Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет-нет, подождите, Сергей Леонидович. Точно определив победителя, Иван Павлович не высказал нашего отношения к факту победы.
— Вот этого я вам не скажу, — с хитрой усмешкой ответил Романовский.
— Так я вам скажу, — прорычал Деникин, сбросив свою помещичье-дипломатическую маску. — Мы попали я глубокую ...! Лукомский — масон! Всё это знают, и все молчат. Через месяц у нас будет не русская армия, а масонская. И мы должны этому помешать.
— Да, — задумчиво произнёс Романовский. — Конечено, он его сделает начальником штаба.
— Нет! — резко возразил Деникин. — Начальником штаба будете вы. Это я вам обещаю.
Марков бродил по базару, мысленно посмеиваясь над собой: вот она, оказывается, в чём военная наука, а вовсе не в выборе направления главного удара.
Горилку он пробовал на спичку: если горит и керосином не пахнет — можно пить. Но главная покупка — это карты для пасьянса. Свои, семейные, он забыл в Быхове, а без пасьянса вечерами тяжело.
Пробираясь по базару, непроизвольно оглянулся, почувствовав чей-то пристальный взгляд. В толпе среди серых шинелей, надвинутых на брови платков каких-то баб с мешками, казачьих тёмных папах и редких офицерских фуражек мелькнуло что-то знакомое. Кажется, неприятно знакомое. Марков отвернулся к рядам, нашёл что нужно: пожилая дама с неизжитой печалью на тонком петербургском лице продавала ёлочные игрушки, свечи, хлопушки, украшения, когда-то сверкавшие в рождественские праздники в её доме. Поверх старой шляпки платок — морозец.
— Сами не будете ёлку ставить? — спросил Марков.
— Некому, милый. Некому, — ответила дама и заплакала. — Внучков моих любимых бандиты-большевики побили насмерть в октябре. Юнкерами они были. Хотели Россию защищать. Хозяин умер — сердце не выдержало. И на родные могилки не могу сходить. Прибежала вот сюда к знакомым. Приютили. Продаю кое-что.
— Не плачьте, вернём мы вас в Питер к родным могилам, к родным местам. И ёлку поставите, а я к вам в гости приду.
— Дай вам Бог удачи, а я уж не доживу.
— Надо нам с вами дожить, хотя это и трудно. А нет ли у вас карт для пасьянса?
— Как же нет? Вот они. Две колоды. Совсем новые. Хозяин любил вечерами сидеть. Ой, что вы так много — 10 рублей? Я сдачи дам.
— В Питере рассчитаемся.
Не за карты он заплатил, а в счёт своей вины перед этой женщиной и ещё многими, чьи жизни, как он считал, разбились и по его вине тоже.
Покинув базар, оказавшись на улице, вновь оглянулся. Ранние сумерки уже расползались между рядов, смазывали лица в толпе, и он увидел и узнал только одного человека — поручика Линькова. Тот спешил за ним.
— Я узнал вас, Сергей Леонидович, хотя грим у вас хороший.
— А я вас теперь не знаю. Говорить нам не о чем.
— Вам незачем от меня бежать. Здесь я под другой фамилией, на нелегальном положении, конечно, если вы...
— Я русский дворянин и не могу предать человека, спасавшего мне жизнь, однако дальнейшие отношения между нами невозможны. Мы — по разные стороны фронта. Поэтому давайте разойдёмся и постараемся больше не встречаться. Разве что в бою.
— Я здесь по другим делам и вас встретил случайно. Я всё знаю о замыслах Корнилова и Алексеева, знаю, что все они обречены на провал, и сожалею, что вы хотите погибнуть вместе с ними. Это почти по Грибоедову: тысяча юнкеров пытаются победить стомиллионный народ.
— Пошёл ты, твою мать... Твой народ завтра тебя на расстрел потащит и всех твоих этих самых...
Сергей Леонидович попытался применить приобретённый запас денщиковой матерщины.
В снятой двухкомнатной квартирке было мрачно, но тепло. За стеной хозяева-казаки принимали гостей и протяжно пели:
Ехали казакиСо слу-ужбы домой.На плечах погони-ики,На грудях кресты-ы...
Ужин с семьёй, горилкой и солёным арбузом, да ещё со Старинными казачьими песнями за стеной дал некоторое упокоение. Однако будущее терялось за многими препятствиями. Марианна отправилась укладывать детей, и он сказал ей:
— Хочу разложить пасьянс. Карты иногда мне что-то подсказывают, о чём-то предупреждают. Купил сейчас угодной питерской дамы-горемыки.
Первый несложный пасьянс, в котором он обычно, не задумываясь, легко раскладывал карты по мастям и по убывающим, на это раз вдруг упрямо не сошёлся: три короля остались без места. Невиданно. Сначала Марков подумал, что плохо перетасовал колоду, затем положил карты и задумался. Три короля? Деникин, Романовский, Марков? Им нет места в армии? Или в жизни?
Вышла Марианна. Сказала, что хочет утеплить его зелёную куртку.
— Ты же всё время в ней будешь? Или всё-таки наденешь шинель?
— Пусть в бою меня узнают по этой куртке.
— О боже! Неужели не обойдётся?
— Конечно, большевики хотят захватить и Дон, и Кубань, и вообще всю Россию. Сейчас у меня пасьянс выйдет — и мы победим.
Однако все попытки оказались напрасными: как он ни мудрил, неприкаянные карты оставались. Пасьянс этот в их кругу назывался «Красное и чёрное». Последний раз при раскладке — хоть смейся — остался один бубновый король. Это он — генерал Марков — бубновый король. Это ему нет места на земле. Он давно это чувствует.
Последующие дни были так же перепутаны, как карты в пасьянсе. Чуть ли не на другой день после совещания пришёл расстроенный Деникин и рассказал, что Корнилов отказывается от командования и вообще от соглашения, потому что ему передают не войска, а фактически безоружных юнкеров и офицеров и при этом не дают ни копейки на их содержание и вооружение.
— Сколько у нас орудий? — спросил Марков.
Деникин учащённо задышал, и глаза его гневно расширились.
— Сколько у нас орудий? Ни одного! — он едва не кричал. — Я бросился к москвичам и местным финансистам. Грозил, что Корнилов уезжает в Сибирь и уже написал письмо Пепеляеву[21]. Те обещали срочно помочь, даже сразу дали какие-то деньги. А тут ещё объявился Савинков и требует места в армии для «русской патриотической демократии». Я и Романовский ходили к Корнилову и Лукомскому, уговорили не уезжать. Я составил «Записку об управлении» для нашего «триумвирата». Каледину всё равно, а нашим понравилось. Уговорил его прибить Савинкова — меньше вреда будет, когда он на глазах. Лукомский заревел своим басом, что не позволит, не допустит, у них с Савинковым дуэль — масонские штучки. Но всё кончилось в нашу пользу: я — помощник командующего, Иван Павлович — начальник строевого отдела штаба. Лукомского скоро удалим. Вы думаете, пороку он из Быхова уезжал один и через Москву? Чтобы со своими масонскими властями встретиться. Вы, Сергей Леонидович, будете командовать первым офицерским полком.
— Так-таки ни одного орудия нет, Антон Иванович?
— Ни одного. Может быть, союзники...
— Наполеон бы с такой армией не пошёл.
— Или как-то у казаков?
— Или как-то ещё.
Михайловско-Константиновская сводная артиллерийская рота помещалась на Ермаковском проспекте в бывшей Платовской гимназии. У входа стоял часовой — картинный юнкер, образец выправки и ношения военной формы. Винтовка с примкнутым штыком у ноги. Снежок запорошил плечи и не различить: «К» или «М».
Марков попросил вызвать дежурного, и за дверями по коридорам раскатилось: «...у-урный... вы-ыход...». Вместе с дежурным портупей-юнкером вышел капитан с очень серьёзным лицом, словно выискивал какой-то беспорядок. Представился:
— Командир сводной артиллерийской роты капитан Шаколи. С кем имею честь?
— Генерал Марков. Хочу посмотреть роту. Артиллерийский парк, орудия.
— К сожалению, в роте нет орудий и, соответственно, Парка.
Марков разыграл бурное недоумение:
— Как же так? Какие же вы артиллеристы?
— Ваше превосходительство, если позволите, я сейчас Направляюсь в лазарет, где лежат мои раненые юнкера. Если бы вы согласились пройти со мной, я объяснил бы вам по дороге сложившееся положение.
— Пойдёмте. Я тоже хочу поговорить с ранеными юнкерами. А положение понятно: нет орудий — нет никакой артиллерийской роты.
В «Больнице Общества Донских врачей» лучшие палаты на втором этаже были отданы раненым юнкерам. В зеленоватом белом свете коридора бесшумно проходили медсёстры. Одна стояла у окна и беззвучно рыдала — лишь судорожные движения плеч выдавали её состояние. Капитан шепнул Маркову: «Вера Михайловна Алексеева, младшая дочь генерала. Умирает юнкер Малькевич, тяжело раненный под Ростовом. Она его выхаживала...».
Подошли к ней.
— Что, Верочка, плохо? — спросил капитан.
— Кончается, — всхлипывая, ответила Вера. — Перевели в отдельную палату. Вы Марков? Папа хорошо о вас говорил.
- Мираж - Владимир Рынкевич - Историческая проза
- Генерал террора - Аркадий Савеличев - Историческая проза
- Жизнь и смерть генерала Корнилова - Валерий Поволяев - Историческая проза