узелком, садится на мягкую траву. А Сан Саныч расстегивает кожаную сумку, достает лесные гостинцы: Дарье — ежевики кулек, а Коле — гороху и маленького колючего ежонка.
— Залива нашла его, заблудился, видать. Молочка ему надо, молочка…
Коля остается с отцом до вечера. Вот и Валентин раньше с ним ходил за стадом. А теперь сам пастух. Может, и Коля пастухом будет. А что? Дело неплохое, научное даже дело, если с умом к нему…
Перед закатом солнца у Солоницы пастухи разжигают костер и варят уху из ершей, которых надергал Коля. Коровы уже наелись и лениво бродят по берегу, шуршат осокой. Плещутся в заводи щуки. Комары столбами вьются над дорогой, со свистом режут воздух стрижи.
— Однако, робяты, пора гнать, — убирая ложку за голенище, говорит Сан Саныч. — Лишний часок попасти неплохо бы, но и доярок пожалеть следует, им обряжаться надо.
И стадо бредет к деревне. Коля бежит за вислоухой Заливой и хлопает отцовским кнутом.
— Скоро заклич, — говорит Сан Саныч, убирая патроны. — Заклич — это первый загон скота, праздник. Люблю я это время…
— И я люблю, — подскакивает Коля.
— Ты вот что, охотник, — подает Дарья голос из кухни, — Ежели охотиться, так иди. А Кольку оставь, нечего ему. Да недолго. Завтра всем людом воскресник проводить будем. Из «Родины» вот-вот приедут…
— И чего вы все боитесь этой «Родины», — ворчит Сан Саныч. — Подумаешь!
До позднего вечера пробыл я в Путятине: народ гостеприимный, не отпускали нас с Базиной — к этим зайди да этих навести…
— Такая уж у нас деревня, — сказала Ульяна Александровна. — Животноводческая деревня. Путятинская ферма — ядро нашего колхозного стада. Когда мы начали соревноваться с «Родиной», то количество коров и у нас и у них примерно было одинаковое. Сейчас в «Родине» 527 голов, а у нас — тысяча. Мы удвоили поголовье. Шалыгин тогда много ездил, везде учился, в том числе и в «Родине» все полезное брал. В «Родине» животноводством ведает Павел Ефимович Пахомов, он заслуженный зоотехник. Побывал там Шалыгин и сказал, что у них кормовая база сильнее, пока и нам надо по другому пути идти — стадо улучшать. И мы взялись за племенную работу: за строгий отбор, за ранние отелы, за борьбу с яловостью. Начинали с двухтысячных надоев и довели их постепенно до пяти с лишним тысяч. При тех же кормах. Все сделали руки доярок и обновленное стадо. Мы даже стали продавать племенной молодняк, до трехсот голов ежегодно продавали. Костромская порода идет хорошо. Колхоз окреп на этом. Животноводство стало высокорентабельным. В прошлом году доход от него составил один миллион двести двенадцать тысяч рублей. А от полеводства только двести восемьдесят пять тысяч. Прошлый год вообще для всех экзаменом был. Палило все лето, травы посохли. Кормов мы заготовили меньше, а надои увеличили на двадцать процентов. И жирность молока подняли.
А в «Родине» рацион выше нашего, а надои падают, идут они с минусом. У нас с каждым месяцем рост, а у них падение. Так что породистый скот — великое дело. Ну, и люди, конечно. Народ у нас, как видите, золотой. И Шалыгин любит животноводство и всех нас этой любовью заражает: членов правления, бригадиров, доярок, молодежь.
Хорошие люди с неба не свалятся, их надо воспитывать. А с опытными людьми и большие планы не страшны. Я когда смотрю на наших доярок, хоть на путятинских, хоть на тетеринских, у меня сердце радуется: великие они труженицы, без их умения никакая бы техника не помогла. Валя Капустина выступила с почином в районе: пятилетку в четыре с половиной года, дать сверх плана двадцать пять тонн молока. А Тамара Николаевна Затрутина с Тетеринской фермы призвала всех бороться за качество молока, за высокую жирность. И слово свое они держат. Обязательства у всех высокие: и у Жени Гавриловой, и у Дарьи Шалиной, и у Альбины Мазаевой, и у Нины Федоровны. Я во всех верю. Я довольна своими животноводами. Видите, целую лекцию прочитала о них…
Да, о всех рассказала Ульяна Александровна, только о себе умолчала. А она главный животновод. Создание такого породистого стада — это ее десятилетний научный труд. Это ее талант, бессонные ночи, ее любовь к родному колхозу.
В десятом часу утра у Шалыгина в кабинете раздался телефонный звонок. Звонили из «Родины».
— Валентин Александрович? Это Пахомов. Так мы выезжаем.
— Давно вас ждем, Павел Ефимович. А Мутовкин будет?
— Мутовкин отдыхать поехал. В Сочи. Я буду возглавлять группу.
— Ну что ж… Милости просим, как говорится…
Шалыгин оделся, посмотрелся в застекленный шкаф, заменяющий ему зеркало, поправил шапку и пошел за Матвеевым, за Ульяной Базиной. Все вместе они вышли на улицу и стали ждать у входа. Было тихо, падал крупный мягкий снежок.
— Пусть подсыпает, — окинув горизонт, сказал Шалыгин. — Земля после прошлогодней жарищи год теперь водой не насытится…
Шалыгин волновался. Когда он заметил это, то и сам удивился. «Эка, черт, как секретаря обкома жду», — подумал он, постукивая ботинками. Ведь не один раз уже бывали в Тетеринском делегаты из «Родины», и он был спокоен. Немножко обижало его, правда, то, что лавровцы, приезжая, посматривали на их хозяйство глазами победителей, с некоторым превосходством, уверенные, что этим бедолагам тетеринцам никогда с ними не сравняться. Да и поездки были неравнозначными: больше тетеринцы в «Родине» бывали, чем лавровцы у них. Оно, конечно, правильно, надо туда ехать, где есть чему поучиться. Батыгина, а потом Мутовкина, да и Пахомова, бывало, и не дозовешься. А зря они мало в Тетеринском бывали. Животноводство здесь на новые рельсы вставало. Шалыгин не лыком шит, он не только в «Родине» учился, ездил на лучшие фермы страны, целыми днями пропадал у животноводов, как старый цыган к лошадям, так и он к коровам присматривался. С восьмидесятого года примерно тетеринская кривая по молоку полезла вверх и острием своим уткнулась в «Родину». А прошлым летом лавровцев слушали на бюро горкома, дали им крупную баню: они как снежный ком с горы катились.
В решении бюро настораживают такие фразы, как: «за последние пять лет в «Родине» молочная продуктивность коров увеличилась всего на 22 процента… план девяти месяцев выполнен всего на 74 процента… Средний надой на корову уменьшился на 166 килограммов, а валовое производство на 26 тонн… Сократилось поголовье скота… Запущена селекционно-племенная работа… Кормов скармливается много, а отдачи нет…» На этом бюро ставили в пример тетеринцев. Главного зоотехника «Родины» Пахомова упрекнули в том, что его животноводы подзазнались, ехали на старой славе, что сам Павел Ефимович к новому стал подходить робко, как раздетый человек к