Читать интересную книгу Третья тропа - Александр Власов

А сержант Кульбеда в это время шел по той же тропе навстречу.

Когда ребята убежали от гастронома, он правильно решил, что деваться им некуда.

Один у них путь — в лагерь. И сержант напрямик, лесом, не жалея ног, домчался до Третьей Тропы. Его не испугало отсутствие мальчишек. Представив себя на их месте, он подумал, что скорей всего они идут к лагерю не лесом, а по реке, и вышел им навстречу.

Их шаги Кульбеда услышал издали и остановился. Надо было решить, как лучше: встретить их и вместе дойти до лагеря или предоставить им возможность вернуться одним. Второе показалось ему более правильным. Он сошел с тропки и спрятался за куст.

Именинник

Первым на Третьей Тропе проснулся Гришка Распутя. Его разбудила белка. Она стряхнула с елки шишку и с любопытством наблюдала за нею бусинками глаз. Шишка запрыгала вниз по сучкам, повисла на секунду на нижней ветке, отцепилась и упала Гришке на грудь.

Он сонно нашарил ее рукой, поднес к носу, понюхал и только тогда открыл глаза. Сверху из густого переплетения ветвей на него смотрела острая беличья мордочка. Он улыбнулся и его глаза, всегда круглые и невыразительные, вдруг засветились детской восторженностью. Гришка показал белке язык, а шишку засунул в карман.

Утро было теплое и на редкость ясное. От вчерашнего дождя не осталось и следа.

Сочно зеленели деревья. Чистый до хрустальной прозрачности воздух отдавал бодрящим лесным духом. Нарядно белели палатки.

Гришка потянулся, но не встал. Он лишь закинул руки за голову и чуть приподнял ее, чтобы видеть всю Третью Тропу.

Из палатки без гимнастерки, босиком выбрался сержант Кульбеда. Постоял, подставив рябое лицо солнцу, помурлыкал что-то, щуря глаза, и побежал к речке мыться.

С полотенцем через плечо, в одних плавках, стройный и мускулистый, вышел из другой палатки Сергей Лагутин. Глубоко подышал, подымаясь на цыпочки и широко разводя руки, взглянул на часы и, снова нырнув в палатку, вернулся с камерой и покрышкой от футбольного мяча. Пока он надувал и зашнуровывал мяч, сержант умылся и рысцой поднялся вверх по просеке.

Сергей вытянулся по стойке смирно.

— Здравия желаю, това…

Кульбеда недовольно замахал руками.

— Подъема не было, а ты орешь, людей напрасно будишь.

— Через четыре же минуты! — обиженно сказал Сергей и выставил вперед руку с часами. — Смотрите!

— Вот ты их и не отнимай — эти четыре минуты.

— А когда сами не спят? — Сергей покосился почему-то на груду неразобранного оборудования, прикрытого брезентом. — И другим не дают! Это как?

— Про это пока забудь. Будто и не было ничего!.. А почему — не тебе объяснять.

— Тактика? — повеселел Сергей.

— А кто ее знает! — Кульбеда подтянул брюки и направился к своей палатке. — Может, даже стратегия.

Сергей зашнуровал мяч, попробовал, хорошо ли надут, установил его на ровном месте, снова взглянул на часы и стал ждать. Как только на штабной поляне горн заиграл подъем, Сергей разбежался и сильным точным ударом послал мяч в накрытую брезентом груду вещей. То место, куда попал мяч, вдруг начало вспучиваться, как набухает от удара шишка на лбу. Брезент зашуршал, зашевелился. Один его край пополз кверху, загнулся — и из-под него выглянула круглая заспанная голова Вовки Самоварика. Еще несколько рук ухватилось за край брезента, стянуло его на сторону, и вся компания Богдана очутилась на ярком солнечном свете.

С всклокоченными волосами, в измятой одежде мальчишки сидели на тюках и, протирая глаза, никак не могли понять, где они находятся и что с ними случилось.

— Подъем!.. Подъем! — неслось по лагерю.

— Первое отделение!.. Подъем! — крикнул и Сергей, сдерживая смех.

Остальные не сдерживались. Высыпав из палаток, они хохотали от души над ночными путешественниками. Шурупа и его четверку Богдан утихомирил сам. Грозно взглянул на них — и те умолкли, словно подавились. Ребят из других отделений охладил сержант Кульбеда. Он вышел из палатки уже побритый, в полной форме и скомандовал:

— О-отста-авить!.. На речку, умываться, бего-ом, марш!

И засверкали на Третьей Тропе голые пятки. В такое теплое утро искупаться в речке — это мальчишки выполнили бы и без всякой команды. Покатился вниз по просеке и Вовка Самоварик. Расправив кое-как смятые в гармошку брюки, пошли к речке Фимка и Димка. Последним побежал умываться Славка Мощагин.

Он не спал почти всю ночь. Сначала ждал, когда вернется сержант, потом проследил за мальчишками, которые долго укладывались под брезентом, и, наконец, сходил в штаб и доложил, что все в порядке. Задремал он, когда уже светало, и проспал бы подъем, если бы Кульбеда ласково не подергал его за ухо.

На Третьей Тропе из мальчишек остались только Богдан, который сидел на тюке и старательно расчесывал волосы, да Распутя, невозмутимо лежавший под елью.

Сначала Кульбеда подошел к Богдану.

— Расчесался ты хорошо. Ишь, волосы-то какие красивые!.. А как насчет умыться?

— Далеко, — позевывая, ответил Богдан. — Ванну бы я принял. А расчесался, товарищ сержант, потому, что день сегодня такой.

— Да, день особый, — согласился Кульбеда. — Первый как-никак.

— Не в том дело! — Богдан хотел что-то объяснить, но сдержал свой порыв. — Да ладно! Плевать! — Он пытливо взглянул на Кульбеду. — Доложили про вчерашнее?

— А конфеты-то вкусные хоть были?

— Н-ничего, — промямлил Богдан. Вопрос застал его врасплох. — Странный вы какой-то!

— Нет! — не согласился Кульбеда. — Самый обычный. И передай ребятам, что вы в долг десятку у меня взяли. Ну, а ванну обещать не могу. Рукомойник — вот его установим около каждой палатки. Близко будет… Годится?

Окончательно сбитый с толку, Богдан кивнул головой.

— Вот и договорились! — закрепил его согласие Кульбеда и перешел к Распуте. — Ноги не промочил?

Гришка вопросительно заморгал глазами.

— Они же у тебя из-под ели высовывались.

— Ну да? — Гришка даже привстал, посмотрел на свои кеды и снова лег. — Не-а. Сухие. А в меня рыжуха во чем запустила. — Он достал из кармана шишку. — Во какая.

Сержант с серьезным видом повертел шишку в руках.

— Бывает… У ней там дупло где-нибудь с детенышами. — Кульбеда еще вчера нащупал Гришкину слабость. — Бельчата, говорят, плохо растут, а то и совсем погибают, когда под их деревом по ночам ворочаются.

— Ну да? — Гришка беспокойно заерзал на своем ложе. — Вот позовут на завтрак — встану и больше сюда не лягу.

— Да уж встань, пожалуйста! — попросил Кульбеда. — И там, в строю-то, не горбись — выпрямись. Да и руки не мешало бы сполоснуть перед едой.

— Они чистые… Я вчера и не работал — не запачкался.

— А сегодня поработаешь?

— А чего ж?.. Только я тяжелое люблю.

— Тяжесть я тебе сегодня обеспечу, а ты уж умывайся хоть по утрам.

— Грязный буду — помоюсь.

— Спасибо!

Сержант Кульбеда ни в голосе, ни в выражении лица не допустил и намека на иронию. Просто у них состоялся мужской деловой разговор, и оба остались вполне удовлетворенными его исходом.

Через полчаса горн позвал на завтрак. Построение на Третьей Тропе прошло быстро и слаженно. Славка Мощагин уже довольно бойко подавал команды, да и мальчишек подгонять в столовую не приходилось. Колонна третьего взвода бодро затопала вверх по просеке.

В столовой произошла перемена, неприятно поразившая мальчишек. Рядом с раздаточным окошком стоял маленький столик, накрытый белой накрахмаленной скатертью. На ней — вазочка с тремя яркими цветами и прибор на одного человека. А рядом со столом — не скамейка, не табуретка, даже не стул, — рядом стояло кресло с мягкими подлокотниками.

Кто-то пустил слушок, что этот отдельный столик поставлен для начальника лагеря. Рассерженными пчелами зажужжали в столовой мальчишки, рассаживаясь по своим длинным взводным столам.

— Ничего устроился!

— Как в ресторане!

— С цветочками!

— Ему и водку можно!

— Какую тебе водку? Коньяк!

Войдя в столовую, подполковник Клекотов почувствовал на себе две сотни насмешливо-ехидных взглядов. Так и не распознав настоящую причину такой встречи, он подошел к отдельному столику.

— Богдан Залавский!

Голос у подполковника был взволнованно-торжественный, но Богдану он показался грозным, не предвещающим ничего хорошего. «Продал все-таки Микропора! — обожгла мысль, и Богдан завертел головой, чтобы увидеть сержанта. — Трепло! Шкура!»

Клекотов по-своему истолковал ищущие взгляды Богдана и уточнил:

— Да-да! Ты не ослышался: я позвал тебя, Богдан Петрович Залавский!.. Очень прошу — подойди сюда, пожалуйста!

И опять Богдан, ожидавший для себя очередной неприятности, не уловил ни доброго тона, ни шутливо-уважительного обращения по отчеству. Так и следователь величал его, когда хотел подчеркнуть, что Богдан уже не ребенок и должен отвечать за свои поступки.