Некоторые отчаянные ребята из «местных» пили, курили, дрались, носили кастеты, дерзили учителям, почти не появлялись в школе. Он был не из них. Лехина сила была в другом. Уже в ту пору (правда, он был года на два–три старше, так как остался на второй год, да и в школу пошел позже) чувствовалось его мужское обаяние. Всегда спокоен, молчалив и как будто отстранен. Наверное, его настоящие заботы, действительно, отличались от наших детских интересов. Ему надо было посадить или вскопать картошку, запасти уголь и т.д. Но нам (или только мне?) казалось, что это не картошка и уголь, а что-то неизведанное, высшее, мужское, не знаю еще какое.
О! Эти чудесные свойства – молчаливость и отстраненность. Они придают человеку значительности. Будто ты здесь, но настоящая твоя жизнь где-то в других, более серьезных сферах, и здешняя мышиная возня тебе немного смешна, немного утомительна. В общем, Чайльд Гарольд. У меня был такой сокурсник. Он молчал и был интересен. Потом женился, юношеская скованность ушла, и он разговорился. Мда…
Второй раз меня судьба свела с Лехой уже в студенчестве. То есть судьба свела с ним не меня, а мою подругу Зоську. Но я была свидетелем.
Зоська была полька. Как и почему она пошла учить монгольский язык, я не знаю. Вообще, в монголистику осознанно идут редко. Разве что буряты, калмыки или, как я, метисы. В крайнем случае, папа – монголист. Но обычно это те, кто, не попав на престижные направления, выбирает Монголию. Б. Я. Владимирцов перешел с японского разряда на монгольский потому, что на последнем были замечательные преподаватели – А. Д. Руднев и В. Л. Котвич. Моя мама попала на монгольское отделение по «продразверстке». Когда она работала на конфетной фабрике, куда пошла исключительно потому, что была сладкоежка, ей дали направление и сказали: «Иди, Люся, учи Монголию». «Что это такое?» – спросила мама. Вручавшие мандат товарищи не смогли внятно объяснить. Большинство моих студентов, оканчивая школу, точно знали, чего НЕ хотят: «математика – ни за что, химия – ужас, биология – лучше застрелиться». Но не знали, чего ХОТЯТ. В их случае действовала формула «Монголия – это прикольно». Я думаю, Зоська была из таких. И вот наступила для нее стажировка в изучаемой стране. Монголия! Оказалось, все это не шутки.
Мягко скажем, не красавица была моя Зоська. Крупная, костистая, лицо тяжелое, без макияжа – страшноватое. Умна? В меру. Образована? Не больше остальных. Ипохондрик, все время в грусти и печали. Но у нее был один талант, который стоит всех остальных. Она была исключительно привлекательна как женщина. Как это объяснить? Не знаю. Когда какой-нибудь молодой человек заходил в помещение, где было множество красавиц, модниц, умниц, он моментально обращал внимание на Зоську и все свои силы и остроумие направлял на завоевание ее внимания.
Однажды мы большой студенческой компанией поехали на речку Толу, протекающую недалеко от Улан-Батора. Господи, было же счастье в нашей жизни! Купались, пьянствовали, как щенки терлись друг о друга, валялись под кустами, играли в карты, орали песни. Обратно возвращались в темноте, голосуя на шоссе. Мы с Зоськой и Мартином сели в какой-то грузовик. За рулем оказался Леха. Пока я успокаивала Мартина, который обижался на Вернера, бросившего его и уехавшего с Лулкой (Мартин был гей, но я тогда этого не понимала), Зоська кокетничала с Лехой. И дококетничалась.
Леха влюбился так, что и Зоська не смогла не влюбиться. Началась прекрасная жизнь, просто монгольская «дольче вита». Леха с Зоськой шлялись по Улан-Батору. Дулись с ребятами в карты. Ели-пили-ели-пили-ели-пили. Жарили барашка на вертеле. Собирали грибы – маслята, подберезовики, прочие лесные (монголы их не признают) и степные шампиньоны, которые растут кругами. Ездили на рыбалку, жили в палатке или юрте. Однажды заночевали в заброшенном пионерском лагере. Отовсюду дуло, через дырявую крышу были видны звезды, похлебку варили в консервных банках. Часто Зоська оставалась у Лехи. Мама и братья относились к ней ровно, вполне приветливо. Мама учила ее печь пирожки. Рыбу солила так, что зоськина польская душа млела. Никто к Лехе и Зоське с разговорами не лез. Живете и живите.
Да, различия в образовании и «общем культурном уровне» у них были, врать не буду. Леха не читал ничего и никогда. Все его познание мира происходило натурально, из окружающей жизни. Он много знал. Как ловить тайменя. Как чинить машину в дороге в сорокаградусный мороз и не закоченеть. Как дать отпор пьяному драчуну. Как очистить самогонку до слезной чистоты. Как уважать мать и братьев, да и себя тоже. Но, конечно, это – не Кафка и не Сартр. Леха таких имен-то не знал. А Зоська знала. И любила, жить без них не могла. Но этот год у них был такой жаркий, что до разборок на этой почве не дошло. Зоська не возникала с Сартром, а Леха не пытался сделать вид, что тот ему близок.
И вот Зоськина стажировка кончилась. Это было – бах! Конечно, они оба знали, что стажировка скоро закончится. Но когда она закончилась, было странно и очень горько. Они были довольно взрослые, Зоська, между прочим, уже второй раз замужем. Понимали, что Лехе с его тайменями в Польше делать нечего, а Зоське с Сартром – то же самое в Монголии. И все равно что-то прикидывали, придумывали. Я приеду, ты приедешь… Зоська улетела.
Один раз она приехала в Улан-Батор в качестве переводчика с правительственной делегацией. Сообщила через друзей Лехе, что едет.
Он стоял за решеткой в аэропорту и смотрел, как мимо проходят польские и монгольские начальники, охранники. И Зоська. Строгая, красивая – не его. Оглянулась пару раз и села в черную машину.
Леха пытался пробраться в резиденцию, где остановилась польская делегация. Это было за городом, в красивой пади, кругом утыканной цыриками. Цырики поймали Леху и отправили в милицию. Там он просидел несколько дней. А Зоська вырвалась на пару часов, прибежала домой к Лехе. Попила с его мамой чаю, посидела и ушла. Лехи не было.
Когда его выпустили, он помчался в аэропорт. Самолет с поляками как раз улетал. Леха прилип к решетке. Тут Зоська его заметила, рванулась к нему. Сколько они так простояли? Пять минут? Десять? Зоська плакала.
Потом Леха женился на Светке Лизуновой. Потом развелся. Ну, и так далее.
О Чингисовом камне и печатных досках
притча
Одна девочка сделала открытие
Татка Максимова была звезда. На каждом курсе бывает