Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все шло по графику, и наступил заранее назначенный день. С раннего утра парадная дверь была распахнута, Махмуд, Ахмад и Али все время что-то носили. Они расставили во дворе стулья, приготовили блюда со сладостями. Гостей ожидалось немного. Матушка запретила им рассказывать в Куме о грядущей свадьбе: не хотела, чтобы родичи приехали и увидели, как тут все нескладно. Отцовской сестре сказали, что свадьба будет через несколько недель, но дядю Аббаса не могли не позвать. Он и оказался единственным нашим родственником на этой церемонии, а так, за исключением нескольких соседей, все гости были со стороны жениха. Все требовали, чтобы я сходила в косметический салон, но я опять же уперлась – и снова госпожа Парвин “устранила проблему”: ниткой удалила мне волосы с лица, выщипала брови и намотала волосы на бигуди. Пока она проделывала все это, я продолжала заливаться слезами. Жена дяди Аббаса с утра явилась к нам помогать – или шпионить, как выражалась матушка.
– Какая же ты плакса! – попрекнула она меня. – У тебя и волосков-то на лице почти нет, отчего же ты плачешь?
– Моя детка очень ослабла, ей трудно вытерпеть, – заступилась мать.
У госпожи Парвин у самой тоже текли слезы. Она то и дело прикидывалась, будто ей нужно сменить нить и украдкой вытирала глаза.
Брачная церемония была назначена на пять часов, когда становится прохладнее. К четырем прибыла семья жениха. Хотя все еще было жарко, мужчины уселись снаружи, под тутовым деревом. Женщины поднялись наверх в гостиную, где был накрыт праздничный стол – суфрэ. Я оставалась в соседней комнате.
Мать ворвалась в ту комнату, забранилась:
– Все еще не одета? Скорее! Господин жених прибудет меньше, чем через час.
Меня била дрожь. Я бросилась к ногам матери и умоляла ее не принуждать меня, не выдавать насильно замуж.
– Я не хочу замуж! – твердила я. – Мы ведь даже не знаем, кто он такой! Ради Аллаха, не заставляй меня. На Коране поклянусь: я убью себя! Иди и отмени все это! Позволь мне поговорить с отцом. Или знай – я согласия не дам. Сама увидишь! Либо отмени все, либо я перед людьми скажу, что не согласна выходить замуж!
– Аллах, пошли мне смерть! – зашептала она. – Замолчи! Что это за речи? Хочешь опозорить нас перед всеми? На этот раз твой брат тебя на куски порежет. Ахмад весь день с ножом не расстается. Так и говорит: “Пусть только лишнее слово скажет, и я сразу ее прикончу”. Подумай хотя бы о чести твоего отца! О нем, бедняге, подумай! У него сердце разорвется, он умрет на месте!
– Я не хочу выходить замуж, и ты меня не заставишь.
– Заткнись, не смей повышать голос! Люди услышат.
Она хотела меня схватить, но я нырнула под кровать и забилась в дальний угол. Бигуди посыпались во все стороны.
– Накажи тебя Аллах! – мать уже не шептала, а шипела. – Выходи живо! О, чтоб я увидела тебя на столе в мертвецкой! Выходи!
Кто-то постучал в дверь. Это был отец.
– Хозяйка, что вы делаете? – спросил он. – Жених вот-вот прибудет.
– Ничего, ничего, – заспешила мать. – Она одевается. Позови к нам скорее госпожу Парвин.
И едва отец вышел, я услышала рык:
– Вылезай, негодяйка! Вылезай, не то убью! Хватит нам срама!
– Не вылезу! Не пойду замуж! Ради любви к моему брату Махмуду – ради Аллаха, которого ты чтишь – не выдавай меня замуж! Скажи им, что мы передумали.
Заползти под кровать матушка не могла. Но она сунула руку поглубже, ухватила меня за волосы и потащила. В этот момент вошла госпожа Парвин.
– Аллах милосердный! Что вы творите? Вы же ей все волосы вырвете.
Мать пропыхтела:
– Это она! Хочет осрамить нас в последнюю минуту!
Скорчившись на полу, я с ненавистью глядела на мать. А она все еще сжимала в руке прядь моих волос.
Мне кажется, я так и не сказала “да” на церемонии бракосочетания. Мать изо всех сил щипала меня за руку и шептала: “Скажи ‘да’, скажи ‘да’”. Наконец кто-то произнес “да” и все радостно закричали. Махмуд и еще несколько мужчин, сидя в соседней комнате, пели хвалу Пророку и его потомкам. Еще что-то происходило – я ничего не замечала. Как будто плотная вуаль накрыла мне глаза. Все плыло в дымке, в тумане. Голоса сливались в смутный, невнятный шум. Словно в трансе, я смотрела куда-то, сама не зная куда. И какое мне дело до того, что мужчина рядом со мной считается теперь моим мужем. Кто он такой? Хотя бы как выглядит? Все кончено. А Саид так и не явился. Мои мечты и надежды погибли. Саид, Саид, что ты сделал с нами…
Очнулась я в доме этого человека, в спальне. Он сидел на кровати спиной ко мне и развязывал галстук. Сразу было видно: он не привык к галстуку и рад от него избавиться. Я стояла в углу, цепляясь за чадру, которую на меня намотали, прежде чем доставить в этот дом, туго прижимала к груди белую ткань. Я дрожала, как осенний лист. Сердце часто билось, но я старалась не издавать ни звука, чтобы муж не обратил на меня внимания. В глухой тишине слезы капали мне на грудь. Боже, что это за обычаи такие? Братья хотели меня убить за то, что я перемолвилась парой слов с человеком, с которым два года была знакома, много о нем знала, которого полюбила и была готова идти за ним на край света – а теперь кладут меня в постель к чужому мужчине, к которому я никаких чувств не питала, кроме страха. У меня мурашки по спине побежали при одной мысли, что он до меня дотронется. Меня изнасилуют – и никто не вступится. В комнате полумрак. Мой взгляд, должно быть, просверлил ему затылок – мужчина обернулся, поглядел на меня и спросил негромко, словно бы с удивлением:
– В чем дело? Чего ты боишься? Меня? – усмехнулся саркастически и добавил: – Не смотри на меня так. Точно ягненок на мясника.
Я пыталась что-то ответить, но голос не повиновался.
– Успокойся, – сказал он. – Не бойся. Тебя вот-вот удар хватит. Я тебя не трону. Я не животное!
Туго натянутые мышцы слегка расслабились. Освободилось спертое дыхание. Но тут мужчина поднялся, и мое тело само собой непроизвольно скорчилось, я снова вжалась в угол.
– Послушай, девонька, у меня есть еще дела. Нужно с друзьями повидаться. Я пойду. Переоденься в удобную одежду и ложись спать. Обещаю – я не прикоснусь к тебе этой ночью. Честью клянусь.
Он взял ботинки, поднял руки, словно сдаваясь в плен, и повторил:
– Видишь? Я ухожу.
Входная дверь захлопнулась. Я обвисла, как тряпка, сползла на пол. Измучилась так, что ноги уже не держали вес моего тела. Как будто гору на плечах несла. И так я сидела, пока не выровнялось дыхание. Смотрела на свое отражение в зеркале на туалетном столике. Отражение расплывалось, искажалось. Неужто это и вправду я? С растрепанных волос криво свисает идиотская вуаль, лицо под размытыми остатками до нелепости густого грима смертельно бледно. Я сорвала с головы вуаль. Попыталась расстегнуть пуговицы на спине. Ничего не получилось. Дергала за ворот, пока пуговицы сами не посыпались. Мне хотелось содрать с себя это платье, избавиться от всех знаков нелепого брака.
Я огляделась по сторонам в поисках нормальной одежды. На кровати расстелена ярко-красная ночная рубашка, вся в складочках и кружевах, по вкусу госпожи Парвин. Мой чемодан стоял в углу. Большой и тяжелый. Еле-еле я выдвинул а его и открыла. Там нашлись мои домашние платья, одно из них я надела и вышла из спальни. Где тут ванная? Я нажимала на все выключатели и открывала все двери, пока не отыскала. Вошла, сунула голову под кран, несколько раз вымыла лицо с мылом. На краю раковины лежал набор для бритья – чужая вещь. Бритва, я только на нее и глядела. Да, единственный выход для меня. Освободиться. Пусть найдут мой труп здесь, на полу. Первым, конечно, наткнется на него этот чужой мужчина. Испугается, но горевать не станет. А когда матушка узнает, что я умерла, она будет плакать и рыдать, она вспомнит, как тащила меня за волосы из-под кровати, как я просила ее и молила, вспомнит – и будет страдать. В сердце я почувствовала холодок предвкушения и стала воображать дальше. Как поведет себя отец? Обопрется рукой о стену, головой уткнется в сгиб локтя и заплачет. Он вспомнит, как я его любила, как рвалась учиться, как не хотела замуж, его будет терзать мысль о том, сколь жестоко он обошелся со мной и, может быть, он даже расхворается с горя. Я заметила, что мое отражение в зеркале усмехается. Месть сладка!
А что же остальные? Саид! О, Саид придет в ужас. Будет плакать, вопить, проклинать себя. Почему же он не вернулся вовремя просить моей руки? Почему не похитил меня, не помог мне бежать? До конца жизни он будет страдать, горюя обо мне. Я вовсе не желала ему столько мучений, но в конце концов сам виноват. Взял и пропал куда-то. Почему не попытался спасти меня?
Ахмад!.. Этот не заплачет, но и он почувствует свою вину. Когда он услышит страшную весть, он будет ошеломлен. Ему станет стыдно. Потом он побежит к госпоже Парвин и будет пить у нее целую неделю, и по утрам, и по вечерам. Но с этого времени свои пьяные ночи он будет проводить под моим упрекающим взором. Уж его-то мой дух никогда не оставит с миром.
- Улпан ее имя - Габит Мусрепов - Историческая проза
- Свенельд или Начало государственности - Андрей Тюнин - Историческая проза
- Борджиа. Первая итальянская мафия - Ирина Александровна Терпугова - Историческая проза