Дэвид стал рыться в сундучке. Там он нашел несколько заржавевших инструментов, гвозди, засовы и еще много столь же неинтересных для него вещей. Дверь в хижину открылась. Дэвид встал и обернулся к вошедшим Мукоки и отцу Ролану.
— Здесь ничего нет, — сказал он. — Я не нашел ни одного оставленного им слова.
Отец Ролан не закрыл дверь.
— Мукоки поможет вам в поисках. Посмотрите в его одежде, висящей на стене. Тэвиш должен был что-нибудь оставить.
Он вышел, захлопнув за собой дверь. Несколько секунд он прислушивался, желая убедиться, не идет ли Дэвид за ним, а затем поспешно направился к телу Тэвиша и быстро развернул одеяло. Мертвец со своими открытыми стеклянными глазами на перекошенном лице имел ужасный вид. Отец Ролан вздрогнул.
— Я не могу догадаться, — прошептал он, как бы обращаясь к Тэвишу. — Я не могу догадаться… что заставило вас так поступить, Тэвиш. Но ведь вы не могли умереть, так ничего и не сказав мне. я знаю это. Письмо здесь, в вашем кармане.
Он наклонился, стал на одно колено и, глядя в сторону, принялся обыскивать карманы толстой куртки Тэвиша. На груди мертвеца он нашел письмо, аккуратно сложенное, написанное на нескольких листах, судя по толщине пакета. При свете луны отец Ролан мог легко прочесть слова: «Отцу Ролану, озеро Год. Лично».
Итак, Тэвиш не пал жертвой внезапного страха или припадка безумия. Он спокойно и деловито обдумал свой поступок. Спрятав пакет в свой карман, отец Ролан снова набросил одеяло на труп. Он знал, что лопата и заступ Тэвиша висели на задней стене хижины; он принес их, положил рядом с телом, а затем вернулся к Дэвиду и индейцу.
Те все еще безуспешно искали.
— Я осмотрел его одежду… там, — сказал отец Ролан и пожал плечами, давая понять, что его поиски были столь же безуспешны, как и их. — Можно его похоронить. Надо вырыть неглубокую могилу в том месте, где лежит его тело. Я уже отнес туда заступ и лопату. — Он обратился к Дэвиду: — Может быть, вы поможете Мукоки? Мне хотелось бы побыть одному.
Дэвид и Мукоки вышли из хижины. Отец Ролан подождал, пока не послышались удары заступа; затем он закрыл на засов дверь, сел к столу и достал из кармана исповедь Тэвиша. Развернув листки бумаги, он стал читать…
Земля под снегом сильно промерзла. В течение часа Дэвид и Мукоки попеременно работали заступом. Каждый раз, как наступала очередь индейца, Дэвид, отдыхая, думал о том, почему отец Ролан так долго задержался в хижине. Наконец Мукоки жестом дал понять, что их работа окончена. Затем он, обернувшись, внезапно вскрикнул. Дэвид тоже обернулся и застыл в изумлении.
В десяти шагах от них, освещенный луной, стоял отец Ролан. Казалось, что он пошатывается, точно больной. Движимые одной и той же мыслью, Мукоки и Дэвид бросились к нему. Отец Ролан вытянул руку, словно приказывая им не приближаться. Его смертельно-бледное лицо имело ужасный вид, почти такой же ужасный, как лицо Тэвиша. С неимоверным усилием он произнес странным, напряженным голосом: