не разрешалось, но ради Рипсимии игуменья сделала исключение – разрешила Нуне выхаживать бедную послушницу. Нуне носила в комнату Рипсимии завтрак и ужин: чистую воду, мёд, белый хлеб и свежих оливок. Девушка ела совсем немного и снова падала на кровать, раскинув руки. Волосы липли к мокрому телу, суставы и мышцы не слушались, дрожали – дева была обессилена.
***
Амаций летел на лошади, напряжённо всматриваясь вдаль. Спешил с вестью для Нуне.
Он чувствовал волнение и беспокойство, что не успеет доставить письмо от Цербера, которое крайне важно для него. Ночь уже падала на землю, вокруг становилось тихо и прохладно. Табелларий перевёл лошадь на более быстрый шаг с криком: «Быстрее! Быстрее! Лети же быстрее!»
– Наконец-то римская вонь не преследует меня, – с облегчением вздохнул Амаций.
Рим воняет: мусором, кровью, потом гладиаторов, воинов, падших женщин, животными, людьми. Но здесь… Здесь так чисто и свежо, что хочется дышать полной грудью, вдыхая хвойный аромат скалистых гор. Жизнь в Римской империи грязна и трудна, в достатке живут лишь император и приближённые к нему люди, а рядовые воины не могли похвастаться сладкой жизнью: от заката до рассвета их натаскивали, чтобы в сражении ставить в первые ряды для прикрытия старших по званию. Самые выдержанные и успешные вроде Амация переходили в элитный легион, что случалось крайне редко.
Табелларий мчался, не жалея лошади, но подниматься в горы становилось всё труднее, лошадь брыкалась, стуча копытом по твёрдой и острой земле, отказываясь идти дальше.
– Не время показывать свой нрав, Юнона! Прошу, идём же! Нам с тобой поручено великое задание, и мы должны разбиться об землю, но выполнить его! Слышишь, нам нужно уже быть утром в легионе? Идём!
Но лошадь повернула голову в сторону, будто не хотела слушать объяснения Амация. Ночная усталость сломала Юнону, и она легла на землю, согнув ноги под животом. Как ни бился возле лошади табелларий, как бы ни просил её встать – всё было тщетно, и тогда посланник Цербера принял решение оставить лошадь и следовать дальше. Амаций с сожалением оглянулся и что есть духу побежал по извилистым тропам, ведущим к монастырю.
– Нашёл, о чудо! – возрадовался табелларий. – Неужто оно? – и принялся бить в ворота.
Отворила послушница. Она испугалась ночного визита легионера и начала закрывать ворота, но тяжёлая сандалия воина не дала ей этого сделать, Амаций ногой перегородил путь, деве ничего не оставалось, как выслушать неизвестного.
– Не бойся, – отдышавшись, проговорил посланник, – я от Цербера, меня зовут Амаций. Я ничего не сделаю тебе дурного. Меня лишь просили отдать письмо сестре Нуне, могу ли я её видеть?
– Я пред тобою. А что случилось?
– Знаете ли вы, что наступает после того, как ваша тайна раскрылась? – гонец протянул свёрток деве. – А теперь мне нужно возвращаться! Прощай!
– Постой! – крикнула ему вслед Нуне, но посланник Цербера, скрывшись за деревьями, уже не слышал.
Лошадь ждала своего всадника на том месте, где он её оставил. Он влез на неё и помчался обратно в лагерь, чтобы отчитаться центуриону, пока легион не отправился в путь.
***
Цокот копыт и лучи солнечного света, пробивающиеся сквозь стены палатки, разбудили центуриона. Он вскочил и через несколько мгновений оказался возле прибывшего гонца.
– Поручение доставить письмо выполнено! – слезая с лошади доложил Амаций.
– Благодарю тебя. Я дам тебе отдых сегодня, только сначала пойдём со мной – нужно тебе кое-что показать.
Центурион и его легионер молча сели на лошадей: Цербер выглядел отдохнувшим и бодрым, его гонец, напротив, держался в седле слабо, глаза его слипались, он зевал.
– Я должен поблагодарить тебя за верную службу, воин, – заговорил центурион, как только отдалились от лагеря, – и попросить прощения за твою смерть.
Цербер вытащил меч и моментально обезглавил Амация, голова легионера отлетела, а бездыханное тело рухнуло на землю.
– Юнона, не смотри на меня так, – обратился к лошади центурион, – не суди меня строго, теперь ты свободна.
Цербер ударил мечом ещё раз, на этот раз уже по амуниции лошади – снаряжение треснуло и упало. Юнона сорвалась с места и ускакала вдаль. Центурион провожал взглядом пыльный шлейф, тянущийся из-под её копыт.
– Теперь хоть кто-то из нас свободен.
За время службы Цербер убивал многих – безжалостно и быстро, но сегодня он не смог взглянуть на обезглавленного невинного юношу, который сдержал слово и принёс весть сестре Нуне.
***
Легионеры шли медленно, будто сами боги останавливали их, препятствовали походу. Кое-кто из воинов ещё не оправился от предыдущих боёв – раны не давали им идти быстро, легион тормозил, вынужденно делал привалы. Под грязными повязками сочилась кровь, но песни и шутки поднимали настроение, помогали забыть о проблемах насущных внутри армии. Центурион на вороной лошади то шёл впереди, ведя воинов за собой, то сзади – подбадривая их и поддерживая с хвоста колонны.
– Скоро вам будет жарко, легионеры! Согреетесь от пылающего огня! – кричал Цербер, в глубине души желая оттянуть момент с сожжением монастыря. – Римские шакалы и то быстрее вас идут, хотите, чтобы они наступали вам на пятки? – шутил центурион. – Ну же! Резвее!
Легион тянулся. Церберу пришла на ум идея дать девам ещё немного времени: он чувствовал, что в обители происходит что-то неладное, а чутьё его не подводило.
– Пойдём через озеро! – скомандовал центурион. – Лошадям нужно напиться, а нам – отдохнуть и поесть!
Лошади свернули с курса, а это значит, что часа три императорская армия будет отдыхать, а девы смогут уйти от надвигающейся опасности подальше. На привале разожгли костёр, ответственный за трапезу легионер готовил на нём птицу – без мяса и доброго вина воинам не обойтись. Возле огня прямо и неподвижно стоял Цербер: вслушиваясь в треск костра, он неотрывно смотрел на летящие от пламени искры, пытался рассмотреть в них образы, но самого главного в них не находил. Нуне. Прекрасная Нуне спасла его и теперь, наверное, пытается спасти саму себя, убегает от карателей, а он, как последний дурак, надеется на встречу. Он всё отдал бы за несколько минут разговора с ней.
***
В тот миг, когда Амаций отдалился от ворот монастыря, Нуне торопливо раскрыла письмо. Оно покорно легло на ладонь и рассказало обо всём, что ждёт их, христианок, если они не покинут монастырь. Девушке стало плохо от прочитанного, жар змеёй прополз по спине, и от страха она пустилась бежать – нужно было срочно найти матушку и всё ей рассказать. Игуменья находилась в библиотеке и занималась книгами: свежие рукописи она сшивала в одну книгу, стежок за стежком скреплял тонкие коричневые листы.
– Матушка! – Нуне с криком влетела в библиотеку, длинная одежда буквально заметала мраморный пол просторного зала. – Они идут сюда! Они возвращаются!
– Дитя моё, подожди, – Гаяния не могла в потоке слов расслышать главное. – Кто идёт? Нас же проверяли императорские мужи!
– Они снова направляются к нам! Смотри, матушка, – Нуне протянула письмо, написанное рукой центуриона, – видишь, это тот воин, которого я лечила от недуга, это он написал! Он предупреждает нас! Его воины сожгут здесь всё дотла, а нас или убьют, или возьмут в плен!
– Господь, праведный! – Гаяния не могла поверить своим глазам. – Столько лет наш монастырь жил спокойной жизнью, и вот они дошли к нам… – настоятельница храма схватилась руками за голову. – Собирай все свои лекарства, травы и книги, бери провизию. Найди какие-то мешки или ткани, хватай всё необходимое. То же самое скажи сёстрам. Спасибо, Господи, этому доброму человеку – он наш посланник небес, наш ангел-хранитель! – причитала Гаяния. – Как наше больное дитя? Боже, что же с ней?
– Она уже встаёт, но вижу, что совсем уж слаба сестра, немного походит по келье и вновь ложится – хворь ведь никого не красит, матушка, – горестно ответила Нуне.
– Ничего, вместе мы не пропадём, Бог в помощь! Бог нам в помощь… – повторила Гаяния и выбежала с Нуне из библиотеки.
Через какое-то время обитательницы монастыря готовились к бегству.
– Сестра, ты спишь? – Нуне тихонько коснулась плеча Рипсимии. – Встать