Фредерика преодолевала многочисленные повороты без особых сложностей и неожиданностей, ожидая, когда разразится буря. И она началась, как только они благополучно выехали на основное шоссе.
— Шоколад и яблоки! — сердито воскликнул мистер Лестроуд. — Полагаю, вы купили все это в местном отеле, или вас угораздило съездить еще подальше и позавтракать?
Фредерика искренне призналась:
— Я… не ездила на ленч. Мне совсем не хотелось есть. Я съела шоколад и яблоки в ближайшей рощице, а потом, видимо, заснула.
— Заснула?
Она молча кивнула.
— В рабочее время?
— Это не совсем рабочее время, — оправдывалась она. — Вы же велели мне присоединиться к прислуге, а тогда бы мне пришлось выслушивать все эти сплетни, которым она обычно предается, так что, честно говоря, не думаю, что есть из-за чего огорчаться. Конечно, — признала она со вздохом, — я чуть не четверть часа заставила вас ждать и за это приношу свои извинения. Мне действительно очень жаль.
С заднего сиденья не раздалось ни звука.
— Мне очень жаль, — повторила она.
На сей раз сзади послышались звуки, словно у мистера Лестроуда стучали зубы.
— Если уж вы способны говорить правду, почему бы вам не признаться, что вы слишком разборчивы — или так, по крайней мере, о себе думаете, — чтобы есть вместе с прислугой, — произнес он наконец с холодным осуждением. — Но вам вовсе не пришлось бы мешаться с толпой перемывающих хозяйские косточки слуг поместья Эплби, вас бы радушно приняли дворецкий Гарсайд и его жена.
— Мне очень жаль, — пробормотала Фредерика, глядя, как стрелка спидометра приближается к отметке девяносто миль в час, и при этом чувствуя, что они не едут, а еле плетутся.
— На будущее намотайте себе на нос, — ледяным тоном изрек Лестроуд, — вы будете слушаться моих приказов впредь, едем ли мы к моим друзьям или куда-либо еще, и, если вы опять позволите себе тратить целых два часа моего законного времени, предаваясь сну в лесу после спартанской диеты из шоколада и яблок, я отправлю вас на все четыре стороны. Когда меня везет мой водитель — и не важно, мужчина или женщина, — я хочу, чтобы он был в идеальной кондиции, иначе говоря, мог справиться с любой неожиданностью. А я сомневаюсь, способны ли вы сегодня справиться с неожиданностью.
Фредерика со смиренным видом заверила хозяина, что справится.
— И надо было мне взвалить на себя такое бремя. Я сам виноват, — коротко подытожил он. — Будь у вас хоть половина мягкости и отзывчивости вашей сестры, из вас еще какой-нибудь толк вышел, но такая возмутительная особа, как вы, с замашками независимой женщины… Если я что и не могу терпеть, так это эмансипацию! Вы с вашими суфражистками возбуждали общественность, пытаясь доказать всему миру, что вы не лоза льнущая. А сегодня, к несчастью, вам уже нечего доказывать. К вашим шипам уже и так не подступишься, и часть общественного мнения на вашей стороне, но я не в их числе!
— Мне очень жаль, — прошептала Фредерика с еще большим смирением.
Через несколько минут он велел ей съехать с главной дороги, по которой они возвращались в Фартинг-Холл, и повернуть на боковую дорожку.
— «Вдовий домик» ярдах в ста пятидесяти слева, — объяснил он. — Никакой он не вдовий, просто его так называют. Это скорее дом приходского священника. Я купил его вместе с Фартинг-Холлом и сам не знал, что с ним делать. Надо осмотреть его, а вы дадите мне свое беспристрастное феминистическое мнение относительно его пригодности.
Фредерика могла возразить, что она не обязана давать строго феминистического мнения относительно чего-либо, но воздержалась. Вместо этого она направила свое внимание на иную, довольно сложную проблему, а именно как проехать на большом и тяжелом «даймлере» по узенькой дорожке, отходящей от главной дороги и ведущей к распахнутым белым воротам, за которыми шла заросшая бурьяном тропинка. Здесь она и остановилась, испугавшись колючек, которые, как ей казалось, угрожали «даймлеру». Отсюда до домика они дошли пешком. Хамфри Лестроуд сказал:
— Если кто-нибудь появится на горизонте, вам придется убрать машину, хотя я сомневаюсь, чтобы тут кто-нибудь объявился. По этой дороге совсем не ездят.
У Фредерики сразу сложилось впечатление, что место это слишком уединенное и к тому же еще заросшее деревьями. Матери с сестрой оно вряд ли придется по душе. Ей же самой оно показалось просто восхитительным. На первом этаже были большие окна до земли, выходящие на солнечную лужайку, а посреди лужайки были даже солнечные часы. Огород и фруктовый сад сильно заросли, но, если приложить руки, здесь можно быстро навести порядок и получать хороший урожай.
Внутри царила сырость, обои свисали со стен, но это не испугало Фредерику. Ей понравились замечательные квадратные комнаты, как минимум, два исправных камина; изящная лестница, светлые просторные спальни. В ванной комнате оборудование было не в лучшем состоянии, но зато внизу они обнаружили теплицу — в целости и сохранности. Электра, большая любительница цветов, с удовольствием возилась бы здесь с цветочной рассадой. Вот только придумать, кому вести хозяйство в этом большом доме, Фредерика никак не могла.
— Да, он великоват, — высказалась она наконец, стоя под лестницей и любуясь ее красивыми поворотами.
— Ну, не столь велик, как Холл, — возразил, хмурясь, Лестроуд, — который Люсиль умудряется держать в полном порядке.
— Но Люсиль работает не покладая рук, — неожиданно для себя самой с некоторой резкостью парировала Фредерика. — К тому же он еще полностью не обустроен. В дальнейшем без дополнительного штата вам не обойтись.
— Я не считаю себя виновным в том, что многого требую от бедной Люсиль, — столь же резко возразил Лестроуд.
Фредерика холодно посмотрела на него:
— Но она действительно перегружена, вы же знаете. Нельзя требовать, чтобы один работал за троих.
— Так уж заведено: один работает за троих, другой и за себя-то не может, — съязвил Лестроуд, глядя на нее с откровенной насмешкой. — Ваша сестрица напоминает маленькую барышню из детской песенки, которая отроду могла сделать всего один стежок… вот только не припомню, сделала она его или нет… А ей вы здесь места не видите?
— Я ничего подобного не говорила, — заявила Фредерика с непонятным для самой себя раздражением. — Прежде всего, потому, — добавила она, — что и речи не может идти о том, чтобы ей здесь было место. Дом слишком большой, и если вы думаете поселить здесь мою мать и Розалин, то нужно целое состояние, чтобы вернуть ему жилой вид. Если бы такое было возможно, это был бы не дом, а сказка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});