Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На станции Лозовая холодный ветер гнал позёмку по перрону, трепал клёши матросов, что-то грузивших в бронепоезд, в стороне у вокзала солдат играл на гармошке к выкрикивал нелепые частушки:
Под одной рукой мешок,Под другою бочка,Подсажу, красавица,За жаркую ночку...
— А ну, полундра! — кричали матросы, расталкивая солдат, поворачивая трёхдюймовку к платформе и вкатывая её по подложенным для подъёма доскам.
Поручик Линьков бесцельно слонялся по перрону, искал знакомого — Руденко, но на перроне его не было.
— Вот до чего дожили, господин поручик, — прилепился к нему какой-то мужик с мешком. — Старые люди говорят: пришло последнее время, конец света. Оттого и с поездами так. Ни свистка, ни звонка, ни билетика...
— Трудное время, — согласился Линьков и отстал от мужика.
Все последние дни он думал о разгоне Учредительного собрания. Зачем Ленин сделал это? Первые честные свободные выборы в России. Первый настоящий выборный народный орган. А Ленину и Троцкому нужна диктатура. Во имя чего? Учредительное не допустило бы гражданской войны. Каждый получил бы своё. А теперь только ненависть. За что теперь сражаться Линькову? За диктатуру небольшой группы политиков? Разве смогут они наладить жизнь народа, эти журналисты, прожившие полжизни в эмиграции?
Перебраться на ту сторону? Говорят, Корнилов — за республику. И сражаться против этих ребят, сваливших самодержавие и надеющихся на лучшую жизнь?
Олега Руденко всё не было. Он в это время сидел в кабинете только что расстрелянного начальника станции, и с ним вели беседу руководители железнодорожной Чека. Начальник, черноволосый, тощий, со сверкающими угольками глаз, убеждал:
— Ты пойми, моряк, мы тебе доверяем.
— Доверяете, а начальником бронепоезда сажаете какого-то неизвестного в штатском.
— Он знает паровоз, железную дорогу, сам старый большевик...
— Вся команда — моряки.
— Ты будешь комиссаром.
— И не только комиссаром, товарищ Спивак, — напомнил второй чекист, — нам нужны сведения о настроениях команды.
— Во первых строках замечу: у меня не команда, а экипаж. И настроение одно — бить контру. Калединскую, корниловскую и всякую.
— Среди ваших моряков много эсеров, — сказал Спивак. — А они сейчас начинают поднимать голоса. И за Учредилку.
— Такую контру я давлю вот этой вот, — сказал Руденко и показал чекистам крепко сжатый кулак. — Как Духонина давил.
— Не будем нажимать на товарища Руденко, — сказал Спивак своему помощнику. — Он верный коммунист, и у него на бронепоезде будет порядок. Но за эсерами посматривайте.
— И за серыми, и за белыми пригляжу, — сказал Руденко, поднимаясь. — Но в следующий рейс — меня командиром!
Выйдя из здания вокзала, Руденко разминулся с Линьковым, но столкнулся с высокой молодой женщиной в полушубке и платке.
— Катюха! — обрадованно воскликнул Олег. — Давай с нами на бронепоезд.
— Больно вас много. Я боюсь, — засмеялась женщина.
— За мной, как за броней, Катенька. Иди к Спиваку записывайся. Поварихой и медсестрой.
— А кем ещё?
— Это я тебе по секрету скажу.
Снова совещались у Алексеева, и Марков с горечью вспоминал свои планы на первом совещании: разбить противника по очереди, наступать на Москву...
Теперь Лукомский уныло докладывал басом:
— Созданный в станице Каменская военно-революционный комитет казаков создал отряд под управлением Голубова и начал наступление по линии Миллерово—Новочеркасск. Единственная боеспособная часть на этом направлении — отряд Чернецова. Отряды Антонова-Овсеенко и Сиверса начали наступление на Матвеев Курган и Таганрог. К Батайску с Кавказского фронта приближается 39-я дивизия, полностью сагитированная большевиками.
— Какое положение под Таганрогом? — спросил кто-то.
— Руководит обороной Кутепов, но против него действуют во много раз превосходящие силы противника.
— Кутепову я послал подкрепление, — сказал Корнилов таким тоном, что можно было понять, будто Кутепов не сумел воспользоваться помощью. — В связи со сложившейся обстановкой и договорённостью с генералом Калединым я решил перенести штаб и войска в Ростов.
Хорошо, что у Марианны здесь родня, — словно она знала, что на Юге будет гражданская война и не обойтись без родственников в Ростове, которые помогут с квартирой удобной и безопасной. Никто не должен знать, что хозяин квартиры — генерал Марков, отправившийся бить большевиков. Не знала их ростовского адреса и Ксения Деникина, а сама Марианна Павловна ею и не интересовалась. Ей казалось, что молодая генеральша слишком возомнила о себе.
Дни шли переменчивые: то мороз, то оттепель, то солнышко, постоянными были лишь дурные вести. 20 января Чернецов и его отряд попали в плен и были зверски зарублены. Будто некая северная крепость рухнула, и ворвались сквозь развалины красные обольшевиченные казаки. Армия так и не выросла больше. Сергей Леонидович, назначенный командиром сводного офицерского полка, вечерами тщетно пытался сложить пасьянс, бросал непослушные карты, искал успокоения в вечернем чаепитии с Марианной. Обсуждали, что она будет делать, если придётся уйти в поход куда-то далеко.
— Растить детей и ждать тебя.
— А если?..
— Растить детей, чтобы были такими же, как ты.
Утром он шёл к дворцу Парамонова, где помещался штаб. Здесь его встретил адъютант Родичев и сообщил, что генерала вызывает Деникин.
— А мы вас потом ждём в наш штаб, — заговорщически шутливо продолжил Родичев.
— Что ещё за штаб?
— Второй этаж, комната 25.
Марков сердито покачал головой и направился и Деникину. Тот, как и все генералы, пока ещё носил штатский костюм, добротный. Марков снял куртку, бросил на стул.
— Тяжёлое положение сложилось под Батайском, Сергей Леонидович, — сказал Деникин. — По правде, так везде тяжёлое: и у Кутепова под Таганрогом, и под Матвеевым Курганом, и из Миллерова казаки-большевики подходят... Но под Батайском 39-й полк окружил юнкеров. Меня вызывают в Новочеркасск на совещание с представителями большевиков. Они требуют от Каледина передачи им власти.
— Еду в Батайск, — коротко сказал Марков, напяливая куртку и папаху. — Возьму две оставшиеся пушки. Отобьёмся.
Уже подойдя к двери, остановился и сказал:
— Что будем делать?
— Будет хорошо. Лукомского Корнилов снимет и назначит Романовского. Так обещал.
— А войска? — спросил Марков, скрывая неприязненное чувство к служебно-чиновничьим интригам.
— И с войсками будет хорошо. Если армии придётся Куда-то отступать, за нами пойдут все офицеры, которые Сейчас пьянствуют в кафе. И мы построим их по ранжиру.
Марков нашёл квартиру 25. У двери его встретил улыбающийся Родичев. В светлой чистой комнате из-за столов с аккуратно приколотыми топографическими картами поднялись офицеры. Родичев их представил: начальник штаба Биркин, его помощник поручик Данчиков, начальник разведки поручик Сергеев.
— Так, — угрюмо промычал Марков. — А это чья?
На стене висела обычная кожаная артиллерийская нанайка. Совсем новая.
— От старого хозяина осталась, ваше превосходительство.
— Моя будет, — сказал Марков, зловеще понижая голос. Но не для лошадей, а для штабистов!
И сильно ударил по чистеньким столам, рассыпая цветные карандаши, ластики, линеечки и прочие принадлежности, предназначенные для работы над картами.
— Красиво рисуете, господа! — кричал генерал. — Красненькие — это большевики? А мы — синенькие? На этих картах вы сразу красных побьёте. А как Чернецова и его отряд на куски рубили вы здесь не нарисовали? А где у вас юнкера, поехавшие за пушками и обманом захваченные большевиками? А что в Батайске происходит? Вы знаете, что там юнкера окружены? Вы где служите? В штабе генерала Мольтке[23]? Там ваши рисуночки, наверное, пригодились бы. А у нас гражданская война с врагами России! Никаких штабов! Наши карты — это поля сражений. Наши направления главных ударов — не стрелки на картах, а атаки на противника. Всё! Штаб закрывается! Все в строй. Полковник Биркин, собирайте всех в Батайск. Ищите транспорт. Паровоз, поезд — всё, что найдёте. Мы с Родичевым в артпарк, выводим батарею и скачем туда же.
Офицеры молча собирались.
— Ваше превосходительство, а как же карты с обстановкой? — позволил себе спросить Биркин, несмотря на знаки, которые ему делал Родичев.
— У каждого боевого командира должна быть карта с нанесённой обстановкой. Но штабы для этого не нужны!
Не назовёшь счастьем чувство, которое испытывал Марков, когда гнал два орудия в Батайск спасать окружённых юнкеров. Лошадь попалась не под рост — вообще для его длинных ног трудно было подобрать лошадь. Впереди тяжёлый бой и будущее армии на волоске, но давно он не ощущал этого опьяняющего чувства от сознания, что ты совершаешь нужное мужественное дело. Почти всю дорогу батарея шла на рысях. Вперёд отправили троих конных разведчиков во главе с Родичевым. Закатное солнце не столько слепило, сколько согревало обветренное лицо, и генерал знал, что его орудия решат исход боя. Въехали в предместье — здесь уже свистели пули. Подскакали разведчики с докладом, собрались обратиться по уставу.
- Мираж - Владимир Рынкевич - Историческая проза
- Генерал террора - Аркадий Савеличев - Историческая проза
- Жизнь и смерть генерала Корнилова - Валерий Поволяев - Историческая проза