— Ладно, спасибо за помощь. — Я глянула в сторону Вирмы и её подопечной, которые уже собрались давно, просто ждали деликатно в сторонке, с опаской поглядывая на надёжно связанных разбойников. — И Мавве тоже спасибо ещё раз скажи.
Рейтег снова кивнул.
— Увидимся, — сказал он. — Может быть.
Может быть.
6.
Солнце уже прицельно зависло над горизонтом, когда я осадила лошадей у Библиотечного Дворца и стянула с рук перчатки. Перчатки мне на время поездки одолжила Айза — так звали Вирмину подопечную. Тоненькие, но очень плотные, они надёжно защитили кожу от вожжей, только вот ладони вспотели. Теперь я рассеянно помахивала ими, заодно оглядывая высоченную ограду, возле которой мы остановились. Каменная кладка с трудом угадывалась за переплетением плотных ветвей неизвестного ползучего растения и крошечных пучков невероятно жизнелюбивой травы.
Мы подошли к воротам: две створки с частоколом железных прутьев, ощетинившихся наверху пиками. До этих пик я не достала бы даже если бы забралась на плечи себе самой — до того они были высокие. За воротами просматривались такие же древние каменные башни Библиотечного Дворца, которые я видела ещё издалека посреди уединённой, окружённой небольшими холмами равнины. Собственно, эти башни и есть дворец: пять массивных высоких прямоугольников, каждый из которых мог бы стать домом для нескольких семей, и небольшие галереи между ними: на уровне первого и третьего этажей. Перед дворцом раскинулся небольшой дворик, вымощенный широченными плитами, каждая из которых прожила несколько человеческих жизней; между плитами давно и прочно обосновалась осока. Единственное дерево, невысокое, но кряжистое, растёт на маленькой горке, заключённой в каменный круг — тоже древний, оплетённый и травой, и корнями деревца. Чуть поодаль от него стоит большая металлическая чаша чёрного цвета с золотой росписью, в которой горит огонь. Я пригляделась к надписям, и непроизвольно передёрнулась от пробежавшего по спине холодка. Это был древний островной язык, Миор-ри, который нарочно был вытеснен из Гроуса и заменён другим — когда выяснилось, что его придумали ранее населявшие остров существа, ушедшие за Свен после Великого Изгнания. Известно, что они до сих пор понимают этот язык, и писать на Миор-ри — занятие опасное и непредсказуемое. Говорить тоже не следует, хотя человек не в силах извлекать эти звуки таким образом, чтобы они смогли принести вред — речевой аппарат у нас устроен по-другому. До сих пор сохранились некоторые слова и даже названия на Миор-Ри — как например, та же улица Грантон-Сор — и ни с кем ничего плохого от произнесения этих слов не случилось, как и от написания их с помощью современного алфавита. А вот символы, которые мы применяем в магии, пришли как раз из алфавита Миор-ри, хоть и несколько видоизменённые. Конечно, если кто-то, не обладающий силой, будет пользоваться древним островным алфавитом, это вовсе не означает, что он призовёт кого-то из-за реки Свен — но не означает и обратного.
Ни для кого не секрет, что существ, способных реагировать на силу Миор-ри, достаточно и на этом берегу. Я это знала особенно хорошо, потому что всегда остро чувствовала присутствие этих существ и дома, и на улицах Морлио — и знала, что они не всегда ограничиваются только присутствием. Именно поэтому вид чаши с огнём посреди старого каменного двора и встревожил меня. Конечно, сказала я себе, наверняка архивные старички защитили надпись, и она не может никого вызвать — специальные символы были нанесены даже на корешки учебников, по которым этот язык изучали мы. Вернее, не сам язык — нам просто прививали понимание того, что это такое, и какую опасность в себе несёт; если и доводилось писать или даже произносить какие-то слова, то не раньше того, как преподаватель рисовал те же защитные символы в воздухе.
И всё же, всё же…
Прошло, наверное, минут десять после того, как мы позвонили в чугунный колокол — и вот, наконец, кто-то явился по нашу душу. Тёмная, с лиловатым отливом, мантия, прямая осанка, короткие седые волосы вокруг островка лысины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Приветствую, — степенно произнёс мужчина. — Что привело вас в Библиотечный Дворец?
Вирма представилась и сказала, что привезла новую служительницу. Айза смиренно потупилась, не произнеся ни слова. Я сначала тоже промолчала, решив, что изложу своё дело кому-нибудь более представительному, но старик смотрел на меня очень пристально и тяжело.
Что ж, ладно.
— Мне необходимо получить консультацию у секретаря.
— Секретарь Библиотечного Дворца не даёт консультаций, — так же неторопливо отвечал привратник.
Он раздражал меня невероятно.
— Это не научная консультация, — отрезала я. — Я иду как частное лицо к частному лицу.
— К секретарю?
— Да!
Он хмыкнул, но всё-таки пропустил меня.
Прошли через двор; привратник — впереди, мы, три женщины — за ним. От костра в чаше повеяло жаром и каким-то горьковатым, травянистым запахом. Дворец был огромен и молчалив. Мы двигались к одной из башен, не в силах произнести ни слова при виде её грандиозности — даже Вирма, которая уже наверняка бывала здесь. Высокая деревянная дверь, оправленная в металл, открывшаяся без скрипа — и неожиданно холодная после тёплого вечера темнота…
Впрочем, нет, не темнота — полумрак. Мои глаза не сразу привыкли к нему, но вскоре я увидела, что привратник ведёт нас по коридору, узкому, как в старинном замке, и по стенам редкой цепочкой тянутся маленькие, похожие на факелы, светильники.
Где-то в глубине здания раздался громкий звук, вроде как от резко захлопнувшейся тяжёлой двери, и Айза испуганно ойкнула. Я покосилась на неё: поблёскивающие в скудном свете глаза девушки были наполнены испугом и благоговением.
Вирма не вздрагивала, но шаги её стали мельче и тише, а голова была опущена. Женщина словно старалась быть незаметной, чтобы ненароком не нарушить почтительную темень коридора Библиотечного Дворца.
— Странный способ экономить на освещении, — громко сказала я. — В обыкновенной мебельной лавке самый большой газовый фонарь стоит в два раза меньше этих стилизованных штучек. Газа тратится примерно столько же, а света при этом получается в два раза больше. Или это просто попытка пустить пыль в глаза посетителям, а, господин привратник?
— У нас редко бывают посетители, — отозвался тот. Речь его была всё так же нетороплива, но по небольшой паузе перед ответом я поняла, что невозмутимости в нём чуть меньше, чем он хочет показать. И, довольная, прошла остаток коридора в молчании, делая вид, что не замечаю укоризненных взглядов Вирмы.
За дверью в конце коридора оказалась светлая комната, узкая, но с необычайно высоким потолком — он терялся в переплетении многочисленных лестниц. На этажах, возле некоторых дверей, горели газовые фонари, и, если задрать голову, можно было увидеть бесконечность из лестничных пролётов и несколько звёзд в полутьме, каждая из которых означала одно помещение. Ужас, сколько их тут. А ведь есть ещё и другие башни! Честно говоря, в этот момент даже я прониклась величием Дворца. Правда, ненадолго — у меня здесь было дело, для которого требовалась объективность.
Секретарь сидел за длинным столом, почти пустым. Чернильница, ржавое перо и небольшая стопочка то ли книг, то ли блокнотов — вот и весь арсенал. Мужчина с вытянутым лицом, сухощавый, в такой же мантии, что и у привратника, он даже не пытался изобразить занятость и был почти неподвижен — только сухо кивнул в ответ на наше приветствие и зачем-то сцепил в замок руки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Привратник удалился вместе с Вирмой и Айзой через одну из дверей, которых и на первом этаже хватало. Я же осталась один на один с этой живой статуей. Кресло, стоявшее на почтительном расстоянии от секретарского стола, подвинула так, чтобы можно было положить руки на столешницу. И положила — локоть, сев вполоборота.
Блёклые глаза секретаря медленно округлялись. Прошло немало времени, прежде чем он совладал с речью: