— Но вы слишком молоды. У вас же… вся жизнь впереди.
По голосу можно было бы подумать, что Рейтег смущается. Хотя я не могла представить его смутившимся.
— Да, и я счастлива посвятить её величайшему явлению в мире — памяти…
Я невольно поморщилась. Во-первых, из-за тупого нытья в ноге, а во-вторых, потому что не люблю таких высокопарных фраз. Девочку просто научили красиво разговаривать, и она старается — не особо вдумываясь в смысл слов, которые произносит.
Рейтег, кажется, это тоже понял. И понял, что бесполезно переубеждать. Я услышала вздох, представила, как он стоит, хмуро глядя в траву. И, наверное, засунув руки в карманы. Локти в разные стороны, брови сведены на переносице. Человек, состоящий из углов.
— Что ж… удачи вам.
Вылечив мою многострадальную коленку, женщина выбралась из кареты, чтобы помочь разбойнику. Я слышала, как Рейтег спрашивает разрешение взять какую-то очередную тряпку. Ещё бы, ему следовало быть настороже — здоровый разбойник сразу станет слишком опасным.
Я же осталась в карете.
«Если вы мне не поможете, он умрёт».
Она знала, что я соглашусь. Эти «зелёные», они как-то чувствуют то, что сидит в тебе — отчасти ещё поэтому с ними так мало людей общается. Подобное умение отталкивает — никому не хочется, чтобы читали у него внутри. Чему их там учат, в их Гильдии?..
Не так уж и важно. Важно, что и этой девчонке, и Рейтегу — им обоим было плевать, выживет разбойник или нет. Но мне было не плевать, и она это знала — иначе не стала бы предлагать стать своей сообщницей…
Как же так получается, что логика и закон говорят одно, а ты точно знаешь, что правильно другое? И как так получается, что это знание всё сложнее и сложнее игнорировать, всё сложнее делать вид, что твой внутренний компас ошибается?
Да, система беспощадна к тем, кто нарушает закон — и так должно быть. Но эта женщина только что нарушила его — и что, в тюрьму её теперь сажать? Данная ей сила — благословение. Вместо мёртвого человека будет один живой преступник, который вполне может измениться однажды. И стать полезным для общества.
Нет, всё-таки иногда закон можно и обойти. Потому что он несовершенен. Эти несовершенства когда-нибудь исправят, может, даже с моей помощью. Но пока их не исправили, я не буду себе врать и делать вид, что всё идёт так, как должно. Потому что себе нельзя врать. Особенно в моём случае. Потому что чутьё на правильные вещи — это именно то, что определяет меня. Как человека, как личность… Если я буду тупо следовать правилам, меня не будет. Я перестану уважать сама себя, а это равносильно исчезновению.
Иногда — если это никому не вредит — я должна действовать так, как считаю верным. Так, как чувствую.
И в те минуты, сидя в карете, я чувствовала только то, что должна ехать в Библиотечный Дворец. Никому, кроме меня, так не нужна была разгадка этой тайны. Не только из-за Аргеллы. После того, что случилось в поезде, я стала понимать, что за всем этим стоит нечто большее. Моя подруга узнала что-то важное, разворошила какое-то осиное гнездо. Но кроме меня этого никто не знает, никто не видит, никто не станет избавляться от гнезда. В лучшем случае, убьют одну осу — и то маловероятно.
Можно было бы, конечно, пойти к главе Гильдии Тормуру и всё ему рассказать; пускай загадку решают лучшие законники… Но кто сказал, что меня туда пустят? Кто сказал, что он будет меня слушать? И потом, у меня нет доказательств. Только домыслы.
Я должна была всё разгадать сама. Чего бы мне это ни стоило.
Именно поэтому, как только Вирма открыла дверь кареты, я сразу, пока не успела передумать, выпалила:
— Вы не могли бы взять меня с собой? Пожалуйста. Я могу сесть на место кучера.
Но она ответить не успела — перебил стоявший рядом Рейтег:
— Ты собираешься в Библиотечный Дворец?
— Да.
— Дурацкая идея.
— Тебя не спросила!
Сейчас, приняв решение, я вновь почувствовала жажду действия. Мне не терпелось взобраться на козлы и сорваться с места — и помчаться с ветерком, чувствуя, будто с помощью вожжей я управляю не лошадьми, а собственной дорогой… Я очень хорошо помнила это ощущение со времён детства и соскучилась по нему. Мне, разумеется, не разрешали управлять коляской — возможно, именно поэтому я научилась это делать очень неплохо и тогда же полюбила скорость. Правда, править мне доводилось лёгкими повозками, в которые была впряжена всего одна лошадь, но я не сомневалась, что сейчас проблем не возникнет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я выбралась из кареты.
Поглядев на моё лицо, (а я не сразу поймала себя на том, что улыбаюсь в предвкушении скачки), растерявшаяся Вирма наконец ответила:
— Конечно, мы довезём вас до Дворца, но это закрытое место, и без рекомендаций вы не пройдёте дальше приёмной…
— Приёмной мне будет вполне достаточно, — сказала я, слегка покривив душой. Я не думала, что получу ответы на нужные мне вопросы в приёмной Библиотечного Дворца, но попытаться всё-таки стоило.
«А дальше — по обстоятельствам», — решила я.
— Тогда поедем, конечно. Только остановимся на ближайшей станции, сообщим в полицию о разбойниках.
— Я посторожу их, — пообещал Рейтег.
Мне не особенно хотелось проявлять при нём любопытство, но я не сдержалась:
— Откуда ты знаешь про «пирамидку»?
— Я начинал учиться в Гильдии, — ответил Рейтег. — Лет пять назад. Отчисли на втором курсе, но кое-что ещё помню.
— За что?! — выпалила я.
Получилось как-то чересчур громко, но слишком уж я была изумлена. И самим фактом, что Рейтег — мой недоучившийся коллега, и тем, что он умудрился как-то завалить сессию на втором курсе. У нас даже самые законченные идиоты дотянули, по меньшей мере, до начала третьего. В первые два года даже практики почти нет, одна теория.
— За драку, — сказал Рейтег. — Один мой однокурсник оказался законченной сволочью.
Извиниться за вырвавшееся слово он даже не подумал. Хотя я, по роду своей деятельности, привыкла ещё и не к такому, а мои будущие попутчицы — вернее, пассажирки — были заняты тем, что собирали валявшуюся на траве одежду в сундуки; они удачно притворились, что не услышали.
— Не дал списать? — не удержалась я от предположения.
— Списывали обычно у меня, — буркнул Рейтег и посмотрел на меня так, что я как-то сразу поняла, что не получу точного ответа. — А этот просто совал нос куда не надо.
Странно и неуютно было находиться рядом с человеком, с которым мы, возможно, могли бы даже работать вместе, если бы… если бы что?
— По-твоему, я тоже сую нос куда не надо?
Он хмыкнул:
— Я ни на что не намекал. Просто ответил на твой вопрос. Да и потом, совать нос в чужие дела — твоя профессия.
— Что верно, то верно. А ты не пробовал пойти учиться куда-нибудь ещё?
— Обстоятельства помешали. Мне очень нужны были деньги. Тормур позволил мне остаться и дал работу.
— Это странно. Мне было бы сложно остаться и смотреть, как мои бывшие однокурсники идут дальше, в то время, как я заказываю уголь для их печей.
— Я их почти не видел. В тех помещениях, где я работаю, студенты обычно не бывают.
— Действительно. Я за три года тоже ни разу тебя не видела.
— Ты могла просто не запомнить.
Я покачала головой, возразив:
— У меня хорошая память на лица… Послушай, ты же пока учился должен был хотя бы раз активировать кинжал.
Рейтег медленно кивнул, пытаясь понять, к чему я клоню.
— Ты потом… у тебя не было проблем, когда ты больше не смог этого делать?
— Нет. У меня всегда хорошо получались упражнения на контроль энергии… А что, проблемы есть у тебя?
— Нет, разумеется, нет. — Я постаралась, чтобы голос звучал как можно более беспечно. — Но говорят, они бывают, если долго не пользоваться кинжалом. Мне просто любопытно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он не поверил, я это сразу почувствовала. И испугалась. Нет, вряд ли Рейтег будет трепаться о своих подозрениях на каждом углу. Вряд ли он даже скажет об этом господину Тормуру, главе Гильдии, несмотря на своё уважение к нему. Но я всё-таки не была уверена, что не сделала ошибку, задав этот вопрос…