Анна упрямо двинулась дальше. Вот где-то здесь Хассан устроил шатер для Луизы, она была уверена в этом. Они вместe уселись на ковер, она раскрыла свой альбом, отвинтила крышку фляги с водой и начала рисовать вздымающийся напротив морщинистый склон.
– Значит, вы тоже предпочитаете держаться подальше от людских стад?
Голос раздался так близко, что Анна вздрогнула. Сзади стоял Тоби Хэйворд. Он снял с плеча холщовую сумку, положил ее на землю и вытер лицо тыльной стороной руки.
– Простите, я не собирался вас пугать, я не видел вас, пока не завернул за эту скалу.
Сама удивляясь, насколько ей стало легче оттого, что это оказался реальный, живой человек, Анна заставила себя улыбнуться.
– Просто я замечталась.
– Да, место тут располагающее. – Он помолчал. – Там, внизу, среди этих толп очень трудно прочувствовать здешнюю атмосферу, уловить дух… – И с неожиданной горячностью добавил: – Их так много, и все без конца щелкают фотоаппаратами. Но они не смотрят. Вы заметили? Их глаза закрыты.
– Фотоаппарат все запомнит, а они боятся, что не сумеют, – тихо ответила Анна. – Мы все так поступаем. – Ее собственный фотоаппарат все еще лежал в сумке.
– Думаю, вы еще и смотрите.
На сей раз его слова прозвучали так зло, что Анна даже немного растерялась.
– Я стараюсь. – А что ей, в конце концов, скрывать? Ведь она не делает ничего дурного. – Я пыталась представить себе, как выглядело это место сто лет назад, когда все здесь еще не было поставлено на коммерческую ногу.
– Здесь всегда все было поставлено на коммерческую ногу. Вероятно, сюда привозили туристов еще до того, как трупы успевали остыть. – Скрестив руки на груди, он обвел взглядом склон. – Я хорошо расслышал вчера вечером? Вы доводитесь родней Луизе Шелли?
Анна обратила внимание на то, что он даже не извинился за то, что вольно или невольно подслушивал.
– Да, я ее праправнучка.
– Она была одной из немногих людей викторианской эпохи, кто по-настоящему прочувствовал душу египтянина.
Он проговорил это, не глядя на Анну. Его прищуренные глаза были по-прежнему устремлены куда-то вверх, на скалы над их головами.
Анна воззрилась на него с любопытством.
– Откуда вы знаете, что и как она чувствовала?
– Из ее работ. В Трэвеллерз-клубе есть серия ее акварелей.
– А я и не знала…
Он подтвердил свои слова отрывистым кивком.
– Они висят на лестнице. Я часто смотрю на них. Она прописывала детали. Ее не останавливала сложность форм или отдельных черт. И она не страдала высокомерием. Она использует чудесную глубину цвета – в отличие от Робертса. Робертс видит все это, – он махнул рукой в сторону скал, – в одном цвете, ну, может быть, с некоторой разницей в тонах. Она видела оттенки, тени, чудесную текстуру.
Анна взглянула на собеседника с новым интересом.
– Вы говорите как художник.
– Художник! – презрительно фыркнул он. – Дурацкое слово. Если вы имеете в виду живописца, то да – я живописец. – Он все еще смотрел вверх, и Анна воспользовалась моментом, чтобы исподтишка окинуть теперь уже более внимательным взглядов его лицо с крупными чертами и копну седеющих светлых волос под выцветшей синей шляпой с широкими полями.
– Луиза любила Египет, я сейчас читаю ее дневник, и это проглядывает в каждой странице. – Анна грустно улыбнулась. – Я почти завидую этим женщинам викторианской эпохи. Им приходилось бороться буквально за каждую мелочь, но все же они не отступали. Они шли за своей мечтой. И ради нее обрекали себя на достаточно тяжелые испытания… – Она умолкла на полуслове, вдруг обнаружив, что он смотрит уже не на скалы, а на нее, и притом весьма пристально.
– Это звучит так, как будто вы сами готовы обречь себя на тяжкие испытания ради исполнения своей мечты, – негромко сказал он.
Она пожала плечами.
– Может быть. Но, как это ни грустно, я по натуре отнюдь не героиня. – Да и как она могла ею быть – она, которой всю жизнь, и в браке, и прежде, в родительском доме, доводилось только покоряться и проявлять мягкость?
– Не героиня? – переспросил он, задумчиво глядя на Анну.
– Нет. – Она вдруг улыбнулась. – Или, по крайней мере не была ею до сегодняшнего дня. Оторваться от группы и одной прийти сюда – для меня это почти героизм.
Тоби рассмеялся, и от этого лицо его внезапно помолодело.
– Значит, мы должны поощрить вашу отвагу. В каких гробницах побывала ваша прапрабабушка? Уж явно не в гробнице юного Тутанхамона.
Улыбка угасла на губах Анны.
– Да, там она не была.
Внимательно глядя на Анну, Тоби поднял бровь.
– Я сказал что-то не то?
– Нет, ничего.
– Это связано с гробницей Тутанхамона?
Она покачала головой. Да, в интуиции ему не откажешь.
– Я была там. Вот только что. И там произошло нечто странное.
– Странное?
Она снова мотнула головой.
– Да в общем-то нет. Наверное, просто приступ клаустрофобии. На самом деле ничего особенного. Но это заставило меня уйти от всех… и прийти сюда.
– А я нарушил ваше одиночество. Простите.
– Нет-нет, дело не в этом. – Она беспомощно пожала плечами. – Беда в том, что бегство не помогло. То странное ощущение – не знаю, как назвать его, – так и не исчезло. Даже здесь.
Снова он посмотрел на нее тем же долгим, приводящим ее в замешательство взглядом. В нем не было осуждения. И он не смеялся над ней. Напротив, он обдумывал ее слова, пристально изучал ее лицо, стараясь понять его выражение.
– По-моему, вся эта долина производит весьма специфическое впечатление на людей, – произнес он, наконец. – Несмотря на ужасающее количество туристов, атмосфера здесь необыкновенная. Неуютная. Вы уже знакомы с Сериной Кэнфилд? Вчера за ужином она сидела рядом со мной. Если вы относитесь к восприимчивым натурам, вам стоило бы поговорить с ней. Думаю, вы найдете общий язык. Она сильно увлечена древнеегипетской магией и прочла все на свете книги о звездных вратах, Орионе и Сириусе.
Анна подняла брови. Что это – он пытается вежливо отделаться от нее или дает совет от всей души? Трудно сказать. Она ничего не могла прочесть в этих спокойных глазах, светлых и прозрачных, как вода.
– Пожалуй, я так и сделаю, – ответила она с легким вызовом. – Здесь, в Египте, слишком много странного и необычного.
Он пожал плечами, однако движение его головы при этом можно было принять за кивок в знак согласия.
– Я только очень надеюсь, что она не станет приставать с такими разговорами к нашему уважаемому гиду: он набожный мусульманин и не потерпит на своем судне ни единого слова подобной крамолы. Ему хватает проблем с легендами о фараонах. Но он не признает их даже в качестве части истории.