— В порядке. — Я тоже улыбнулась. — Всё хорошо…
И тут же переспросила сама себя: «В порядке? Хорошо?!».
Нет, ничего уже не могло быть в порядке.
Красная кровь на жёлтом платье, огонь, полёт в реку… И теперь — вернуться и делать вид, что ничего не было? Принимать наказание за то, что спасла своего друга, пусть и призрака? Оставить расследование Горне?
Я вздрогнула, вспомнив, к чему уже привела моя попытка разгадать тайну самостоятельно. Если бы я не совала в это дело свой нос, Тантар и Эриза были бы живы…
— Нчь, — проговорила Мавва. — Нжно в крвать.
— Да… Да, наверное.
Рейтег молча смотрел, как я поднимаюсь с табуретки — а делала я это медленно и неуклюже. Где он собирался спать, я понятия не имела — в комнате была только одна кровать, доставшаяся мне, а сама Мавва ночевала в сенях, ни за что не соглашаясь меняться со мной, сколько я не предлагала.
— Спокойной ночи, — только и сказал Рейтег.
5.
Я настояла на скором отъезде, и на следующий день всё-таки уговорила Мавву вернуть мне вещи (те были, по всей видимости, в сарае — я видела, как она выходила на улицу). Мавва, в свою очередь, уговорила меня подождать ещё один день, и перед последней ночёвкой напоила меня каким-то очередным снадобьем со стойким запахом банного веника.
Снадобье и правда оказалось целительным — на следующее утро я проснулась на рассвете и выбралась из кровати с невероятной лёгкостью во всём теле. От слабости не осталось и следа; о прошедшей болезни напоминало только редкое желание откашляться, но в целом чувствовала я себя хорошо. Удивительно, удивительно хорошо.
Я старалась не шуметь, но отчаянно скрипевшие половицы разбудили спавшего на печке Рейтега. Впрочем, он всё равно намеревался меня проводить, так что дрыхнуть ему в любом случае оставалось недолго. Меня, правда, до сих пор удивляло, какой силой, оказывается, обладает над этим здоровым лбом одно тётушкино «надо». Да и вообще, они говорили о небольшом путешествии по лесной тропинке как о каком-то жизненно важном мероприятии! Хотя, насколько я успела узнать, этой дорогой отпускали ходить даже малолетних детей.
Мавва, несмотря на мои протесты, собрала мне небольшую сумку — явно рукодельную, сшитую из плотной холстины. В сумке лежали продукты, узелок с одеждой и даже скляночки из Маввиных запасов, каждую из которых она складывала при мне по отдельности, объясняя, для чего мне может пригодиться содержимое: дотрагивалась до головы, имитировала удар или хваталась за якобы больную ногу… Глядя на всю эту пантомиму, я с ноющей совестью думала о недополотой грядке.
Потом мы с Рейтегом молча шли в сиреневых сумерках, и под нашими ногами тяжело шуршала напоенная росой трава. Воздух был чуть более бодрящий, чем хотелось бы, на востоке быстро расцветал огромный белый цветок солнца, в перелеске пела птица, почему-то делая царившую вокруг тишину ещё пронзительней, ещё невыносимей. Раньше в моей жизни никогда не было столько тишины, как за эти несколько дней.
Рейтег тоже молчал. Шагал он широко, быстро и почти бесшумно. Мой провожатый, насколько я успела узнать, и по жизни вообще был человеком негромким. В нём было что-то от зверя, осторожного от природы. И, вне всяких сомнений, хищного.
В другое время я бы попыталась выведать как можно больше о том, что происходит в Гильдии (это бы мне наверняка пригодилось!), но мысли в голову лезли всё какие-то неправильные. Оказавшись перед фактом возвращения в Морлио, я впервые чувствовала острое нежелание туда возвращаться.
«Ты законник, и должна поступать правильно!» — рассердилась я на себя.
Птица умолкла, и мир наполнился шелестом листьев, едва шевелимых просыпающимся ветром. Мы вошли в лес — в его сумрачное, пахнущее перепрелой листвой и влагой нутро. Я почему-то чувствовала себя очень неуверенно в этом месте. Не оставляло чувство опасности, которому вроде бы и взяться было неоткуда. Молодые деревья вскоре сменились собратьями повыше и пошире в стволах. Смутное беспокойство усиливалось, и я невольно замедляла шаг.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но увы, это не спасло — лес не был создан для таких людей, как я. Через какое-то время под ноги попался проступавший в тропинке древесный корень.
— Осторожно, — буркнул Рейтег.
Но я уже летела на землю. И, конечно, упала, рассадив коленку.
— И толку мне в твоём «осторожно»? — сквозь зубы поинтересовалась я. — Предупреждают обычно заранее.
— Обычно под ноги смотрят.
Я сделала вид, что не заметила протянутой руки, и встала сама. Придирчиво оглядела себя. Брюки не порвались, но прилипали к закровившей ноге.
— Мне нужно к какому-нибудь ручью, — сказала я. — Лучше перевязать, я так далеко не пройду. Ждать меня совершенно необязательно, возвращайся. Мавве можешь сказать, что проводил.
— Я никогда не вру Мавве.
— Как хочешь. — Я пожала плечами. — Тогда жди. Но учти, это не быстро. Так ты знаешь, где я могу промыть ссадину?
— В лесу много речушек. Пошли, вместе поищем. А то заблудишься ещё.
— С чего бы? — буркнула я. — Стороны света я определять умею, сворачивать никуда не собираюсь. Или ты считаешь меня полной идиоткой? Оставайся, сама схожу.
Рейтег не стал настаивать — только плечами пожал.
Земля заросла мхом. Ощущение было, будто идёшь по перине. Вопили голодные комары, под ногами хрустели ветки. Стиснув зубы, я перешагивала через лежавшие на земле деревья, которые будто специально навалили здесь к моему приходу. Я вспомнила, что Аргелла, родной дом которой находился где-то на выселках Штабурта, с восторгом рассказывала, как на каникулах гуляла в лесу, даже когда там не было ни грибов, ни ягод. Просто так, якобы ради удовольствия. Сейчас, пыхтя от злости и усталости, я в который раз подумала, что подруга моя была всё-таки немного странной. Как, скажите на милость, можно получать удовольствие в таком месте?! Одно комарьё чего стоит. Меж тем никакие ручьи и речушки, о которых говорил Рейтег, мне не попадались, хотя, по ощущениям, я прошла целую милю. Сначала я пыталась запоминать особо приметные деревья, но потом плюнула на это неблагодарное занятие. Всё-таки сложно заблудиться, идя по прямой.
Наконец, судьба сжалилась надо мной и порадовала некой канавой, так плотно затянутой бледно-зелёной мутью, что я даже не сразу различила её на мшистой лесной земле. Канава была широкой, упавшая на неё ёлка — непреодолимой. Пришлось смириться с тем, что дальше я не пройду, а значит, другого водоёма мне не видать. Присев на берегу, я взболтала воду вместе с плавающей по её поверхности зеленью. Вода оказалась коричневатой и чуть тёплой. Стараясь не думать о возможном заражении крови, я расстегнула сумку, закатала штанину и занялась перевязкой.
Спасибо Мавве, в сумке нашлись и бинты, и, конечно, мазь, которая почти сразу облегчила боль. Правда, вдобавок к коленке я извозила в этой мази брюки и плащ, но зато обратно зашагала в более-менее приподнятом настроении.
К сожалению, оно посетило меня ненадолго. Лес оказался слишком коварен: пытаясь обойти очередную поваленную ёлку, огромную и разлапистую, я всё-таки сбилась с пути, нарушив своё правило «никуда не сворачивать». Даже эту самую ёлку в итоге потеряла. Умение определять стороны света тоже не спасало: тот факт, что солнце висело на юго-востоке, не помогал мне обнаружить тропу. Меня настигла лёгкая паника. Вспомнилась вдруг сказка о детях, которых злая мачеха отнесла в лес, а также вполне реальные истории о заблудившихся селянах, задранных волками.
— Ау! — на пробу крикнула я. Этот возглас в лесной тишине прозвучал жалко и как-то чужеродно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Делать было нечего. Пришлось идти наугад, следя, чтобы солнце оставалось слева — так направление хотя бы приблизительно было верным.
Неизвестно, сколько ещё мне пришлось бы так шагать, если бы вдруг лесное безмолвие не нарушил продолжительный резкий свист. Что-то хлопнуло, раздались пронзительные крики, истерически заржала лошадь.