ответив, Лиза побежала прочь.
Сизиф задержался.
Сколько раз он видел эту сцену?
Множество.
Сизиф обернулся на Лизу и несколько мгновений глядел в ее удаляющуюся спину. Потом подошел к телу Анны, сел на корточки и вгляделся в ее лицо. Поднял голову и посмотрел на Василия. С того же места, откуда минуту назад Анна кричала свои последние, тонущие в ненависти слова.
Василий стоял, пошатываясь. Еще молодой, отмытый от крови, пьяный. Мутные синие глаза, не мигая, смотрели на лежащую в снегу Анну.
Один из немцев толкнул его, показывая, что пора уходить. Василий качнулся и, хромая, поплелся за своими новыми хозяевами.
Глава 15
Прямо сейчас
– Не рано ли было давать ей такие кейсы? – спрашивает Начальник в Белом.
Он раскрывает папку с делом Лизы и раскладывает ее фотографии перед собой. Верхнее фото оказывается совсем близко к Сизифу. Лиза смотрит оттуда верх тормашками.
– Мы знаем, сколько уходит психологического времени на то, чтобы расширить сознание.
Сизиф отодвигает от себя снимок Лизы. Там она смеется. Жизнерадостная, открытая.
– Требовалось сломать ее уверенность в том, что она хоть что-то понимает в этом мире, – отвечает Сизиф. – Тот момент был точкой невозврата: либо так, либо обратно на землю. Ждать дольше было бессмысленно.
За три месяца и 10 дней до конца
Лиза сидела, обняв колени.
Знакомая кровать, знакомая крохотная комнатка; знакомые подтеки под потолком.
Она и забыла, какой здесь всегда царил беспорядок. Раньше ее никогда это не волновало.
Она сидела на кровати, которая еще совсем недавно ей и принадлежала.
Рабочие выносили из квартирки мебель.
Угол тумбочки выскользнул из потных пальцев грузчика. Тумбочка упала, нараспашку раскрыв пасть. Выпали на пол какие-то безделушки и стопка фотографий, которые Лиза не выкинула при прошлом переезде. Тумбочка ударила рабочего по стопе. Тот начал чертыхаться, прыгая на здоровой ноге, а ушибленную крепко сжал обеими ладонями.
Второй рабочий поставил торшер и, отряхнув руки, присел возле тумбочки. Чавкая жвачкой, он стал с интересом разглядывать вещи Лизы, видимо, в надежде найти что-нибудь ценное, что можно было бы незаметно положить в карман. Не обнаружив ничего интересного, он взялся за фото и стал рассматривать их, будто свои:
– А с этим что делать? – спросил он первого рабочего, который уже начал успокаиваться.
Тот наконец отпустил ногу и взял одну из фотокарточек.
– Положите на место, уроды! Сожгите вместе со всем, что было моей жизнью, – рявкнула Лиза.
Ее никто не слышал.
На первом снимке была взрослая Лиза. Она улыбалась, одетая в нелепый яркий костюм. На втором – потертом и пожелтевшем – Лизе было шесть лет. Она сидела у матери на коленях. На голове – смешные хвостики, туго перевязанные полосатыми резинками.
– Смотри-ка, молодая совсем, – сказал первый рабочий.
– Вот как из детей такие сволочи вырастают, а? – спросил его второй.
– Да что б ты подавился! – крикнула Лиза. – Пошли вы все!
Второй рабочий поперхнулся жвачкой. Глаза стали испуганными, жестами он показывал замешкавшемуся первому, что надо похлопать его по спине. Наконец до первого дошло, и он со всей силы ударил второго.
– Пошли вы все, – тихо повторила Лиза, уткнувшись лицом в колени.
– Однажды все пойдут по одному адресу, – раздался у нее над ухом голос, который теперь преследовал ее повсюду.
Она отвернулась от Сизифа, но тот сделал вид, что не понял намека.
– Тебя легко найти. Предсказуемая.
– Исчезни, а… – не поднимая головы, сказала Лиза.
Сизиф не обратил внимания.
Он сел возле Лизы.
По запаху Лиза поняла: снова притащил с собой эту свою потрескавшуюся чашку с кофейной бурдой. А судя по звуку – только что сделал глоток и поставил кружку на прикроватный столик.
Проекция… Никакая чашка ни на каком столике, конечно же, не стояла.
Проекции – это все, что у нее осталось.
– Они правы, – тихо сказал Лиза, по-прежнему не глядя на Сизифа. – Я ведь убила того старика. Могла не убивать…
– Придет время – и ты забудешь, кем была и что сделала. Будешь умной: перейдешь выше и никогда больше не вернешься в это бессмысленное болото.
Лиза резко подняла голову, откинув назад упавшие на лицо волосы:
– Но мы… Мы творим зло!
– Зла не существует, – устало ответил Сизиф. – Есть только отсутствие добра. И это всегда их выбор. Мы полностью зависим от их выбора.
– Да что ты говоришь, умник? Ты вообще был человеком? Тебе что, никогда не бывает их жалко? Хотя о чем я спрашиваю – конечно нет.
Лиза со всей силой ударила про проекции чашки. Ее проекция слилась с проекцией Сизифа, а потому, согласно законам физики, которые помнили они оба, кружка упала. Кофе разлился.
Сизиф, не обратив внимания на кружку, наклонился ближе к Лизе и сказал, направив указательный палец наверх:
– Он с невероятной щедростью дает им попытки, снова и снова, из жизни в жизнь. У них одна задача: избавиться от злобы или предательства, от пренебрежения к чужим жизням или ревности и гордыни. Почти все они не могут решить эту задачу десятки, а то и сотни жизней, наступая и наступая на одни и те же грабли, в точности повторяя одну и ту же ошибку. Они не хотят меняться, не хотят учиться, снова и снова ненавидят, насилуют, убивают или предают друг друга или себя. И только мы можем заставить их… хотя бы дать им шанс… Пройдя через боль, через реинкарнации одна хуже другой, они могут наконец задуматься.
Сизиф снова замолчал, опустил голову и продолжил:
– Хотя и этого для них слишком много. Бессмысленная возня. Но только это дает нам шанс вырваться из круга и больше никогда не спускаться на эту… вонючую Землю.
Сизиф отстранился от Лизы, и она увидела, что кружка снова стоит на тумбочке. Как ни в чем не бывало. Кофейной лужи на полу не было, коричневатая бурда дымилась в кружке.
– Да вы хуже фашистов! – крикнула Лиза. – Может, если бы ко мне проявили немного доброты, тогда…
– В твоей жизни была доброта, – перебил Сизиф. – У многих ее было и того меньше, но они не стали убийцами.
– Ты просто бессердечный ублюдок!
– Ты не сможешь меня оскорбить. Не трать силы.
Сизиф медленно отпил кофе. На его лице отразилось удовольствие. Поставив кружку на столик и вытерев губы, он произнес:
– Запомни главное: нельзя привязываться к объектам. Никогда! Если ты проявишь свободу воли ради них, то нарушишь равновесие. И тогда французская паралитичка покажется тебе праздником, – Сизиф посмотрел Лизе в глаза. – И я не приду тебе на помощь. Таковы правила.