- Не по своей воле. Басманов постарался, - подтверждает тот мои подозрения.
- Даже так… Говорят, он уже расплатился по своим счетам.
- Много чего говорят, - туманно отвечает Феликс. - Люди вообще любят языком чесать.
Я лишь согласно киваю. Детали неважны. Неинтересны. Это все больше не касается меня.
- Ты можешь вернуться с ней, - предлагает Багров. - Официально.
И в этот момент я, наконец, вижу истинную цель, по которой этот хитрый лис меня окучивает. Стоило догадаться сразу после того, что Вася намеками донес до меня.
- Ты забыл правило? - жестко высекаю. - Сам же настаивал на нем.
- Я был недальновиден, - равнодушно пожимает плечами. Будто и не парит его, что только что фактически предложил мне нарушить заведенный порядок.
- Потому что у самого теперь есть интерес?
- Это имеет значение? Ты в праве переиграть решение. В твоих руках власть. Пока еще.
Разворачиваюсь к Феликсу и пристально смотрю. Ищу ответы, которые подскажут, верны ли мои предположения.
- Ты пришел, чтобы получить от меня благословение? А если я откажу, что тогда? Бросишься в бега?
- Заплачу цену. Выставляй счет.
- А не боишься, что он окажется неподъемным? Стоит ли оно того? Ты всегда был амбициозным и пробивным. Что с тобой случилось?
Мы оба молчим. И молчим долго.
- Если это твой способ вернуть меня в Совет, зря стараешься. И передай Кагановичу, что…
В этот момент замечаю, как врач едва ли не вбегает в палату Алики, и тут же теряю интерес к разговору.
На хер. Багров перебьется со своими проблемами. Как вляпался, так пусть и выгребает. У меня дела поважнее.
Когда и почему состояние Алики стало важнее, я даже не анализирую.
Когда захожу в палату, там уже суета.
- Что происходит? - требовательно спрашиваю у лечащего врача.
- Послушайте, сейчас не время, мы готовим пациентку к срочной операции…
Тут койку с девушкой и правда толкают в сторону дверей, одна из медсестер раскрывает обе створки, а я ловлю этого недоврача за шкирку и припираю к стенке.
- Что здесь, мать вашу, происходит?! - едва ли не рычу на него. - Ты сказал, она пойдет на поправку. Какая, к херам, срочная операция?!
- Состояние ухудшается, - нервно отвечает мужик. - И если вы будете меня задерживать, то, вполне возможно, я не успею ей помочь.
Это немного отрезвляет. Приходится отпустить его.
- Если она не выживет, считай, что ты тоже, - бросаю напоследок и выхожу из палаты. Успеваю заметить, как вытягивается лицо хирурга. Отлично, пусть знает, что его ждет.
Я не позволю еще и ее отнять у меня.
Зачем мне это, я не задумываюсь. Просто чувствую необходимость выиграть у суки судьбы, сравнять счет, или хотя бы попытаться.
Похоже, Феликс был все же прав, ему удалось то, что не смог сделать никто. И теперь я уже не отпущу ее, пока эта странная тяга не ослабнет.
Следующие несколько часов я провожу в коридоре клиники. Пропускаю, кажется, три звонка от Васи, звонок от Кагановича. Я просто жду. Отсчитываю гребаные минуты до момента, когда двери откроются.
И оказываюсь не готов к тому, что хирург, который выйдет с бледным лицом и потерянным взглядом, скажет, что все, операция закончилась.
- Как она? Что с ней было?
От моего напора он теряется, отступает, пока не упирается спиной в стену.
- Я вопрос задал!
- Там… Там забыли в ней… инструмент… не вытащили…
- Чего, блядь?! Вы там совсем охерели вконец?! - хватаю его, встряхиваю как следует. - Что вы там забыли?!
- Это не я! Не я! Дежурный хирург, когда зашивал, забыл вытащить…
Я едва осознаю, что практически задушил его, фиксирую просто как факт.
- Она жива?
Два простых слова. Но от того, что я услышу, зависит немало.
- Н-не… - сипит парень. - Не…
Что-то черное, мрачное разливается в груди. И боль, что отступила совсем ненадолго, расцветает новыми красками. Я проиграл. Снова. Снова проиграл и не спас… Руки сами сжимаются все сильнее в стремлении избавиться от этой сводящей с ума боли.
- Камиль Тигранович! - резкой окрик хирурга едва оседает в сознании. - Подождите!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но не плевать ли уже?
24 Алика
Мне снится мама. Она улыбается, называет меня любимой девочкой и обнимает. Словно все опять так, как раньше.
Мы вместе идем по парку, где проводили столько времени. Смеемся, кормим голубей.
И ее улыбка согревает меня. На глаза невольно наворачиваются слезы, а в груди так тепло, что меня словно распирает от счастья.
Мама…
Мамочка!
Все так здорово, пока она вдруг не становится строгой и не заговаривает о моем поведении:
- Женщина должна слушаться мужчину, Аля. Ты ведешь себя неподобающе. Эдик расстроен из-за тебя…
Имя, которое ассоциируется с ужасом, бьет наотмашь, я нервно озираюсь по сторонам. Мама больше не улыбается, зато позади меня раздается противный голос, который я ненавижу!
- Думала сбежать от меня, сучка? Я тебя получу!
Крепкая хватка на плечах лишает возможности сбежать. Мама становится все бледнее, пока не исчезает, а противный отчим - все более реальным. И он, и его гадкие прикосновения, и грязные словечки.
Я пытаюсь сопротивляться, кричать, но в горле пересыхает, и ни единого звука не выходит.
А когда отчаяние доходит до максимума, мерзкий запах пропадает, и я оказываюсь лицом к лицу с Камилем. Он словно прогоняет мой самый жуткий кошмар. Смотрит так пристально, совсем как в тот вечер, в Новый год.
Склоняется все ближе, пока между нашими лицами остается едва ли не пара сантиметров. И я совершенно не испытываю страха. Наоборот. Я будто тону в том, что происходит, чувствую, рядом с ним я под защитой, и отчим не достанет меня.
- Алика… - произносит он низким голосом, едва ощутимо прикасается к моей щеке, проводит пальцами, вызывает толпу мурашек, а затем я почти чувствую его поцелуй на губах.
Почти, потому что снова непроглядная тьма, а затем все повторяется с самого начала.
С мамы, которая улыбается мне и называет любимой девочкой.
Этот странный сон я вижу много раз подряд, прежде чем у меня получается открыть глаза.
Чтобы вновь увидеть Камиля. Правда, теперь Тагаев сидит в кресле у стены напротив и, похоже, спит.
А я пользуюсь этим, чтобы рассмотреть его. И ведь есть на что посмотреть, если уж так говорить. Тагаев довольно привлекательный мужчина. Взрослый. От него веет опасностью, но вместе с тем рядом с ним чувствуешь будто защиту какую-то. Может, конечно, это меня так кроет после сна, который на повторе воспроизводило мое подсознание, а может, дело в том поцелуе под Новый год. Или вообще все началось с того инцидента в бане, когда я впервые увидела голого мужчину. Не в принципе, а именно этого мужчину, который сейчас зачем-то сидел в моей палате и спал в неудобном положении.
Волновался? Это предположение не очень-то вяжется с тем, как Камиль вел себя раньше. Но с другой стороны - он мог и не привозить меня в клинику, или не приходить, не сидеть рядом. Я уже сообразила, что у мужчины достаточно хороший достаток - такие дома, как у него, стоят недешево. Куда проще было бы заплатить, и все. Однако я уже второй раз вижу, как Тагаев сидит рядом с моей постелью.
И это смущает, но и несколько ободряет. В моей ситуации неоткуда ждать помощи. А он помог, хоть и вел себя до этого не очень-то приятно.
Перевожу взгляд на окно - шторы по-прежнему опущены. Последнее, что я помню - чьи-то слова про операцию. Но сделали ли ее в итоге? А главное, почему? Ведь аппендицит уже удалили. Тогда что?
Первая же попытка пошевелиться приводит к тому, что Камиль мгновенно открывает глаза.
- Прости… те… - выдавливаю, теряясь под его внимательным взглядом.
- Давай на ты, - немного хрипловато предлагает он.
Растерянно киваю. Ладно, можно и так.
- Вы меня уволите? - выразительно приподнятые брови Камиля дают понять, что я ошибаюсь. - Ты. Ты меня уволишь?