оба знали, что все это происходит между нами на самом деле.
Я надела тапки, прошлепала в ванную комнату, умылась. Выпив кофе и, съев пару бутербродов, я натянула на себя джинсы, белую майку с двумя лямками шириной в пару сантиметров, нашла маленький рюкзак, засунула в него все, что до этого находилось в сумке и, схватив ключи, вышла на лестничную площадку.
9.17.
Когда я подъехала к клинике, по саду прогуливался Ваня вместе с Германом, сидевшим в кресле-каталке.
– Опаздываешь! – улыбаясь, крикнул мне санитар.
Я позвонила в домофон и зашла на территорию.
– Как дела? – заинтересованно спросила я у Вани, не глядя на пациента.
– У Германа? Все хорошо.
– Да нет. У тебя как? Он-то здесь при чем?
Мой подопечный удивленно посмотрел на меня, потом помрачнел и отвернулся. (Я все это наблюдала боковым зрением, пока доставала из рюкзака телефон).
– У меня все хорошо, – ответил мне Ваня, – вчера вечером с Настей целый час по телефону разговаривали.
– Молодцы. Я рада за вас.
– У тебя как?
Я посмотрела на Германа.
– Нормально, – сухо ответила я.
Санитар кивнул в сторону пациента, который сидел к нему спиной и не видел его жестов, словно спрашивая: «Он что ли виноват?»
– Отчасти, – сказала я и направилась в клинику.
Я зашла в сестринскую и попросила у медсестры костюм персонала. Она протянула мне аккуратно сложенный сверток. Я поблагодарила и ушла в свой кабинет.
9.31.
Я надела халат. Его рукава доходили мне до пястья. Он имел воротник-стоечку. Я застегнула его прямо до шеи.
Он видел меня в майке, которая обтягивала талию, грудь. Чуть выше верхнего края виднелся кусочек бюстгальтера. Все было достаточно откровенно, а теперь я закрыла все, что могла. Пусть побесится, Ангелины ведь рядом не будет, пока он бодрствует!
9.42.
Я взяла историю болезни Германа, спустилась вниз, закрепила волосы в пучок и зашла в палату.
– Температуру сегодня мерили? – спросила я у санитара.
– Да, – удивленно ответил он.
– Сколько?
– 36,7.
Я записала эти цифры в его историю и продолжила опрос.
– Боли какой-либо локализации были?
Ваня подошел ко мне.
– Ян, что случилось?
– Ничего. Я просто поняла, что и Филин, и Еремеев были правы. Нестандартный человеческий подход к пациенту – ни к чему хорошему не приведет. Назначу ему стандартную терапию – аминазин, метофеназат и еще что-нибудь для разнообразия. Я же все-таки врач и должна использовать традиционную медицину.
– С тобой точно все хорошо?
– Нет, Вань, все плохо. А знаешь почему?
– Почему?
Я села на край кровати Германа и сложила руки перед собой. Голова опустилась на грудь, и я тяжело вздохнула.
– Знаешь, как тяжело, когда тебя предает человек, которому ты только что начал искренно верить?
– Кто же этот урод? – возмутился санитар.
– Тот, кто так поступил, уже все понял.
Я почувствовала легкое прикосновение пальцев чуть выше поясницы. Это был Герман.
– Не трогай меня, пожалуйста, – бессильно попросила я.
– Ян, может пересмотришь позицию?
– Потом поговорим.
Да, наверное, нет ничего хуже обиженной женщины, особенно, когда у нее есть власть над мужчиной. У меня она была.
10.02.
Я позвонила знакомому логопеду – Логинову Максиму Анатольевичу. Мы с ним вместе учились в школе, только он был старше меня на три года.
Он обещал подъехать к одиннадцати часам.
Я назначила пациенту на сегодня УЗИ щитовидной железы, ЭХОКГ, а на завтра – брюшной полости и малого таза, поскольку сегодня он уже завтракал.
Чтобы начать лечение препаратами, мне нужно было его полностью обследовать, с целью выявить противопоказания.
– В конце концов, – оправдывала я себя вслух, – только теперь я поступаю правильно. Лечение, хоть и не помогало ему двадцать лет, но все-таки может помочь теперь. Боже, зачем я все это придумываю? Оно ему не поможет! Зачем я вру сама себе? Хотя…с другой стороны… Разве я доказала верность моего метода? Если он меня не задушил, хотя возможностей было предостаточно, то это значит только то, что он меня пожалел…или был морально сыт. Ни о какой любви и речи не может быть.
Я замолчала и услышала шаги за дверью. Стук.
– Войдите, – записывая назначения в истории болезни, сказала я.
– Здравствуйте, Яна, – произнес гость.
Это был Еремеев. Он надел халат, но застегивать его не стал. Зайдя в мой кабинет, он поправил его рукава и воротник черной рубашки.
«Воистину, черно-белая реальность» – снова подумала я, глядя на него.
– Вы что-то хотели? – уточнила я.
– Мы вчера с Вами плохо поговорили… Давайте перейдем на дружеский лад.
– Я не выстраиваю никаких отношений с коллегами, кроме деловых.
– Но это не значит, что мы должны быть врагами.
– Вчера я поставила Вас на место.
– Вы замужем? – внезапно сменил он тему.
– В некотором роде, – не растерялась я.
– Как это понять?
– Как хотите, так и понимайте.
– Жених?
– Любимый мужчина.
– Даже не парень… И на сколько же он Вас старше?
– Он даже Вас старше, поэтому, будьте добры, прекратите допрос.
– Разве это допрос? Так… Дружеская беседа.
– Мы с Вами не друзья. А теперь извините – мне надо работать.
Он оставил меня одну. Зазвонил телефон. Я ответила. Макс сообщил мне, что подъезжает. Я пошла его встречать.
10.55.
Логинов был двадцати пяти летним парнем мы еще со школы дружили. Сейчас он был женат, и его супруга была на пятом месяце беременности.
– Привет! – крикнул он мне, зайдя в холл.
Мы по-дружески обнялись.
– Что у тебя случилось? – поинтересовался он.
– Пациент. Тридцать шесть лет. Не разговаривал ни с кем чуть меньше четверти века.
– Надо разговорить? – улыбнулся логопед.
– Макс, только будь осторожен. Он, все-таки, псих.
– Ну, ты же со мной пойдешь…
– Это, конечно.
Я проводила его в палату.
– Итак, Герман, это Ваш логопед. Он будет возвращать Вашу речь, – холодным голосом говорила я.
Мой подопечный недовольно посмотрел на меня. Я видела, что он хочет мне что-то сказать, но я назло ему не собиралась спать днем.
– Меня зовут Максим, – представился мой друг пациенту. – А Вы, я так понимаю, Герман?
Тот даже не посмотрел на него. Я села в кресло у столика рядом с дальней стеной.
12.15.
Почти полтора часа Макс пытался завоевать внимание пациента, разговорить его, заставить слушать, но Герман отвернулся в противоположную сторону и смотрел поверх моей головы.
– Ян, можно тебя на минутку? – обессилил Макс.
Мы вышли с ним в коридор.
– Я ничего не могу с ним сделать, ты это и сама видишь.
– И что нам теперь с ним…? Как его лечить?
– Он очень упрямый. И, кажется, он на кого-то обиделся.
– Он обиделся?! –