— Р-р-работать, опятъ р-р-работать, — недовольно проворчал Беэзубик. — Ну п-п-почему этим не может заняться кто-нибудь д-д-другой?
— Потому что только у тебя, Беззубик, есть крылья, — терпеливо объяснил дракончику Иккинг.
Камикадза же свесилась через край корзины, наслаждаясь ветром, раздувавшим ей волосы.
— Да, надо признаться, и умные же они, эти Римляне! Такой здоровский придумали способ путешествовать… Интересно, а МЫ сможем построить такую штуковину? Эй, а это что — неужто мамина ладья? Вон там, рядом с Хулиганским кораблем!
Иккинг тоже выглянул.
— Верно, — с удивлением подтвердил он. — Может, взрослые наконец набрались разума и послали совместную Военную Экспедицию? Надо сказать, я удивлен. Для Викинговских племен это большой прогресс…
Снижение и дальше шло бы в таком, хорошо управляемом режиме, если бы не сюрприз, коварно припрятанный Элвином между страницами «Как разговаривать по-драконьи».
Сюрпризом этим, как вы помните, был крохотный желтый дракончик, величиной примерно с Зигзаггерастика, и назывался он Гадючкой Отравной.
Так вот, эта самая Гадючка Отравная выползла из Иккингова кармана, неторопливо окинула взглядом корзину, где расслаблялись наши герои, и медленно поползла вверх по штанине ничего не подозревающего Рыбьенога.
Рыбьеног заметил опасность лишь тогда, когда она отправилась гулять по его руке. Он громко завопил и замахал руками, оскорбленная Гадючка взмыла и воздух и громадным острым жалом на кончике хвоста пропорола в оболочке воздушного шара большущую дырку.
Спуск после этого пошел значительно быстрее.
Стоик Обширный и Большегрудая Берта отскочили в стороны, и корзина воздушного шара грохнулась между ними на палубу.
Сам воздушный шар запутался в парусах «Синего Кита».
Наступило неловкое молчание. А потом один за другим из опрокинутой корзины вылезли печальный Громмель, Беззубик, Камикадза, Рыбьеног и Иккинг.
***Когда Племена Хулиганов и Бой-баб осознали, что их Наследные Принцы вернулись целыми и невредимыми, они устроили большой праздник. Боевые марши, вышибаемые на Барабанах Войны, сменились победными песнями. Две длинные вереницы кораблей огласились ликующими воплями, воины на радостях пускали в воздух стрелы. (Делать этого, в принципе, не рекомендуется — можно ненароком выбить кому-нибудь глаз. Но Хулиганы и Бой-бабы не славятся здравым смыслом.)
Стойк молча обнял сына.
— Стоик, — заговорила Большегрудая Берта, усадив дочь на могучие плечи. — В качестве извинения хочу я принести тебе небольшой Дар.
Большегрудая Берта хлопнула в ладоши, и ее Воины приволокли громадный щит.
— Оладья Óдина! — воскликнул Рыбьеног, изумленно уставившись на подарок. — Но, Берта, ты понимаешь, что это такое? Это же единственный щит Черноборода Оголтелого!
Это и вправду был знаменитый щит Черноборода Оголтелого, много лет назад захваченный Бой-бабами в битве. С тех пор он хранился в Племени как Трофей. В центре идеально круглого щита красовалось изображение черепа, коронованного венком из морских водорослей, а вокруг него кружились в бесконечной погоне драконы и океанские волны.
Глаза Сопляка недобро блеснули.
Сопляк был зол как черт, Иккинг ОПЯТЬ вернулся, живой и невредимый, он не утонул, его не сожрали Акулогады, и, похоже, даже драка, и та отменяется…
Однако теперь Сопляк Мордоворот увидел прекрасный случай доказать, что Вождем достоин стать не Иккинг, а именно он.
Сопляк подхватил щит Черноборода Оголтелого и победно воздел его над головой.
Зрелище получилось впечатляющее. Сопляк стоял во всей своей красе и благородстве, в мускулах и татуировках, а последние лучи заходящего солнца озаряли старинный щит серебристыми бликами.
Хулиганы в большинстве своем не отличались блестящим умом, и многие из них вообще не очень-то поняли, что происходит. Поэтому некоторые из них решили, что героем дня каким-то образом стал Сопляк. И правда, выглядел он великолепно. Хулиганы принялись скандировать:
— СОП-ЛЯК! СОП-ЛЯК! СОП-ЛЯК!
Бой-бабы подхватили их крик:
— КА-МИ-КАД-ЗА! КА-МИ-КАД-ЗА! КА-МИ-КАД-ЗА!
— Разрази их Тор! — простонал Рыбьеног. — Я этого больше не вынесу! Сопляк, ты-то тут при чем — тебя же вообще там не было?! Нас спас Иккинг! Это Иккинг придумал Дьявольски Хитроумный План! Наследный Принц Лохматых Хулиганов — не ты, а Иккинг!
— Рыбьеног, ТОЛКНИ его, — посоветовала Камикадза с материнского плеча.
Рыбьеног разбежался и изо всех сил пихнул Сопляка в живот.
В обычных условиях Рыбьеногу ни за что не удалось бы сдвинуть Сопляка с места, но тяжелый щит, который Сопляк держал высоко над головой, лишил его равновесия. С громким всплеском Сопляк свалился за борт.
На миг воцарилась тишина, полная ужаса.
И тут Стоик Обширный откинул громадную лохматую голову и разразился громогласным хохотом:
— ХА-ХА-ХА!
Ликующие крики воинов сменились раскатами громкого смеха, ибо ничто не веселит людей больше, чем самая простая шутка — когда кто-нибудь падает в воду или вываливается в грязи. Племена хохотали до упаду, долго, громко и хрипло — так, как умеют хохотать только Викинги. Они хватались за бока, сгибались пополам и хлопали друг друга по волосатым спинам, а заходящее солнце Сатурновой Субботы озаряло их теплыми красными, розовыми и золотыми бликами.
Наконец отец Сопляка, Толстопуз Пивной Живот, вытащил сына из воды. Тот всё еще сжимал в руках щит Черноборода Оголтелого. И даже Сопляку, чтобы не потерять достоинство, пришлось присоединиться к общему веселью,
— Иккинг, — проговорил наконец Стоик, утирая слезы. — У меня тоже есть для тебя подарок…
Стоик повел Иккинга к корме. Там, пришвартованная веревкой, покачивалась на волнах до боли знакомая неказистая лодочка с покосившейся мачтой и легким креном на левый борт.
— «Решительный пингвин!» — воскликнул Иккинг.
— Брехун нырял на дно Гавани и поднял ее для тебя, — просиял Стоик.
— Ерунда, подлатал пару дыр, — скромно прогудел Брехун Крикливый, хлопая Иккинга по спине. — Все-таки мы сделаем из тебя настоящего Пирата.
— Может, ты и твой Бесклубик, а также твои друзья Рыбьехвост и Ками… как ее там… возглавите наше триумфальное возвращение на Олух? — предложил Стоик Обширный. — В конце концов, не каждый день Племена Бой-баб и Лохматых Хулиганов празднуют возвращение Наследных Принцев.
Сгущались сумерки, острова Варварского Архипелага постепенно перекрашивались из зеленых а серые, потом стали совсем черными, и Викинги зажгли факелы, развешанные вдоль бортов мирно покачивающихся ладей.
В океане ожили Электрошокеры, они яркими звездочками плясали над водой, рассыпая веера искрящегося света.
Море было гладким как стекло, взошедшая на востоке луна прочертила на нём мерцающую дорожку, которая вела прямехонько к виднеющемуся на горизонте далекому острову Олух.
Иккинг, Беззубик, Рыбьеног и Камикадза сели в «Решительного пингвина», который, кажется, ничуть не пострадал от того, что провел некоторое время на дне океана. Если бы посторонний человек наблюдал эту ночную процессию, он непременно нашел бы ее очень и очень странной.
Ибо кто такие Викинги, если не Хозяева Морей, Величайшие Пираты и Мореплаватели, которых знала история?
А теперь корабли Хулиганов и Бой-баб выстроились в две длинные, усеянные факелами вереницы, и они плыли, лихо поворачивая то туда, то сюда, крутились на месте, обгоняли друг друга, и в ночи звенел веселый смех, извинения и ругательства.
И все эти корабли шли вслед за одной-единственной лодчонкой под названием «Решительный пингвин», а она, покачиваясь и крутясь, прокладывала одной ей ведомый причудливый путь вдоль лунной дорожки.
ЭПИЛОГ
НАПИСАН ИККИНГОМ КРОВОЖАДНЫМ КАРАСИ КОМ III, ПОСЛЕДНИМ ИЗ ВЕЛИКИХ ГЕРОЕВ-ВИКИНГОВ
Вот я и возвращаюсь к тому месту, откуда начал свое долгое повествование. Все эти события произошли много, много лет назад.
Но, если хорошенько подумать, стоит мне окинуть взглядом письменный стол, за которым я пишу эти строки, и я увижу многие предметы, которые напомнят мне о тех далеких событиях.
Крюк Элвина Вероломного висит у меня на стене, словно золотой вопросительный знак. У двери лежит щит, подаренный мне Толстым Консулом. Этот щит я всю жизнь брал с собой на битвы, чем немало веселил своих друзей, ибо он не круглый, каким надлежит быть Настоящему Викинговскому Щиту, а прямоугольный, на Римский манер.
Впрочем, я и сам всегда был чем-то вроде квадратной затычки к круглой дыре.
Даже ручка, которой я вывожу эти строки, сделана из пера Римского Золотого Орла. Я нашел его в своей камере в Форте Жестокусе.
Я смотрю на эти вещи и погружаюсь в воспоминания. Ярче же всего мне вспоминается тот миг, когда воздушный шар вознесся над гамом и гвалтом Форта Жестокуса в бескрайнее голубое небо. Он был похож на маленький сгусток полного счастья, какое бывает только в мечтах.