Читать интересную книгу Третья тропа - Александр Власов

— Можно? — спросил он, просунув в щель только нос.

— Входи, Самовариков, — разрешил подполковник Клекотов. — Садись.

В комнате было два стола: маленький — для начальника лагеря и большой, за которым работали комиссар и капитан Дробовой. Они и сейчас сидели за ним. Уловив какой-то не совсем понятный, но по крайней мере не злой огонек в глазах Клима, Вовка не пошел к столу подполковника, а сел у большого стола — поближе к комиссару.

Клекотов заметил этот маневр и одобрительно подумал, что Клим пользуется у ребят доверием.

— Показывай свою работу, — сказал подполковник и встал, подошел к стулу, на краешке которого сидел Вовка.

Мальчишка вытащил из-за рубашки фотографии. Они были немного помяты после вчерашнего путешествия, но это не мешало видеть в них главное: умение отобрать интересные моменты из лагерной жизни и передать не только их смысл, но и внутренний настрой попавших в кадр мальчишек.

Несколько минут трое мужчин молча рассматривали фотографии. Клекотов и Клим не старались скрыть своего одобрения. Капитан Дробовой был непроницаем, но он первый высказался вслух:

— Добротная работа, не спорю. Только ты не все показал.

Вовка вздохнул и уставился на свои ботинки.

Дробовой подвинул к нему фотографии, побывавшие на милицейской доске.

— Твои?

Вовка вздохнул еще горестней.

— Мои.

— Кто вывесил их на доску? Ты?

— Я, — покорно согласился Вовка.

— Это неправда! — возразил Клим. Он давно решил, что инициатором злой шутки был Богдан. — Ты не такой.

— Такой, — отозвался Вовка. — И ничего другого не скажу.

Всем почему-то стало неловко продолжать допрос. Никто не поверил Вовкиному признанию. Они могли бы втроем нажать на мальчишку и вынудить его назвать настоящего виновника, но не хотелось ломать Вовкину волю. Даже дотошный капитан Дробовой замолчал.

И все-таки надо было как-то завершить разговор. Клим высказал то, что чувствовали все:

— На твоем месте, Володя, я, может быть, ответил бы так же. Но знаешь, чего бы я не допустил на твоем месте?.. Чтобы эти карточки висели на доске преступников!

— Они бы и не висели, если бы.

Вовка замолчал — побоялся, что своей откровенностью может испортить разговор, который склонялся в мирную сторону.

— Начал — так уж договаривай! — попросил Клим.

И Вовка решился:

— Я не без спроса возился с карточками — проявлял и печатал!

— Верно, — подтвердил Клим. — Я разрешил.

— А что потом? — Вовка с укором взглянул на комиссара. — Что потом вышло?

— Что же вышло?

— А то, что я до самого вечера провозился с ними, для всех работал и за это остался без палатки!

Клим пропустил бороду сквозь пальцы.

— Я предупредил командира отделения.

— А он все равно не дал места!

Клим почувствовал за собой вину: не довел дело до конца.

— Ну что ж, Володя! Виноват!.. Вот при начальнике лагеря говорю: подвел я тебя!

Вовка не привык видеть взрослых, которые бы вот так — откровенно — признавали свою вину. У него защекотало в горле от теплой признательности к комиссару. И даже ироническое замечание капитана не охладило Вовку. Дробовой сказал:

— Мы же и виноваты, оказывается!

— Да нет, товарищ капитан! — воскликнул Вовка, чувствуя неодолимое желание ответить на чистосердечность комиссара такой же откровенностью. — Что я — дурак!.. Никто из вас не виноват!.. А я никогда больше дурить с аппаратом не буду! Разобью его, если хоть один вредный снимок получится!

Вовкино обещание прозвучало с такой трогательной убежденностью, что нельзя было не поверить ему.

— Ты его все-таки не разбивай, — улыбнулся подполковник Клекотов. — Ты его сдай пока на хранение, а комиссар выдаст тебе напрокат новую оптику. Снимай. Потом альбом про наш лагерь сделаем…

Когда они шли к мастерской, чтобы поменять старый фотоаппарат на новый, Вовка, не зная, как отблагодарить комиссара, вдруг остановился и произнес не то с угрозой, не то с каким-то предостережением:

— Скажу-у!.. Мне никто не верит — все равно вам скажу!

С неодобрением подумал Клим, что Вовка все-таки сейчас назовет того, кто вывешивал карточки.

— Придем в лабораторию — там и скажешь.

— Нет, здесь! А то передумаю! — Вовка сердито крутанул в воздухе фотоаппаратом и намотал ремешок на кулак. — Из‘ за него все! — Открыв футляр, он вытащил из-за подкладки небольшую фотографию. — С этого началось!

На карточке просматривалась перспектива вечерней улицы. На переднем плане — фонарный столб, и с ним в обнимку — плотный мужчина в шляпе. Падающий сверху свет отчетливо прорисовывал каждую черточку его запрокинутого в пьяном смехе лица.

— Кто это? — спросил Клим.

— Завуч! — коротко ответил Вовка и добавил для ясности: — Нашей школы.

Клим удивленно свистнул.

— Он у вас пьяница?

— То-то и оно, что нет! Никто его таким не видел. И я — только один разок… И как назло — с этим! — Вовка снова крутанул фотоаппаратом. — Щелкнул для смеха, а потом не смешно стало!..

На следующее утро завуч встретил Вовку у школьной раздевалки и провел его в свой кабинет. Вчерашнее помнилось туманно, и завуч задал проверочный вопрос:

— Ты зачем в темноте с фотоаппаратом разгуливаешь?

— А там и не темно! — ухмыльнулся Вовка. — Под фонарем — как днем!

— Ну и что? — выжидательно спросил завуч. — Получилось?

Вовка еще вечером проявил пленку и напечатал пару карточек. Сейчас он заколебался: сказать об этом или соврать что-нибудь? Он бы, вероятно, соврал, но завуч опередил его.

— Я с тобой как мужчина с мужчиной, — заговорил он. — Всякое, друг мой, случается… Ты уж извини меня и принеси все, что там у тебя вышло… Вырастешь — поймешь!

Получив разрешение пропустить первый урок, Вовка, подкупленный доверительным тоном завуча, сбегал домой и принес ему негатив и одну из карточек.

Была у Вовки спекулятивная мыслишка: думал он, что уж теперь по физике ему обеспечены сплошные пятерки. Физику преподавал завуч. Но не дождался Вовка пятерок. Наоборот: ответит он на крепкую уверенную тройку — такую, что при желании и четыре поставить можно, а завуч ему двойку в дневнике выводит.

С этой первой незаслуженной двойки и началась борьба, в которой Вовке никак не удавалось одержать победу, потому что были они — ученик и завуч — в разных, как говорил Вовка, весовых категориях.

Завуч всеми средствами старался выжить Вовку из школы, а обиженный и обозленный Вовка вредил ему как мог. Он долго не решался пустить в ход оставшуюся у него фотокарточку. Ограничивался тем, что портил в физическом кабинете приборы, во время опытов по электричеству пережигал пробки, приходил на урок с фотоаппаратом и демонстративно держал его на столе. Но все это обернулось против него. У завуча появились неопровержимые факты хулиганского поведения. Вовкиных родителей стали часто вызывать в школу, а потом и в роно. Завуч настаивал на том, чтобы определить Вовку в спецшколу как неисправимого и злостного хулигана.

Доведенный до отчаяния, Вовка достал припрятанную фотографию завуча, обнимающего фонарный столб, и сначала показал ее дома. Мать просто не признала в пьяном человеке школьного завуча — не смела признать. Отец хоть и узнал его, но тоже не поверил сыну. Вовка со второго класса занимался фотоделом, изучил многие хитрости и тайны этого ремесла.

— Фотомонтаж! — определил отец. — Чисто сделан — не подкопаешься! — похвалил он работу и выдрал Вовку за эту, как он считал, фальшивку.

Школьные приятели, которым Вовка показал карточку, долго смеялись над ней, но и они приняли ее за ловкую подделку. Одноклассники знали, что между Вовкой и завучем идет война, и решили, что Вовка применил новое оружие.

Слух о какой-то фотокарточке, порочащей завуча, облетел всю школу. Вовка на это и рассчитывал. Но уже с самого начала выходило по тем же слухам, что эту карточку сфабриковал Самовариков, который может со своим аппаратом сотворить любой фокус: снимать муху, а получить фотографию слона.

Больше Вовка нигде не показывал злополучный снимок пьяного завуча: ни на педсовете, ни в роно, ни на комиссии по делам несовершеннолетних. На всех этих совещаниях и заседаниях он отмалчивался, накрепко усвоив обидную формулу: наглая ложь взрослого сильнее мальчишеской правды. Несмотря на протесты завуча, Вовку пока оставили в прежней школе, но направили на лето для исправления в лагерь для трудных подростков…

— Дай мне эту фотографию, — попросил Клим.

Разоблачение

Из пяти разных фотоаппаратов новейших марок, предоставленных в распоряжение лагеря шефами, Вовка выбрал фоторужье. Не помня себя от счастья, он укатился на Третью Тропу, забыв поблагодарить комиссара. Клим убрал старый Вовкин аппарат и, возвращаясь в штаб, раздумывал, где бы провести авторитетную экспертизу Вовкиного снимка. Лишь у самого штаба комиссар обратил внимание на черную «Волгу», стоявшую у крыльца. Это была знакомая райкомовская машина, а в штабе сидели Зина Кудрявцева и еще какой-то мужчина.