В конце концов она не выдержала:
— Если это из-за некрасивых блюд…
— Нет-нет, — Алексей махнул рукой (нарочито беспечно — отметила Катерина). — Все хорошо, правда. Это… домашние проблемы.
— Что-то случилось с твоей мамой? Или с братьями? Хотя, на сколько я тебя знаю, случись с ними что-нибудь, ты бы не сидел здесь, болтая о пустяках. Так в чем дело?
Человек, от которого она ждала этим вечером очень важных слов, продолжал перебирать салат, складывая из останков овощей одному ему понятную головоломку. В комнате воцарилась напряженная тишина. До театрально-драматической она, разумеется, не дотягивала: орала сигнализация вдалеке, шумел клен за окном, хрипло перекликались вороны на клене, обсуждая мерзкую погоду. Но кроме всего этого Катерина расслышала еще один звук, определенно доносившийся из десятого коттеджа.
Надрывные женские рыдания. Явно молодой голос.
— Это ведь не твоя мама, верно? — поинтересовалась Катерина у собственной вилки. — Ты бы ее в таком состоянии не бросил. А если не она, тогда кто?
— Кхм… — Алексей неловко прокашлялся, — Думаю, нам стоит наконец поговорить начистоту…
— Ну так давай уже! — сорвалась на крик Катерина.
— Не ори! Как называется домовой женского пола?
— Эээ… ч-чего?
— Не притворяйся, что не понимаешь. Домовой. По виду — женщина, только очень маленькая и, мягко говоря, — не красавица. Мы перевезли ее сюда из дедова дома. Вроде бы, все делали по правилам, но что-то не сработало и… Привет?
— Я слушаю. Очень внимательно, — пробормотала Катерина, безуспешно пытаясь привести мысли в порядок.
— Да я, вообще-то, не тебе.
Последний раз таким тоном в ее доме говорил ребенок, увидев инопланетян. Катерина вскинула голову, ожидая худшего. Ничего страшного в комнате не оказалось, если только не считать страшным нарушением приличий Сама, который забрался на стол с ногами.
— Ну-ка, про домовых женского пола — с самого начала и во всех подробностях! — велел Алексею Сам.
1.12. Теперь нас больше
— Ах ты, сволочь! Фашист! Якудза гребаная! — Алексей едва увернулся от салатницы, повышеной в должности до летающей тарелки. Полупрозрачное щупальце вынырнуло из-под стола, перехватило посуду и спряталось обратно в укрытие. В прочих конечностях Хлюп уже сжимал два бокала, три ложки и бутылку.
— Меня… надолго… не хватит! — взволнованно пропыхтел он, но его никто не услышал.
Домовой бушевал. Никогда еще Катерина не видела его настолько рассерженным. И — что еще хуже — никогда прежде ей не приходилось удерживать разъяренного домового в руках. "Помочь сестре мыть кошку для меня теперь — пара пустяков", — на мгновение отвлеклась она, но только на мгновение. Домовой волочил ее за собой, как штормъякорь, вцепившись большинством рук в столешницу. Остальные шарили вокруг в поисках очередного метательного снаряда. Побледневший Алексей безуспешно пытался оправдываться:
— Говорят тебе — это недоразумение! Все ошибаются! Мы не хотели ей навредить!
— Беги, олух! Я его долго не удержу! — Катерина запыхалась сильнее унитазника, зато домовой был — сама бодрость. Баллистическая вилка просвистела мимо уха Алексея и вонзилась в стену. За ней полагалось отправиться очередной салатнице, но тут Катерина отчаянным усилием оторвала-таки Сама от стола:
— Можешь бить моего мужчину, но не мою посуду!
У нее никогда не было по физике оценки выше тройки, но, к счастью, законам этой самой физики на оценки было плевать. Темные личности с кличками вроде "инерция" и "ускорение" принялись за работу: Катерина составила компанию Хлюпу, а домовой улетел в коридор.
— Вот как? Бей мужчину, но не тарелки? — мрачно поинтересовался Алексей.
— Во-первых — это был отвлекающий маневр, во-вторых — я бы сама тебе с удовольствием наподдала. Заслужил! — парировала Катерина, вылезая из-под стола. — Сам, будь умницей, пролетая мимо двери, открой ее — стучат.
— Ты вот так, запросто, разрешаешь ему?..
— Не-е-ет, — злорадно протянула Катерина. — Только в особых случаях. Например, если приходит знакомый, имеющий привычку выстукивать "Имперский марш".
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— О, господи! Мама! — Алексей бросился в коридор.
* * *
Представьте себе страшную дверь.
Впрочем, забудьте — этот образ только ленивый не использовал. Дверь не страшная — вполне обычная, чистая и номер дома прикручен к ней новехонькими шурупами.
Представьте себе страшное ЗА дверью. А теперь умножьте страшное на десять — примерно так выглядел в тот момент Сам. Вполне логично было бы сразу после щелчков замка услышать вопль и звук падения тела. На худой конец — удаляющийся топот.
Так должно было быть.
Если бы за дверью не стояла Майя Денисовна.
Без малого тридцать лет преподавания игровой педагогики сделали эту хрупкую рыжеволосую женщину весьма своеобразным человеком. В любое время суток она была готова штурмовать Хелькараксэ из подручного хлама, мастерить подвески королевы из куска чешской люстры или объяснять начинающим оркам, почему глефой нельзя отбиться от арбалетных болтов. Единственными непобежденными противниками по сей день оставались лишь съедобные котлеты и домашний борщ. Зато все ее сыновья научились варить пельмени раньше, чем читать и писать.
— Конечно, солнышко. Как скажешь, — ласково ответила Майя на приветственный вопль Сама "У нас не курят!!!" — Куда мне пристроить окурок?
— В ж… — хорошая все-таки штука — эффект неожиданности: домовой все еще был зол, но убивать уже не стремился. — В желтую плошку под зеркалом!
Катерина и Алексей, выскочившие вслед за Самом в коридор, вздохнули с облегчением. Вернее, Катерина вздохнула и с размаху ткнула приятеля локтем в солнечное сплетение, выбив дыхание и не дав произнести ни слова.
— Ух ты, сколько рук — тебе говорили, что ты похож на Шиву? — Майя Денисовна разглядывала Сама с нескрываемым восхищением.
Домовой в ответ изобразил жуткую гримасу:
— От Чучундры слышу!
— Еще и начитанный. Умничка! Кать, пошли к нам домой, а? — Майя машинально достала из пачки очередную сигарету и принялась мять ее, словно та была причиной всех неприятностей. — Что-то мне подсказывает — Ненила в тебе нуждается.
— А вы, прости, конечно, нуждаетесь в мозгах, извращенцы! — огрызнулась в ответ Катерина, сдергивая с вешалки куртку. — Хлюп, ты — со мной. Тащи свою переноску! — мгновением позже у ее ног материализовалось эмалированное ведерко, густо облепленное наклейками с разных моющих средств. — Но не ты, черт тебя побери! — это относилось к домовому. — Пока не уберешь все, что разгромил, в соседнем доме не появляйся!
Выпалив это, она бросилась наружу, прихватив с собой ведро. Другого способа оставить за собой последнее слово Катерина просто не видела.
* * *
В Проклятом Доме больше не было слышно рыданий — теперь по нему разносился звон бьющегося стекла.
— Ей с чего-то вдруг не угодили лампочки, — шепотом пояснила Майя. — Я решила не вмешиваться…
В комнату едва удалось протиснуться — повсюду громоздились нераспакованные коробки, помеченные загадочными символами — то ли небрежно написанными цифрами, то ли эльфийскими рунами — Катерину это не удивило и не заинтересовало. Ее взгляд притягивало существо, одиноко сидевшее на вершине картонной пирамиды. Сантиметров тридцати ростом, оно походило на самодельную тряпичную куклу, чьи волосы наспех соорудили из клочка ваты, а лицо начеркали фломастером — не слишком-то умело. Единственной вещью, сделанной по-настоящему искусно, было платье домовушки: длинное, зеленое, со множеством крошечных пуговок и воротником-стоечкой. Для образа горничной или старомодной домохозяйки не доставало лишь белого фартука. А еще существу на груде коробок ужасно не хватало осмысленности в круглых заплаканных глазах. Катерина невольно отвернулась — и сдавленно зарычала, когда ее взгляд упал на единственную открытую коробку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})