Читать интересную книгу Восток — дело тонкое: Исповедь разведчика - Вадим Сопряков

Бирманские спецслужбы не проявляли большой активности в работе против советских граждан и разведчиков. Они ограничивались в то время обычными своими приемами, обставляя посольство и подозреваемых в ведении разведки лиц агентурой из местных граждан. Эти агенты старались фиксировать, кто приходит в посольство или посещает того или иного советского гражданина. Американское ЦРУ и английская СИС внедряли технику подслушивания в наши помещения, глазами бирманцев стремились контролировать наши контакты с местными и иностранными гражданами. Любой разведчик, не обязательно российский, должен всегда учитывать это обстоятельство в своей работе за границей.

Однажды посол Франции пригласил меня после яхт-клуба к себе в резиденцию. После всевозможных протокольных и чисто дружеских изысков, после нескольких порций холодного, со льдом, виски он приступил к беседе. Выяснилось, что генерал де Голль недавно побывал с визитом в Москве. Генерал остался очень доволен оказанным ему теплым приемом у нас дома, развитием и углублением франко-советских отношений. В этой связи наш друг Миле также хотел бы провести серию встреч в Бирме, правда, не на таком высоком уровне.

Я передал пожелания посла Франции нашему послу Ледовскому, и вскоре несколько совместных мероприятий состоялись. Один вечер советско-французской дружбы был организован в резиденции Ледовского. На нем почти в полном составе присутствовали сотрудники французского и нашего посольств. Вечер прошел удачно, весело, были выступления наших посольских певцов и певиц, а посол Франции показал, как он пел русские песни в нашей тюрьме и за обедом, уже в Париже, в присутствии генерала де Голля.

Ответный вечер, проведенный в резиденции французского посла, прошел скромнее, тише, без русской удали, но с французским шармом.

Так что мы на практике способствовали развитию советско-французского делового и дружеского сотрудничества.

Однажды в Бирму прибыли необычные и очень желанные гости — наши космонавты. Среди них была первая женщина, побывавшая в космосе, — Валентина Терешкова. Для сотрудников посольства это были радостные, приятные и хлопотные дни. Нужно было сделать так, чтобы гостям у нас понравилось.

На приеме в честь космонавтов в советском посольстве собрался весь цвет рангунского общества — правительственные чиновники, члены дипломатического корпуса и, естественно, журналистская братия.

Прием проходил успешно, космонавты были в центре внимания, купались в лучах своей славы, чему способствовал теплый, напоенный ароматом цветов и французской парфюмерии воздух Бирмы. Правда, нас — хозяев приема — немного беспокоило легкое недомогание одной из звезд приема — Валентины Терешковой. Она периодически уходила с зеленой лужайки перед зданием посольства во внутренние покои, и, когда кто-нибудь из главных гостей проявлял любопытство, интересуясь у посла или других космонавтов: «А где же героиня бала Валентина?» — Терешкову вновь выводили к публике. Она вымученно улыбалась, пыталась поддерживать светскую беседу, но было видно, что делает все это она через силу и ей совсем не до веселья.

Уже под конец приема ко мне подошел французский журналист, мы были с ним друзьями — активными соперниками на парусных регатах в яхт-клубе, и, отозвав в сторону от толпы гостей, заговорщически тихим голосом спросил, могу ли я быть с ним очень откровенным, хочу ли я помочь ему сделать большую мировую сенсацию? Я от удивления вытаращил на него глаза, не совсем понимая смысл его слов, но зная, что французы любят юмор, сострил: «Ты хочешь сейчас всенародно объявить о своей помолвке с первой в мире женщиной-космонавтом?» Жак, так звали журналиста, не смутившись ответил, что это не совсем так, но я довольно близок к цели. «Я весь вечер наблюдаю за Терешковой и пришел к твердому убеждению, что наша Валентина беременна и что через месяцев семь мир будет свидетелем рождения первого «космического ребенка», — заявил француз. Я вновь продолжил в шутливом тоне, заявив собеседнику, что хорошо знаю его как отличного журналиста, не совсем хорошего яхтсмена, так как он иногда проигрывает мне парусные гонки, но не догадывался, что он акушер, к тому же еще и предсказатель, тонко чувствующий женское состояние. Жак перебил меня, он был взволнован, напряжен, как охотничья собака, напавшая на четкий след дичи, и явно не хотел вступать со мной в шутливый диалог. Он еще раз повторил свое предложение оказать ему помощь в подготовке сенсационного сообщения, даже попытался соблазнить меня финансовым вознаграждением за содействие.

Честно говоря, быть посредником в журналистской шумихе, в мои планы на этом приеме не входило. Его я должен был использовать для расширения круга знакомых среди дипломатов, крупных государственных служащих. Мне нужно было встретиться и закрепить свои отношения с несколькими людьми, которые очень интересовали меня и, естественно, мою службу. В общем, забот было много, так как такие большие сборы интересных людей случаются не часто в Бирме. И тут, как на грех, на мою голову свалился этот француз с какой-то бредовой идеей. В посольстве среди своих людей не было и намека на мысль, что Терешкова в интересном положении.

Видя серьезность Жака, с которой он раскручивал свою идею, я понял, что француз не шутит и, не желая обижать его, зная его дотошность, пообещал осторожно все разузнать. Я высказал пришедшую мне внезапно мысль, что не исключаю, что недомогание Терешковой вызвано пребыванием ее в жарком климате Индонезии и Бирмы (космонавты прибыли к нам из Джакарты, где провели несколько дней), духотой сегодняшнего дня и т. д.

Жак не унимался, его глаза горели, руки подрагивали, он был в состоянии нервного возбуждения, ему явно не хотелось упускать возможную сенсацию. В этот момент я хорошо понимал его как журналиста. В то же время я осознавал, что если француз прав и мир действительно скоро узнает, что Терешкова беременна, то Советскому Союзу будет трудно объяснить, от кого, когда и как забеременела незамужняя женщина, побывавшая в космосе.

Меня заботила одна мысль — как удержать журналиста возле себя, не дать ему быстро и самостоятельно провести расследование и не поставить Валентину Терешкову в неловкое положение перед всем миром.

Разведчик должен всегда, в любой ситуации, оставаться разведчиком или, как в этом случае, хотя бы мужчиной, советским мужчиной, и защитить честь нашей женщины. Не дай Бог, этот француз раструбит на весь мир новость, что Терешкова беременна, а потом она не подтвердится. Французу-то ничего, а нашей милой «космической» женщине придется оправдываться.

Я заметил Жаку, что, видимо, на этой сенсации можно заработать, прославиться. Изобразив готовность сейчас же заняться расследованием этого вопроса, я предложил французу подождать меня на краю площадки, где толпились гости, а сам пошел в здание посольства, где якобы находился врач команды космонавтов.

В посольстве я встретил советника Щукина и вкратце рассказал ему о догадках французского журналиста. Наш дипломат был поражен этой новостью, он сообщил мне, что космонавты на следующий день улетают на родину и надо сделать все так, чтобы это предположение Жака не попало на страницы газет. Он посоветовал мне проинформировать о сенсационном открытии француза нашего посла — Андрея Мефодиевича Дедовского.

Вернувшись к журналисту и изобразив на лице разочарование, я сообщил ему, что врач космонавтов категорически отвергает «наше» предположение о положении Терешковой. Умышленно сказав «наше», я давал Жаку понять, что полностью присоединился к его сенсационной идее. Врач сообщил, продолжил я, что и другие космонавты чувствуют себя неважно, но, будучи мужчинами, стараются скрывать это от окружающих.

Я явно разочаровал француза и поколебал его уверенность в правоте своей догадки. Продолжая игру, я заверил Жака, что завтра с утра я приложу максимум усилий для прояснения обстановки, использую для этого жен наших дипломатов, которые находятся с Терешковой в хороших отношениях. Француз ухватился за эту идею.

Вечером после приема я встретился с послом и сообщил ему о предположении француза и предпринятых мною действиях. Ледовский, удивившись ходу мыслей журналиста, подчеркнул, что ему ничего не известно о положении В. Терешковой, и одобрил мои действия.

На следующий день космонавты благополучно отбыли домой. Все выглядели бодрыми и здоровыми, включая Валентину, немного уставшими от впечатлений увиденной экзотики тропических стран.

Через несколько дней я встретился с французом в яхт-клубе, с чувством разочарования поведал ему, что все мои расследования ничего не дали, видимо, врач команды космонавтов был прав. Это подтвердила и врач нашего посольства — общее недомогание естественно для людей, прилетающих в тропики на несколько дней из северных стран. Так что наша сенсация лопнула, подытожил я. Жак был явно разочарован, видимо, он рассчитывал, что я дам ему хоть какую-нибудь зацепку, чтобы раскрутить это явно выигрышное дело. Он продолжал убеждать меня, что прав в своих догадках, что через несколько месяцев все узнают об этой новости, но сообщит об этом не он, а кто-то другой. Я успокаивал его, подчеркивая, что не хочу разочаровываться в несо-стоявшейся сенсации дважды — сегодня и через несколько месяцев.