сторону лошади. Сидеть на мужской манер лицам женского пола считалось неприличным, не зависимо от их возраста. Слишком длинный подол монашеского одеяния не только полностью закрывал ноги девочки, но и свисал ниже их.
Увидев девочку на лошади, Родимцев сразу же вспомнил, как водил в конный клуб на иппотерапию свою дочурку Леночку. Там инструктор, опытная наездница, жена владельца клуба и врач-ортопед по специальности говорила, что дамское седло — это просто какой-то ужас. Оно неудобно не только для всадницы, но и для лошади, потому что груз на спине смещается на одну сторону. Да и у всадницы при такой позе развивается искривление позвоночника. А еще такая посадка очень опасна. Потому что лошадка — это живое существо. И потому, как ее ни обучай, она может иногда чего-нибудь неожиданно испугаться и понести. Или же просто поскользнуться. Если у обычного всадника есть хорошие шансы удержаться на спине лошади при разных подобных неожиданностях, то у наездницы в дамском седле таких шансов почти не имеется. В непредвиденных ситуациях падение и травмы ей будут обеспечены. Причем, большие риски существуют не только для конечностей и головы, но и для позвоночника. Потому Леночка всегда ездила на лошадке обычным «мужским» способом. А вот Адельгейда сидела очень опасно. Тем более, что и специального женского седла с приделанными «рожками» ей не дали, а просто посадили даже не на рыцарское седло, а на самое обыкновенное. Как бы там ни было, Григорий сразу решил, как только они немного отъедут от лагеря, дать девочке более приемлемую одежду и усадить ее на лошади нормально.
Глава 9
Григорий с Адельгейдой, выехав из замка, осторожно спустились вниз по узкой дороге, когда вдали затрубили. И то не были звуки рогов, в которые, обычно, трубили христианские рыцари. То звучали медные трубы, которыми для военных сигналов пользовались сарацины. Враги неумолимо приближались ко входу в долину. Но, рыцарь с девочкой успели проскочить водопой, где их лошади перешли неширокий и довольно мелкий ручей вброд, нашли тропу, подсказанную Рене Дюрфором, и углубились в кедровую поросль, покрывающую подножье горного отрога, спускающегося к руслу ручья. Таким образом, единственная дорога, ведущая в долину сквозь естественные «ворота», образованные с двух сторон от русла ручья отрогами гор, осталась в стороне.
Тропа, которую, следуя указаниям командира отряда тамплиеров, Григорий сразу же обнаружил, и по которой лошади уверенно шли друг за другом, постепенно поднималась по склону вверх, в сторону ближайшего перевала. Рене, как и обещал, начертил на обратной стороне куска пергамента, который предназначался в качестве письма приору монастыря кармелиток, импровизированную карту. Путь из замка Тарбурон к горе Кармель предстоял не такой уж и близкий. Сопоставив каракули Дюрфора с тем, как Родимцев помнил карту Израиля, а, интересуясь эпохой крестоносцев он, конечно, изучил эту карту довольно неплохо, хотя подробности помнил смутно, они находились где-то между Тверией на юго-востоке и Цфатом на севере, а до Кармеля отсюда по прямой было около полусотни километров.
Но, Гриша прекрасно понимал, что по прямой можно путешествовать лишь на летательном аппарате, которого пока нигде нет и не предвидится в ближайшие века. А на лошадях путь им предстоял небыстрый и нелегкий. На восток они двигаться не могли. Тверия, которая здесь называлась Тивериадой, была захвачена войсками Бейбарса, как и все берега одноименного большого озера, библейского Галилейского моря. Да и Цфат, который тут звался Сафет, постигла такая же участь. Открытым оставался только путь на запад по местности, разоренной врагами, но еще окончательно не захваченной, на которой должны были пока оставаться какие-то опорные пункты христиан. Впрочем, так считал Рене. Но и командир отряда тамплиеров едва ли обладал достоверной информацией. Потому что положение постоянно менялось. Одни враги уходили, но приходили другие.
Лошади медленно поднимались в гору. Когда они оказались выше нижних кедров, между верхушек деревьев открылся вид на дорогу, идущую с востока. По ней как раз двигалось вражеское войско. Их разделяло по прямой не более трех сотен метров кедровой поросли. И Григорий неплохо рассмотрел армию Халеда.
Христианам-крестоносцам в Леванте доводилось сражаться с разными вражескими армиями. С момента создания государства крестоносцев, благословенные библейские земли, за которые не прекращалась борьба, пытались взять под свой контроль бедуины, египтяне, турки, курды, персы и даже монголы Великой Орды, добравшиеся и до этих мест. Но, всех врагов христианской веры крестоносцы Леванта называли собирательным именем: «сарацины».
Хотя сам Бейбарс и придавал большое значение укреплению армии, постоянно тренируя своих бойцов на нильском острове Рода, но это не значило, что и другие вожди мусульман относились к организации военной службы в своих собственных отрядах столь же серьезно. Потому армия шейха Халеда выглядела достаточно разнородной. Вместе с тяжелыми профессиональными всадниками на лошадях виднелись и бедуинские всадники на верблюдах, за ними ехали легкие конные лучники, а сзади шла наемная негритянская пехота, набранная откуда-то из Африки. Основной ударной силой являлись боевые рабы, которых называли «мамелюки». Это были профессионалы, вооруженные и снаряженные для боя не хуже рыцарей из Европы. Сам султан Бейбарс происходил из этого сословия. Но в войске Халеда таких имелось не слишком много.
Горный отрог изгибался, а тропа поднималась все выше и выше, и вскоре Григорий и Адельгейда выехали на каменную площадку, откуда открывался вид между понижающихся отрогов на замок Тарбурон и склон перед ним. Отсюда хорошо просматривалось сражение, которое уже началось. Камни и арбалетные болты обрушились на головы врагов, когда те неосторожно приблизились к подножью предгорного холма, на котором стояла полуразрушенная крепость. В рядах неприятеля поднялась паника, чем тут же воспользовался отряд рыцарей, выскочивший из засады. Перед атакой им раздали большие щиты и копья, отчего удар тяжелой кавалерии опрокинул треть сарацинских всадников, а негритянская пехота, тащившаяся сзади, не успевала поддержать головной отряд, попавший в ловушку. Но, исход сражения не был предрешен, потому что по дороге подходила вторая часть войска шейха.
Убедившись, что их никто не преследует, Григорий спешился и, подойдя к девочке, осторожно снял ее с седла. Он попытался объяснить Адельгейде, что, если они будут ехать так медленно, то сарацины непременно догонят их. А потому ей необходимо переодеться и сесть на лошадь нормально, обхватив ее ногами. Только вот, незадача. Девочка не желала следовать его совету. Он уже и не знал, как ее убедить, когда малышка внезапно предложила, коверкая слова старофранцузского:
— Я хотеть ехать, как отец возить меня.
— А как это? — спросил Григорий.
Она потянулась ручками к седлу его коня и показала, что хочет, чтобы Родимцев держал ее впереди себя. Антоний, конечно, выглядел крепким конем, но Григорий жалел его