Потом Эллина пересела к клавесину, стоящему в углу, и мы смогли насладиться милой спокойной музыкой, которую хрупкие пальчики виртуозно извлекали из музыкального инструмента.
Вот это работа! Я так не отдыхал уже много лет, а работать так вообще не доводилось. Красота! Общаюсь с бесконечно милыми обитателями шикарного замка, пью замечательное вино, ем редкостные деликатесы. А главное, ни одного мерзавца на горизонте…
Жаль только, что идиллия эта не может продолжаться вечно, а значит, нужно хотя бы сделать вид, что тружусь в поте лица. Поэтому, поаплодировав исполнительнице и поблагодарив за доставленное удовольствие, я извинился перед обществом и вышел в ночь.
Тихо. Грифоны пялятся куда-то в даль. Проходя мимо, я потрепал одного из них по гриве, ощутив тепло нагретого за день камня. Цикады на мгновение смолкли, заслышав скрип песка под моими ногами, потом снова завели бесконечную скрипучую мелодию. Спящий лес сонно переговаривается с мерно вздыхающим морем, месяц с любопытством поглядывает на землю. Безмолвие такое, что слышно, как на конюшне хрупают овсом вороные. Тишь и благодать кругом… Аж противно.
Дежурный обход не выявил ничего подозрительного, я неспешно вернулся к грифонам и закурил, задумчиво глядя в морскую даль. Наконец окурок прочертил воздух падающей звездой и упал на песок, рассыпавшись искрами. Я недовольно крякнул. Не хорошо получилось, завтра Азар будет долго ворчать на него. Я наклонился, чтобы отбросить окурок дальше в кусты, но тут сиреной взвыло моё шестое чувство. Я шарахнулся в сторону, на ходу вынимая из кобуры пистолет, над самой головой, со свистом рассекла воздух какая-то ночная тварь, то ли птица, то ли мышь летучая. Я в сердцах плюнул. Скоро неврастеником стану, от собственной тени буду шарахаться. Это на меня местная атмосфера так губительно действует.
Убедившись, что вокруг по-прежнему тихо, я поднялся по лестнице. Взялся за ручку, скрипнула дверь, но я замер. Вот оно! В спину уперся взгляд, от которого побежали мурашки. Внимательный равнодушный взгляд. Таким в тире к мишени приглядываются.
Так вот о чем предупреждало шестое чувство! А я-то сгоряча решил, что совсем уже мышей не ловлю.
Я не стал оглядываться, шарить взглядом по темному массиву леса. Если там кто и сидит в засаде, фонариком семафорить не станет, серебристой радужкой не подмигнет…
Ладно, будет день и будет пища, в том числе и для размышлений. А с таинственным соглядатаем я днем разберусь. Кода наши шансы уровняются.
Пока я бродил вокруг замка, все успели разбрестись по комнатам. Азар убрал со стола и, пуская дым в потухшее нутро камина, ждал моего возвращения. Убедившись, что гостю ничего не надо, тролль пожелал спокойной ночи и отправился к себе в сторожку. Я тоже не стал задерживаться, день был насыщен событиями, голова и ноги гудят, требуя отдыха.
Войдя к себе, я зажег свечу, по стенам заметались тени, заполошно вторя моим движениям. Я неспешно разобрал постель, пистолет занял привычное место под подушкой, одежда комком полетела в ближайшее кресло. Дунув от души, я погасил зыбкий огонек и отдернул штору, прикрывающую окно. Толкнул створки, они послушно распахнулись, в комнату ворвалась ночь, наполненная чудными звуками и головокружительными ароматами. Бодрящая свежесть обласкала тело, унося прочь усталость дневного зноя. Тьма, наводненная таинственной жизнью, окутала замок, только окно в сторожке Азара светится. Не спится троллю, молится, наверно, своим жестоким подземным богам.
Следя за дымом, лениво утекающим в ночь, я задумался. Смущает обилие странностей и совпадений в этом деле: чудесное спасение из пасти гарпии буквально в последний момент, сногсшибательный гонорар за, в общем-то, тривиальную работу. Опять же Мажеровский со своими «ощущениями, требующими творческого и неординарного подхода». Не исключено, что все это тщательно спланированная провокация: решили заманить насолившего многим сыскаря в ловушку. А что, место тихое, уединенное, усыпят бдительность вкусной едой и комфортным проживанием, а когда я окончательно потеряю страх и разучусь бегать, нагрянут в замок колдуны-чернокнижники, жаждущие крови, развернут толковище и страшными пытками выпытают все мои тайны. А после сбросят с превеликим удовольствием бедолагу-сыскаря в самое глубокое ущелье, какое сможет отыскать верный хозяину тролль. Или в море утопят, благо плещется под самым окном. Море-то, вон какое большое, кто там несчастного сыскаря отыщет? Все концы в воду.
Море, конечно, большое, спору нет. А небо, все же, больше. Много больше…
Я долго крутился на мягкой постели, стараясь поудобнее улечься, но все время что-то мешало: то подушка слишком большая, то комар принялся зудеть над самым ухом, то одеяло удушливо-жаркое. Наконец я задремал, мысли спутались и плавно перешли в сон, добрый и приятный, как в детстве…
Разбудил меня чей-то пристальный взгляд. Я рывком поднялся, рука юркнула под подушку в поисках пистолета. А нет ее! Подушки!! И сижу я не на кровати в своей комнате, а в глубоком кресле, поглотившем мое тело, словно я попал в зыбучий песок. Ни рукой, ни ногой не шевельнуть. Напротив, на простом деревянном табурете сидит монах в черном балахоне, в руках четки постукивают. Глубокий капюшон надвинут на лицо, и как я не вглядывался в густую тень, так и не смог разобрать черты лица. Хотя что-то знакомое в облике монаха проскользнуло. Вот только что?
Монах молча протянул руку, раскрыл ладонь, и я увидел черный кристалл в форме звездного тетраэдра, внутри которого трепещет пурпурная звезда. Занятный камушек.
— Это не камушек, — подал голос монах. Знакомая интонация резанула слух, но память упорно молчит. Мне так и не удалось определить, где я мог слышать этот низкий баритон. — Это ключ.
— И что им можно открыть? — с деланно безразличным видом поинтересовался я.
— Не что, а как. Чистый сердцем откроет дверь для всего человечества в Шамбалу. Черное сердце откроет врата Тартара.
Универсальный ключик, получается. Я попытался выбраться из удушающих объятий кресла, но не удалось. А странный монах словно не заметил моих усилий, только кристалл подносит все ближе