Вскоре после этого, в начале марта, Дэвид окончательно решился. Теперь не было никаких оснований откладывать свое путешествие: он чувствовал себя достаточно сильным для того, чтобы преодолеть все препятствия. Три месяца закалили его и сделали крепким, как скала. Он превзошел отца Ролана в стрельбе и из винтовки и из револьвера. Однажды он прошел на лыжах сорок миль за день. Это было тогда, когда они прибыли как раз вовремя, чтобы спасти жизнь маленькой дочери Жана Круассэ, который жил на Великом Громе. После этого случая Круассэ и его жена-метиска готовы были отдать свою жизнь за отца Ролана и за Дэвида, в котором лесные жители стали видеть постоянного помощника отца Ролана. Дэвид видел их возрастающую любовь к себе, их радость при его прибытии, их печаль при его уходе и чувствовал полное удовлетворение, какого он никогда прежде не испытывал. Он знал, что когда-нибудь снова вернется к ним, и уверял в этом отца Ролана.
Отец Ролан не расспрашивал Дэвида о его «друзьях», живших в западных горах. Но каждый вечер он помогал ему намечать путь по имевшимся в «замке» картам, давая целый ряд сведений, которые Дэвид записывал в специальную книжку, и снабжал его письмами к своим знакомым, с которыми он встретится на пути. Когда снег принял грязноватый оттенок и время ухода Дэвида приблизилось, отец Ролан не мог скрыть своего подавленного настроения и стал проводить больше времени в запертой комнате. Несколько раз перед тем, как войти в комнату, он, казалось, колебался, словно ему что-то хотелось сказать Дэвиду. Дважды Дэвиду почудилось, что отец Ролан сейчас предложит ему войти вместе с ним. В конце концов он пришел к убеждению, что его друг хочет посвятить его в тайну, скрывавшуюся за запертой дверью, но боится заговорить. В конце марта то, чего Дэвид ожидал, случилось, но случилось странным образом. Поиграв на скрипке, отец Ролан вышел из комнаты. Он запер дверь и, надевая шапку, сказал:
— Я на часок уйду, Дэвид. Я пойду в хижину Мукоки.
Он не предложил Дэвиду сопровождать его, а, выходя, уронил на пол ключ, который упал с громким стуком. Отец Ролан должен был услышать стук, и если бы он уронил ключ случайно, то, без сомнения, поднял бы его. Но он не обратил на это внимания и быстро вышел, не оглянувшись. Несколько минут Дэвид, не вставая с места, пристально смотрел на ключ. Он мог означать только одно: ему предложено войти в комнату одному. Дэвид не мог сомневаться в этом, увидев, что отец Ролан не потушил в запертой комнате свет. Подождав минут пять, он поднял ключ.
Повернув ключ в замке, он поколебался: ему пришла в голову мысль, что если он ошибся, то результаты его ошибки будут ужасны. Затем он медленно открыл дверь и вошел. Прежде всего он увидел старинную бронзовую лампу, стоявшую на столе посреди комнаты. Осмотревшись, Дэвид сначала не заметил ничего особенного. Внезапно в его голове промелькнула мысль, взволновавшая все его существо: он стоял в комнате женщины! В этом нельзя было сомневаться. Казалось, что женщина только недавно ушла отсюда. Около стены стояла опрятная кровать, покрытая белым одеялом. Она оставила на кровати свой капот. На стене висели ее платья и длинное пальто странного фасона с большим меховым воротником. В углу стоял старинный маленький туалетный столик, а на нем — щетки и гребенка, большая красная подушка для булавок и другие мелочи. Там, где висели платья, Дэвид заметил пару дамских лыж и пару мокасин. На камине стояла высокая ваза с высохшими стеблями цветов. Только через несколько минут Дэвид сделал самое замечательное открытие: между лампой и кроватью стоял второй стол, накрытый на двоих. Да, на двоих. Нет, на троих, ибо несколько в тени Дэвид заметил грубо сделанный высокий стул, а на нем лежали маленький нож и вилка, детская ложечка и маленькая оловянная тарелка. До крайности пораженный, Дэвид стал искать дверь, в которую могла бы незаметно входить женщина. Но двери не было, а единственное окно находилось так высоко, что человек, стоящий снаружи, не мог бы заглянуть внутрь.
Дэвид обратил внимание на то, что все вещи очень старые. Теперь в «замке» отца Ролана не едят больше из оловянных тарелок: дорожка, лежавшая на полу, совсем выцвела. Да, это была комната женщины, но женщина давно покинула ее, и ребенка давно уже здесь нет.
В первый раз Дэвид внимательно посмотрел на стол, где стояла большая бронзовая лампа. Рядом с ней лежала скрипка отца Ролана. Он приблизился на несколько шагов и заглянул за лампу; его сердце внезапно сильно забилось. Сверкая на вылинявшей красной скатерти, лежала перевязанная белой лентой длинная толстая коса темных волос.
Охваченный сомнением, Дэвид медленно направился обратно к двери. Неужели отец Ролан хотел, чтобы он видел все это? Какой-то комок подступил к его горлу. Он сделал ошибку, большую ошибку. Отец Ролан не мог нарочно уронить ключ, это произошло случайно. Дэвид вышел из комнаты, запер за собой дверь и, положив ключ на пол в том месте, где нашел его, снова уселся и взял книгу. Но он не мог читать, так как едва различал строчки. Просидев в таком состоянии минут десять, Дэвид услышал быстрые шаги, и через несколько мгновений отец Ролан вошел в комнату. Он явно волновался и, входя, бросил взгляд на комнату, из которой Дэвид недавно вышел. Затем отец Ролан перевел взгляд на пол. Ключ блестел на том месте, куда он упал. С радостным восклицанием отец Ролан быстро схватил его.
— Я думал, что потерял свой ключ, — проговорил он с легким нервным смехом.
Затем, глубоко вздохнув, он продолжал:
— Сейчас идет снег, сильный снег. И на несколько дней установится хороший санный путь. Вы знаете, как мне не хочется, чтобы вы покинули меня; но если вы твердо решили ехать, нам следует поторопиться. Больше снега не выпадет. Мукоки и я проводим вас до Оленьего озера, которое находится на расстоянии двухсот миль к северо-западу отсюда. Дэвид… вы должны идти?
Дэвиду казалось, что два маленьких кулачка били его в грудь в том месте, где лежала карточка.
— Да, я должен идти, — ответил он. — Я решил окончательно. Я должен идти.
Глава XV. ГОРЫ
Через десять дней после своего посещения таинственной комнаты в «замке», Дэвид крепко пожимал руку отца Ролана, прощаясь с ним у фактории Белого Дикобраза, расположенной на реке Кочрэн, в двухстах семидесяти милях от озера Год. В эти последние мгновения, когда его упряжка уже была готова тронуться в обратный путь, отец Ролан не пытался говорить. В глубине души он не сомневался, что Дэвид никогда не вернется, что он снова попадет в цивилизованную страну и со временем забудет о «замке»и его обитателях. Отпуская руку Дэвида, отец Ролан отвернулся, чтобы скрыть предательское мигание глаз. А голос Дэвида как-то странно дрожал. Он понимал, о чем думает его друг.