миг угасли.
– Боже! Что я говорю?! Прости меня, малышка, я голоден! Я сошел с ума! Прости и… Уходи! Сейчас же! Иначе… Может случиться несчастие!
Он открыл входную дверь, пропустил меня вперед.
– В моей руке твое золотое сердце превратится в свинец, а твое сознание разобьется. Но, если ты согласишься на нечто более рискованное, клянусь, я не разочарую тебя.
– Ты опасен для меня? Герман, прошу… – я пыталась различить в его взгляде хоть малейший намек на ответ, но он был недвижим, как статуя Аполлона в национальном музее.
– Я сам не способен это понять. Молю лишь об одном: стань моими глазами… Ты ведь можешь? Отведи меня домой. Я хочу знать, что я тебе просто нужен.
– Я буду рядом до самого конца, только помни о том, что в моих ладонях твоя боль превратится в лед и посветлеет твой самый темный сон. Держи меня за руку, пока не рассеется бесконечный туман, что окутал нас…
– Как же я мог говорить такие мерзости моей девочке? Беги! Не оглядывайся! И до ночи не возвращайся в мой мир!
17.24.
Я проснулась в палате, лежа на боку. Мои колени были согнуты и подтянуты к животу, руки обнимали их, стараясь защититься. На лбу выступил пот. Я посмотрела на своего соседа по кровати. Его не было рядом. Ремни были расстегнуты, и коляску я не нашла взглядом, осмотрев всё помещение.
«Куда он делся?» – вспыхнул вопрос.
Я села на постели, не спуская ноги на пол, подползла к окну у изголовья кровати и увидела Ваню, который сидел на скамье напротив Германа и читал ему книгу.
Я выбежала в сад.
– Почему ты меня не разбудил? – высказала я санитару.
– Я хотел, честно, но Герман меня остановил.
Я удивленно посмотрела на своего подопечного. Зачем он дал мне досмотреть сон? Неужели, чтобы я поняла, что он не причинит мне вреда?
– С тобой все в порядке? – забеспокоился Ваня.
– Да, – ответила я. – Неважно себя чувствую.
– Отправляйся домой. Я тебя прикрою.
– Ладно. Спасибо.
Я забрала сумку из кабинета, пройдя по саду, мельком взглянула на пациента и уехала.
17.49.
Раздался телефонный звонок. Женя предложила провести вечер вместе с веселой, шумной компанией. Я согласилась. Мероприятие будет начинаться около половины седьмого в клубе «Драйв» (единственное более-менее приличное место в нашем городке, где можно «потусить», как говорит сама Женя), а потом она хотела с девчонками посидеть у нее на квартире.
Я заехала домой, чтобы переодеться. Нарядившись в облегающее черное платьице, я отправилась в клуб.
18.27.
Как это обычно бывает, шумная компания прибыла раньше, чем должно. Парни собирались остаться в баре до утра, и я с нетерпением ждала нашего чисто женского отбытия на квартиру Жени.
21.19.
Порядком устав от долгих, утомительных танцев, «Кровавой Мэри» и текилы, мы пошли к моей подруге.
Ввалившись в дверь, мы расползлись по дивану и начали смеяться над всякой чушью. Через полчаса всех клонило в сон. Я и Женька ушли вместе на кухню, налили чай и начали разговаривать. Она делилась со мной новостями из своей жизни, а я из своей.
– Он тебя разрушит, – заключила она, когда я закончила свой рассказ про Германа.
– Ох, если бы ты только знала! Я уже разбита вдребезги, словно хрустальная ваза, – повертев горячую кружку в руках, ответила я на ее замечание.
Так мы просидели, примерно, до двух часов ночи и пошли спать.
02.08.2006 – среда
10.17.
– Я опоздала на работу! – бегала я по квартире Женьки с криком, собирала вещи и старалась не замечать головную боль.
«Это все текила!» – думала я.
Снова этой ночью не было снов, однако моя подруга, с которой мы делили один из двух диванов в гостиной, поскольку на втором спали Лена и Ира, говорила, что я повторяла во сне имя Германа. Что ж… Наверное, я просто не запомнила то, что мне снилось. Одно радует, что я по пьяни отправилась к своему мужику, а не к каким-нибудь левым…
11.03.
После того как я с ругательствами наперевес добежала до машины, оставшейся у клуба, и доехала до клиники, я сразу зашла в палату к своему пациенту. Он сидел в кресле-каталке у окна. Услышав мои шаги и дыхание, он повернулся.
В его взгляде был укор. Он винил меня в опоздании, бесчувственности, беспамятстве и похмелье.
– Ну, прости! – выпалила недовольно я.
Он осмотрел меня, оценил мой внешний вид, платье…
– Где тебя носит?! – раздался голос Вани.
– Вчера с подругами хорошо посидели, вот и проспала.
– Ладно, ничего страшного. Начальства сегодня всё равно не будет. Могла бы совсем не приезжать!
Я села на стул и перевела дыхание.
– Какой повод был? – поинтересовался у меня санитар.
– Да, в общем-то, никакого…
– Как алкаши? Посидели и разошлись?
– Да нет… – протянула я. – Сначала потанцевали в клубе, потом поехали к подруге в квартиру… Там переночевали.
– Весело, видимо, на квартире было…
Я посмотрела на Германа, который не сводил с меня упрекающего взгляда.
– Нет. Там одни девчонки были. Ну, в смысле, нас было четверо, и все бабы…
– Голова болит? – сочувственно спросил мой собеседник.
– Немного, – пожаловалась я.
– Кофе будешь?
– Давай.
Ваня вышел из палаты. Чувство осознания вины распирало меня изнутри.
– Злишься на меня? – обратилась я к Герману.
Он отвернулся от меня и уставился в окно.
– Правильно, – сама себе ответила я, – я бы тоже злилась.
Он встряхнул головой и, повернувшись снова ко мне, нахмурился.
– Прости. Я, к слову, не запомнила то, что мне сегодня снилось.
Он беззвучно засмеялся. Я вдруг осознала, что даже будучи во сне, по пьяни натворила какое-то безобразие. А еще меня напугало то, что я ничего не помню, а он смотрит на меня и вспоминает мои поступки.
– Ну, и что я такого сделала? – поняв, что его смех означает, спросила я.
Он прищурился, вглядываясь в мои глаза, и усмехнулся.
– Я к тебе приставала? – догадалась я.
Он поднял руку над подлокотником настолько, насколько позволял ремень, и сделал жест (покрутил кисть с расставленными пальцами, словно держал яблоко), который означал что-то вроде «немного» или «почти», затем мечтательно закатил глаза, откинулся на спинку кресла и снова посмотрел на меня.
– Держи кофе! – поставив передо мной кружку, произнес Ваня.
– Спасибо, – поблагодарила я. – Кстати, дай мне ключ.
– Какой?
– От ремней.
– Ты хочешь расстегнуть ему ремень? Яна!
Мы оба засмеялись, а Герман лишь слегка улыбнулся. Его с нами словно не было, он о чем-то думал, что-то себе представлял.
– Так