— Это мой муж!
И начинались гляделки, смотрелки, поздравлялки…
Майя сидела гордая и неприступная, демонстрируя всем своего мужа. Высокого, красивого, плечистого.
В памяти Игоря быстро перемешались лица ее знакомых, перепутались их имена… Да и не нужны они ему были — Лазарев не любил компаний, вечеринок, гостей, чурался любых сборищ, чувствуя себя там неловко, не на своем месте, и предпочитал сидеть над учебниками и специальной литературой.
Сначала жили с родителями Игоря, а потом родители Майи подарили им кооператив.
К тому времени, вполне освоившись в новой роли, Майя принялась отдавать командирские приказы и распоряжения.
— Сейчас, минутку… — говорила она в телефонную трубку подружке, услышав стук открывающейся двери. — Это Игорь пришел. Игорь, приготовь мне ужин, я еще не ела. Что? Рис возьми. Ну, ты же знаешь где. Давай кипяти. Слушай, а белье ты утром замочил? Аня, ты представляешь, он прямо гавкает! Наверное, от жары прибалдел. Ты понимаешь, он когда немножко выйдет из себя из-за того, что много готовит и стирает, то начинает гавкать! Прямо вот так: гав-гав-гав!
Они были столь резко различны, что Игорь начал оценивать их близость как недоразумение. Хотя это все ненадолго… Ему осталось немного… Считать оставшиеся годы он перестал. На это больше не хватало сил. Пять, четыре, три…
Он нередко исподлобья рассматривал лицо Майи, ее стиснутый рот, будто приклеенные к голове черные волосы, всю ее, изученную до последней черточки и жеста, и горько удивлялся: как он мог подумать, что сумеет жить с этой женщиной?… Пусть даже недолго…
Однажды, выслушав отчаянные сетования замученного стиркой и готовкой приятеля, Гошка улыбнулся и спокойно заметил:
— Передай своей жене, что мужа у нее очень скоро не будет.
Так оно и вышло…
Но мать упрямо настаивала на своем, упорно гнула свою линию:
— Игорек, я ведь была против твоего брака с Майей, ты прекрасно помнишь. И у нее действительно непростой характер. Но теперь, когда вы прожили почти два года… Когда Маечка стала мне дочкой… Да, мне ее жалко. Она калека, несчастная, ее некому пожалеть, кроме нас с тобой.
«А я?» — подумал Игорь.
— Ну кому она нужна, кроме нас? — продолжала мать.
«А я кому?» — мысленно повторил Игорь.
И согласился вернуться в Москву с одним условием — жить они будут на разных квартирах. Он — у родителей. Она — у себя. Но мать и Майю устраивало и это.
Поликарпыч и Гошка отреагировали на это известие по-разному. Очень по-разному.
Сазонов скептически хмыкнул:
— Ничего не получится! Соображай мозгой! Раз уж вы с ней сразу не зажились вместе, то и дальше будет то же самое. Это симптом!
Поликарпыч задумчиво сдвинул очки на самый краешек носа.
— А что, Игоряха, может, все и сладится! Что одинокий мужик, что одинокая баба — все одно бедолаги бесприютные. А так, когда они вдвоем, рядом — вроде дом, семья…
Игорь усмехнулся. Вроде…
Он опять играл по чужим правилам.
Иногда беспокоила нехорошая, вредная мысль: а не обыватель ли он, без толку небо коптящий? Не человек ли со сдвигом, который, в отличие от остальных, хорошо знает, сколько ему осталось еще коптить это самое небо? Не дурак ли он, что живет именно так, а не иначе? Зачем ему учеба, жена, книги? Проведи оставшиеся тебе дни в веселье, пьянстве, мотовстве, потешь свою душеньку напоследок, а там уж пора и честь знать…
«Успокойся, — одернул себя Игорь. — Если ты такими вопросами задаешься — ты уже тем самым не обыватель, не дурак и психически нормален. Потому что настоящий обыватель, шизофреник и дурак никогда подобными проблемами не озадачатся, не обеспокоятся и не зайдут в тупик. Таким всегда все ясно и понятно».
Глава 8
Рыжебородый подвел свою экскурсию к отпечатку археоптерикса — просто-таки знаковому, пресловутому… И рассказал, что никаких изменений в перьях, хорошо представленных наукой по отпечаткам, не заметно. А вот скелет дикой лошади, который очень любили сторонники эволюционной теории, недавно из музея исчез. Почему — хранится в странной тайне. Кстати, известно, что из американского музея этот скелет тоже унесен и спрятан в секретные глубины запасников. Хотя о нем кричали как о переходной форме еще, может, громче, чем про археоптерикса. Теперь почему-то молчат.
Все остановились у скелета диплодока. Впечатляло, ох и впечатляло! Длиннее дальнобойной фуры! Во весь зал, голова прикреплена к потолку, а конец хвоста уходит под дверь черного хода зала.
— А-бал-деть можно… — пробормотал Антон.
Голая Спинка согласно кивнула. Аля, девушка с крысой, стала кормить свою любимицу печеньем. Бориска уплетала за обе щеки, но оставалась суровой и подозрительно смотрела вокруг. Не нравился крыске этот музей со скелетами и чучелами, ох не нравился!
— Хочу вам кое-что зачитать, — сказал рыжебородый. Его коллега давно скрылся из виду. — Из Библии. «Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя; он ест траву, как вол; вот, его сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его; поворачивает хвостом своим, как кедром; жилы же на бедрах его переплетены; ноги у него, как медные трубы; кости у него, как железные прутья; это — верх путей Божиих; только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой». А теперь давайте глянем на этот внушительный скелет и сравним его с прочитанным описанием. Питается он травой — точно так, диплодок был травоядным. Ноги его — как мощные столбы — ну, сами видите! Мускулы его как крепкое железо — сами понимаете. Голова его достает до высоких деревьев, а хвостом он может вращать как кедром. Видите, какой хвост?
Игорь задумался. Такое впечатление, будто перед ними вполне научное описание диплодока. Словно кто-то видел его так же точно, как они сейчас этот скелет, только живого, и наглядно его описал. Не больше и не меньше. Все сходится.
— Но вы спросите — а почему бегемот? Кстати, какой же у настоящего бегемота, кого мы сейчас так называем, хвост как кедр? Хвостик у бегемота совсем маленький. Но есть объяснение. Слово «бегемот» тут условное. Так перевели название большого чудища, и слово «бегемот» подошло больше других. Потому что слова «диплодок» писавшие Библию явно не знали. «Бегемот» первоначально, в переводе с древнееврейского, было просто наименованием некоего большого чудища, вроде левиафана на море, хотя предполагают, что «левиафан» — это тоже просто кит. А теперь сделаем некоторые выводы из всего увиденного.
Антон вновь принялся перешептываться со своими подружками. Они приветливо кивали ему и кокетливо улыбались. Вот шалопай… Чурбачок стоял мрачный. Крыска с аппетитом лопала. Какая-то ненасытная…