— Я… — начинаю я, но не могу достаточно быстро думать. — Конечно.
Последовав за ней в примерочную, я бросаю сумочку и закрываю шторку после того, как она уходит.
У меня нет нижнего белья, — подходящего бюстгальтера или чего-то еще, — так что это дерьмо не будет смотреться так, как положено.
Что, кстати, сработает в мою пользу, если Лавиния этого не поймет и платье не будет готово вовремя. Поэтому я могла бы одолжить мамино серебристое платье на бретелях от «Баленсиага». В критический момент она не станет доводить меня до слез и не откажет мне.
Раздевшись, я расстегиваю сумку с платьем, но затем Лавиния бросает поверх шторки бюстгальтер без бретелек, быстро пробормотав:
— Вот, держи, дорогая!
Я сдерживаю стон.
— Спасибо!
Схватив нижнее белье, я обматываю его спереди, укладываю груди в чашечки и тянусь обеими руками за спину, пытаясь застегнуть крючки.
Но я никак не могу их соединить.
— Помоги мне, — зову я.
Изо всех сил борюсь с застежками, втягиваю живот и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на себя в зеркало.
Но затем шторка внезапно открывается, и в зеркале я вижу Лив, стоящую позади меня.
Где Лавиния?
На долю секунды я перестаю дышать, когда наши взгляды встречаются, и я не знаю, что она собирается делать. Я ищу на ней надписи, но ничего не вижу.
Черные джинсы облегают тело, как вторая кожа, а черная футболка обрезана посередине, отчего на ее плоский и гладкий живот нельзя не взглянуть. Белая бейсболка, которую она надела задом наперед, почти синяя от того, сколько раз ее отбеливали, и я любуюсь этими волосами, что рассыпаются вокруг ее шеи, испытывая невероятное желание просто зарыться в них…
Я сглатываю, замечая едва заметные следы от маркера на животе.
— Где Лавиния? — спрашиваю я, напрягаясь.
Лив слегка наклоняет голову, и ее взгляд мгновенно падает на мои трусики.
Черные кружевные.
Ее.
Она снова встречается со мной взглядом, а затем входит, закрывает шторку и дергает меня, застегивая корсет.
— Немного накопившееся разочарование из-за раздельных душевых кабин, установленных после первого года обучения? — уточняю я. — Хватаешься за последний шанс увидеть меня голой?
— Тут не на что смотреть, — бормочет Лив. — Ты все еще выглядишь так же, как тогда, когда нам было по четырнадцать.
Я слегка рычу. Неправда. Сучка.
Поправляю грудь внутри чашечек, мою кожу покалывает от прикосновения ее пальцев.
Я прочищаю горло.
— Итак, что произойдет, если мой отец и отец Каллума вышвырнут вашу семью с залива Саноа?
— А тебе какое дело?
Лив затягивает корсет еще туже, и я упираюсь пальцами ног в ковер, чтобы не упасть.
— Никакое, — отвечаю я и кладу руки на бедра, пока она работает. — Ты моя забава.
Мне нравится, когда ты рядом.
Она не поднимает глаз, и я могу с уверенностью сказать, что и не поднимет. Лив не уступит ни на дюйм.
— Вы разъедетесь, — убежденно говорю я, но у меня болит в груди, когда я произношу эти слова. — Мэйкон останется в Сент-Кармене. Он застрял здесь со своим бизнесом, верно?
Она поджимает губы.
— Даллас и, возможно, Трейс уйдут в армию, — я высказываю предположения, ведь чем еще могут заниматься мужчины, у которых нет работы или образования, кроме как пойти куда-нибудь с профессиональной подготовкой, гарантированной зарплатой и жильем? — Остальные разбредутся в разные стороны.
У Арми Джэгера, кажется, есть ребенок, а у Айрона слишком много судимостей. Их не возьмут на службу.
— А ты? — нажимаю я. — Что произойдет с тобой?
— Мои планы не изменятся, — наконец бормочет она, заканчивая с моими крючками. — Я все равно уберусь к черту из этой дыры.
— И подальше от меня, — замечаю я.
Лив выпрямляется, все еще стоя позади, и смотрит мне в глаза через зеркало.
— Ты думаешь, что как-то влияешь на мои решения? Дартмут всегда был в моих планах. А ты не имеешь значения.
Дартмут?
Новая Англия? Она хоть раз уезжала за пределы Флориды?
Я смотрю на нее дольше, чем должна, шестеренки в моей голове бешено крутятся, по моему виду она может понять, что застигла меня врасплох.
Сглатываю комок в горле и опускаю глаза, поправляя корсет, чтобы убедиться, что он сидит ровно.
Ты не имеешь значения. Вот что она сказала. Лив просто собирается уехать. У нее уже есть планы. Словно она ждет дня, чтобы убежать и… Как она может…
Я пытаюсь сглотнуть еще раз, но во рту пересохло.
Вытянув руки, расстегиваю молнию на чехле с платьем и снимаю его, в поле зрения появляется платье, которое я не узнаю.
Что это?
Отвлекаясь от ее новостей, я надеваю чехол обратно, чтобы проверить имя, вижу, что оно мое, и снова осматриваю платье.
Это не мое платье. Оно еще более ужасно, если такое вообще возможно.
Но затем… я замечаю шелк. Тот же оттенок шифона, из которого было сшито мое платье, и я изучаю его еще немного, рассматривая кружева и цветы, все мои, но перешитые.
Теперь добавлен вырез на бретельках с пышными белыми цветами, а блестки прилипают к лифу, образовывая тонкую полоску, заканчиваясь на талии и уступая место перьям, украшающим юбку в виде спирали.
Смех бурлит у меня в груди, но я сдерживаю его. Оно ужасно, и я просто обожаю его. Лив поработала над ним.
Я сдерживаю улыбку и оглядываюсь через плечо, видя, что она наблюдает за мной со спокойным, но веселым выражением лица и ждет моей реакции.
Она сделала это специально. Она рискнула своей работой в магазине, чтобы отомстить мне за инцидент с маркером.
Лив хочет вывести меня из себя, но она этого не получит. Какое удовольствие мне это доставляет.
— Надень его на меня, — приказываю ей, испытывая легкое головокружение от эйфории.
Она пристально смотрит на меня, останавливаясь лишь на мгновение, прежде чем продолжить. Следующие тридцать секунд могут стать ее последними в этом магазине, а ей, похоже, все равно. Я рада, что оказалась достаточно значима для нее, чтобы она решилась навлечь на себя неприятности. Должно быть, она потратила на это всю ночь.
Я натягиваю нижнюю юбку, и Лив снимает платье с вешалки, расстегивает лиф и опускает его мне до колен.
Сделав шаг назад, позволяю ей натянуть его на меня и застегнуть сзади, пока я вешаю цветы на шею и прикрепляю их к платью.
Но, прежде чем успеваю расправить веером платье и хорошенько рассмотреть себя, представить, что увидит моя мама, и пофантазировать о ее реакции, я слышу визг позади нас:
— Что это такое?
Мы обе останавливаемся и оборачиваемся: Лавиния стоит, придерживая рукой шторку.
— Что это такое?! — снова вопит она, затем ее взгляд устремляется к Лив. — Что ты?.. Оливия?..
Смех сотрясает мой желудок, и я отворачиваюсь, чтобы скрыть улыбку. Бесценно.
Но в то же время мне приходит в голову одна мысль. Если ее уволят, у меня не будет к ней доступа здесь. Если она готова бросить работу, чтобы позлить меня, то я на самом деле ничего не выигрываю.
Лавиния пробегает глазами вверх и вниз по моему телу, оценивая всю ее тяжелую работу, а затем сосредоточивает взгляд на Лив.
— Могу я поговорить с тобой, пожалуйста?
И я знаю, что для нее все кончено.
Лив начинает выходить из примерочной, но я протискиваюсь мимо нее и выхожу в главную комнату, поднимаюсь на возвышение.
— Мне нравится, — объявляю я. — Упакуй его.
— Нет, — отказывается Лавиния. — Это… это… — Она снова оглядывает меня с ног до головы, будто ее вот-вот вырвет. Затем бросает еще один свирепый взгляд на Лив, указывая на дальнюю комнату, где она может уволить ее без свидетелей. — Сейчас же!
— Упакуй его, — настаиваю я. — Это именно то, чего я хотела, — я смотрю на Лив и обращаюсь дальше к ней. — Кредитка в заднем кармане. Возьми ее. — А затем снова поворачиваюсь к Лавинии. — Оливия следовала моим указаниям. Не вини ее. Я хочу полностью оплатить его.
Портниха открывает рот, словно собирается возразить, но я обрываю ее.