Читать интересную книгу Третья тропа - Александр Власов

— Не старайся напрасно! Отбегался! — продолжала Зина Кудрявцева. — Никого больше не обманешь — по всем городам про тебя сообщили! — От этих слов ей опять стало обидно. — Персона какая!.. Сколько занятых людей от дела из-за него отрывают!.. Но я вожусь с тобой последний день!.. Говори сейчас и говори правду: где твои родители, как их фамилия?

Вьюном выскользнул Забудкин из-под руки Клима, съехал со стула и, очутившись под столом, запрокинулся на спину, забарабанил кулаками и ногами по полу.

— Нету! Нету! — сквозь фальшивые рыдания выкрикивал он. — Один!.. Сирота!.. Хоть убейте!.. Нету никого!.. Хоть зарежьте!.. И не было!

Все понимали, что эта истерика искусственная, но каждому стало не по себе при виде мальчишки, который, как в настоящем приступе, бился и хрипел под столом. Дробовой заткнул уши пальцами и брезгливо процедил:

— С-симулянт!

Клим нагнулся и хотел вытащить Забудкина из-под стола, но тот визжал, царапался и раза два сильно дернул его за бороду, не забывая выкрикивать:

— Сирота!.. Сирота!.. Кру-углая!

Обидчивая, но и отзывчивая Зина Кудрявцева подошла к столу и опустилась на корточки.

— Ну, успокойся!.. Ну, не надо!.. Ты хоть об пол так не стукайся, а то и в самом деле голова разболится!.. Ну, давай поговорим спокойно. Ты сейчас нам скажешь, где твои родители, а мы.

Забудкин взвыл еще громче и так забился на полу, что затрясся весь стол.

— Разрешите мне? — спросил Кульбеда у Клекотова.

Не дожидаясь ответа, он подсунул руки под голову и колени мальчишки, поднял, прижал к себе и качнул, как младенца. Всем показалось, что сержант затянет сейчас какую-нибудь колыбельную. Но вместо песни он нараспев в такт покачиванию стал повторять одно и то же слово:

— Все, все, все, все, все, все.

И Забудкин притих, уткнувшись лицом в его гимнастерку.

В штабе стало тихо, точно все боялись помешать сержанту усыпить мальчишку. Капитан Дробовой — и тот приглушил свой голос:

— Это ни на что не похоже!.. Это не лагерь, а. — он задохнулся от возмущения, — а родильный дом! И не сержант вы, а баба-повитуха! Дядька пушкинский, а не инструктор!

— Дядька и есть! — улыбнулся Кульбеда.

Капитан затряс бритой головой:

— Нет! Я так больше не могу!.. Не знаю!.. Не умею!..

— И я не умею, — признался Клекотов, хотя и не разделял возмущения Дробового. — Если бы мы все знали и умели, не было бы, наверно, надобности в нашем лагере.

— Вы правы. Мы еще плохо работаем с подростками, — согласилась Зина Кудрявцева и, указав на дверь, сказала Кульбеде: — Несите его в машину.

— А мне кажется, — подал голос Клим, задрав кверху бороду, — у райкома комсомола сегодня больше, чем вчера, оснований оставить его у нас.

— Что вы! Что вы! — Зина Кудрявцева замахала обеими руками. — Не имею права!

Голова Забудкина чуть повернулась в ее сторону. Он глянул одним глазом на секретаря райкома.

— Имеете!

— Ну, очухался! — обрадовался Кульбеда и поставил мальчишку на пол.

Зина Кудрявцева решительно подошла к Забудкину и протянула руку.

— Поехали! Я тебя впереди посажу, рядом с водителем!

Забудкин спрятался за Кульбеду.

— Товарищ сержант! Постойте с ним в коридоре! — попросил подполковник. — А мы посовещаемся.

— Разрешите мне остаться? — настойчиво произнес Кульбеда. — А Иннокентий и один там побудет-не убежит. Я за него в ответе! — Он присел перед Забудкиным, одернул его курточку, заглянул в глаза-щелки. — Ведь правда, не подведешь?

— Только не отдавайте! — прошептал мальчишка и сам вышел из комнаты.

Разговор был трудный. Кульбеда и Клим настаивали на том, чтобы оставить Забудкина в лагере. Капитан Дробовой молчал. Подполковник Клекотов не сразу высказал свое мнение. Он внимательно прислушивался к возражениям Зины Кудрявцевой, которые были очень вескими. На мальчишку объявлен розыск, и она обязана доставить его в милицию.

— Когда найдут родителей, тогда пусть и забирают! — сказал Клим.

— А как искать, если он у нас останется? — спросил Клекотов. — Этим мы затрудним работу милиции.

— Найдут родителей или не найдут, а ему самое место в таком лагере! — высказался наконец капитан Дробовой и добавил: — Только без этих… без поблажек!

— Это пустой разговор! Вы меня поймите! — Зина Кудрявцева для убедительности прижала руку к груди и произнесла чуть ли не по слогам: — Я не имею пра-ва!

— Можно мне? — спросил Кульбеда. — Жалко его. И врунишка несусветный, и кривляка — дальше ехать некуда, а жалко!.. Набедокурит — и в меня носом тычется, защиты ищет. Телок несмышленый, да и только!.. И уж если он признается в чем, так мне первому… Раньше любого инспектора… Я это нутром чую.

На всех подействовали эти слова. Клекотов с удивлением почувствовал, что теперь готов поддержать сержанта. Зина Кудрявцева хоть продолжала еще возражать, но уже не так решительно.

Может быть, все-таки оставить? Только что она скажет секретарю райкома партии, если вернется одна? Как объяснит в милиции свой поступок? Для многих эти опасения стали бы решающими, а она пересилила себя и, дав согласие оставить мальчишку в лагере, сказала, как провинившаяся и заранее приготовившаяся к наказанию девчонка:

— Ну и будет мне сегодня!..

Кульбеда первый вышел из штаба. Забудкин стоял в полутемном коридоре, привалившись к стене.

— Пошли, Иннокентий, докапывать канаву.

Ночной дозор

За этот день во всех четырех взводах ребята завершили внутреннее оборудование палаток, соорудили умывальники, туалеты и приступили к установке столбов для электро- и радиопроводки. В вечерних рапортичках, представленных в штаб, командиры докладывали и о неприятных происшествиях. Их было много. Кто-то прорезал в палатке дыру. Юные дзержинцы нашли виновника, заставили наложить на прорезь заплату и перевели его в эту палатку. Теперь его кровать стояла как раз под залатанной дырой. Если в дождь будет капать — винить некого.

Снова обнаружились картежники. Они играли на «велосипед». Проигравшего заставили разуться, уложили его на спину. Между пальцами ног засунули по тонкой полоске бумаги и зажгли. Мальчишка отчаянно задергал ногами, чтобы потушить огонь. Это и называлось «велосипедом».

В первом взводе произошел взрыв, после которого палатку наполнил тошнотворный запах. Оказалось, что у одного из запасливых мальчишек в тумбочке лопнула банка с кильками. Она и дома лежала, наверно, не одну неделю, а здесь, в нагретой солнцем палатке, ее прорвало.

Рапортичка третьего взвода, подписанная Славкой Мощагиным, выглядела благополучно. О разоблачении Забудкина он не писал, считая, что в штабе знают об этом лучше, чем он. Об истории с фотографиями Славке вообще не было ничего известно. А больше никаких происшествий в его взводе не случилось, если не считать мелочей, о которых Славка решил не упоминать. Во втором отделении была небольшая потасовка. В четвертом в палатке на столе устроили кучу малу. Алюминиевые ножки не выдержали тяжести и согнулись. Славке казалось, что описание всего этого в рапортичке прозвучит как кляуза.

Зато он не поскупился на слова, подробно докладывая о том, что Богдан сдержал слово и вместе с другими мальчишками еще до обеда в ударном порядке поставил палатку. В этот знаменательный для него день Богдан вел себя образцово, особенно после того, как сияющий Вовка Самоварик вернулся из штаба с фоторужьем. Без всяких расспросов Богдан понял, что все обошлось благополучно. Он позвал Вовку к себе.

— Запомни: Богдан долги отдает по первому требованию.

— Да ладно! — отозвался Вовка и покатился куда-то отыскивать первый кадр, достойный нового, никогда еще им не опробованного фоторужья.

После ужина в лагере не работали. В тот вечер на всех просеках загорелись костры. Мальчишки уже знали, что начальник лагеря не запрещает разводить огонь, и почти у каждой палатки взметнулось вверх веселое пламя.

На Третьей Тропе горели два костра. Один — большой и жаркий — пылал на самом берегу речки. Там собрались мальчишки из трех отделений. Многие уже бродили по воде с горящими головешками — искали раков. Второй костер — поменьше — трещал и стрелял искрами около палатки Богдана. Большая груда сухого валежника была заготовлена впрок. Это постарались Шуруп и шурупчики. Они воспользовались добрым настроением Богдана и сами вызвались натаскать дров. Получив милостивое разрешение, мальчишки приволокли из леса столько сучьев и хвороста, что на всю ночь хватит.

У костра собралось почти все отделение. Не было только троих. Вовка Самоварик еще не вернулся, а Гришку Распутю и Забудкина огонек не выманил из палатки. Они лежали на своих койках. Забудкин старался держаться подальше от мальчишек. Он еще не освоился со своим новым положением. Привычную маску бывшего сектанта пришлось снять. Без нее он чувствовал себя неуверенно.