— Жду вас! — с вызовом ответила Майя. Игорь смутился:
— Меня? Опля…
— Да! — вскинула голову Майя. Волосы будто приклеены. — Это предосудительно?
— Нет, почему же, мисс терпение… — пробормотал Игорь. — Только я тороплюсь в институт…
— Я тоже, — сказала Майя. — Поедем вместе? Хотя нам не по дороге… — И странно засмеялась.
Через два месяца они поженились.
Молодой, высокий, красивый… И горбатая женщина с жестко стиснутым ртом… В ЗАГСе на них смотрели в недоумении. Гошка, приглашенный в свидетели, вообще ничего не понял.
— Гор, — испуганно зашептал он, — с тобой все в порядке? На тебя даже моя Шурка и то глаз положила… Ты что делаешь, а? Это симптом… Ты мозгой соображаешь чи нет?
Игорь только смущенно улыбнулся в ответ. Он рассчитывал на равновесие его и ее недугов. Но этого не произошло. Майя была чересчур злой, надменной, требовательной, Игорь вырос добрейшим. И он ушел с головой сначала в учебу, а потом в работу.
Оставалось все меньше лет…
Лазарев устал их считать: шесть, пять, четыре, три, два… Ничего… Зато Майя не будет мучиться, когда он уйдет… Не тот характер.
А мать странным, необъяснимым образом привязалась к невестке и жалела ее. Правда, вначале с Галиной Викторовной случилась истерика.
Когда Игорь привел в дом будущую жену, уже невесту, родители выдали себя с головой, хотя Игорь их честно обо всем предупредил.
Церемонные раскланивания и заторможенные представления, испуганно-взволнованные переглядывания… Совершенно закаменевшая Майя и ужаснувшиеся, ничего не соображающие родители…
Игорь отчаянно жалел их всех, а больше всего — себя.
Потом он пошел провожать Майю, и всю дорогу они болтали о пустяках, словно не было никаких смотрин. А когда он вернулся, мать зарыдала, будто готовилась к его возвращению и накапливала слезы про запас. Отец сидел, вжавшись в кресло, опустив голову и плечи.
— Ты посмотри на себя! — закричала мать.
— Ну посмотрел… — криво усмехнулся Игорь. — И что во мне такого особенного? Не надо думать за собаку…
Мать обомлела. Даже плакать на минуту перестала.
— Ты же красавец! — театрально всплеснула она руками. — И эта… Игорек… Неужели ты полюбил ее?! Но как такое могло случиться?!
Игорь пожал плечами:
— Все всегда происходит неожиданно, особенно если это касается любви…
У подружки девушки с улитками внезапно на плече появилась белая крыса.
Опля… И что за этим последует? — с любопытством подумал профессор. А хозяйка очень смахивает на свою любимицу — обе такие одинаковые блондинки…
Крыса безмятежно осмотрелась, ничуть не смущаясь большим обществом — явно к нему привыкла, — и уселась, торопливо-нервно моргая и энергично вынюхивая воздух музея.
— Это Аля, — пояснил отцу Антон совершенно серьезно и нарочито без малейшей улыбки. — В смысле Аля — та, которая стоит, а не та, которая на плече. На плече — крыска Бориска.
— Понятно, — кивнул Игорь.
Чурбачок смеялся. Голая Спинка приветливо помахала крыске Бориске рукой.
Игорь вдруг вспомнил, что у мышей вены, в которые колют при опытах, находятся под хвостами. Поэтому, прежде чем делать опыты, мышам в лаборатории обычно парят хвостики. Забавное зрелище: биолог сажает мышек в кружок на край лабораторной чашечки с теплой водой, и хвостики у них в воду опущены. Сидят эдак мышки кружочком и парят задки.
Экскурсанты стали рассматривать известняковые отложения рыб.
— По данным эволюции, этим отложениям — миллионы лет, — задумчиво сказал рыжебородый. — Но вот представьте себе… Умирает рыба в реке. Долго она пролежит на дне?
— Часа через два и костей не останется! — выкрикнул чурбачок.
Бородач невозмутимо кивнул:
— Верно. А тут, в давние времена… Почему эти рыбы умерли, но их никто не съел? Почему их не тронуло разложение? Почему они остались отпечатками в камне? Да не одна — вон их сколько… Как будто все сразу погибли и никто к ним, мертвым, почему-то даже не прикоснулся.
— Миф о потопе! — радостно закричал Антон. — А-бал-деть можно! Неужели и вправду был?!
— Есть его научное определение: теория катастрофизма, — спокойно ответил экскурсовод и подвел всех к скелетам динозавров.
Небольших таких — всего каких-нибудь метра два в среднем.
Катастрофизм… Хороший термин. Именно такое случилось с профессором. Только он не искал никаких определений. И вообще ничего и никого не искал…
— Бывал я на раскопках. И ручаюсь, что эти кости нашли на территории России, — сказал бородач. — Некоторые не сохранились, их восстановили по формам, оставшимся в полостях геологических пластов. Именно в таких позах стояли эти скелеты под землей. Вам не кажется это странным? Почему ящеры умерли стоя, едва присев? Все на четырех ногах стоят довольно твердо.
— А-бал-деть можно! Словно их чем-то затопило и моментально убило? — докончил напрашивающуюся мысль Антон.
— Вот! — кивнул бородач. — И вероятно, как раз мгновенно обрушившимися известковыми полужидкими потоками, которые затем спеклись под большим давлением. Ну, к этому мы еще вернемся…
Затем стали смотреть схемы. Эволюция китов.
Голая Спинка ласково погладила крыску. Та алчно косилась красным глазом на улиток. Слопать может, подумал профессор.
Экскурсовод устало потер глаза.
— Здесь вы видите все ветви эволюции — от простейших до млекопитающих. Тупиковые ветви вроде папоротника обозначены отдельно. Хорошо известные науке линии развития обозначены жирной чертой, а гипотетические, додуманные согласно теории эволюции, но пока не подтвержденные — пунктиром. Это делалось эволюционистами согласно их теории, — еще раз подчеркнул бородач. — А теперь мысленно отбросим пунктир, оставим только четкие линии. Представьте себе…
Все смотрели на эти «генеалогические древа». Впечатляло. Эффект сработал. Исчезли все связи между одним большим видом и другим — они все пунктирны! Остались лишь четкие разделенные виды: млекопитающие, рыбы, птицы, земноводные, пресмыкающиеся…
Игорь усмехнулся. О-ля-ля…
— А-бал-деть можно, — пробормотал Антон.
— Поняли? — улыбнулся рыжебородый. — Мне сразу вспоминаются слова из Библии: «по роду своему». О том, что создал Бог все виды животных и стали они существовать — по роду своему.
Он саркастически поведал, как некий ученый наблюдал за белым медведем в холодном океане. Мишка плавал с постоянно широко раскрытой пастью и ловил этой пастью рыбу. И стал ученый всерьез подумывать о теории происхождения кита как вида. Плавающий млекопитающий медведь эволюционировал своей пастью, постепенно превращающейся в цедилку для ловли рыбы.