замерзшие окна чуть видны в небе далекие звезды. Мать смотрит на небо, на звезды, словно ища там помощи. Ее мысли путаются, она боится оставить ребенка одного и в глубокой задумчивости стоит не зная, на что решиться. Но еще минута и, точно вспомнив что-то, она вдруг выходит из хижины и направляется к хлеву. Там, в стойле корова бьет в темноте рогами о доски яслей. Мать опускает в ясли сына, укутывает его пеленками, подкладывает корму корове, потом снова наклоняется к изголовью мальчика, припадает губами к его личику, и целует его, стараясь в темноте различить милые, дорогие черты, чтобы навсегда запечатлеть их в своей памяти. Крупные, жгучие слезы струятся по ее лицу. Неужели она видит его в последний раз? Нет, не может быть! Бог так велик и всемогущ. Он внял ее молитве и даровал ей сына. И неужели Он дал его только для того, чтобы отнять так скоро и сделать еще более одинокой ее жизнь? Нет! С глубокой надеждой и верой во всемогущество Того, Кто дал жизнь миллионам людей, опустила она в ясли своего милого мальчика. Ей кажется, что обитатели этой хижины добры, они не решатся бросить ребенка в такую ночь, когда самое черствое сердце становится мягким. Увидев его, они вспомнят о Том, Кто родился в эту дивную ночь в Вифлееме, найдя себе приют в яслях, и не бросят ребенка, заменят ему отца и мать, научат его любить ближних, сделают его сердце мягким и отзывчивым к чужому горю и несчастию. И снова она падает на колени и тихо шепчет:
— Пресвятая Богородица, вот дарованный Тобою малютка. Я снова отдаю его Тебе. Пусть он растет под Твоим святым покровом. Взгляни же на него и не забудь в тот день, когда ему понадобится Твоя святая помощь.
С просветленной душой встает она с колен, в последний раз целует сына, на пороге хлева еще раз оборачивается и пускается в далекий путь, не чувствуя ни усталости, ни голода, с одной мыслью — освободить своего супруга и скорее вернуться сюда за своим сыном. И хотя идти еще далеко, но луч надежды не гаснет в ее сердце.
С посохом в руке подвигается она все вперед и вперед, и, подобно птице небесной, всюду находит себе хлеб насущный. Точно чья-то невидимая рука хранит ее, и мешочек с золотом, который она несет, не соблазняет попадающихся ей на пути корыстных рыцарей, поджидающих часто путников в горах для того, чтобы ограбить их.
Много раз уже успела зима смениться весной, а лето осенью, — и вот, наконец, перед ней Святая Земля, и ее глаза уже ясно различают вдали палатки сарацинов.
Сам султан Саладин, повелитель неверных, встречает ее и, как доблестный воин, с возвышенным и великим сердцем, он проникается глубоким уважением к жене рыцаря, пришедшей за ним из столь далекой страны, и преклоняется перед ее подвигом.
— Возвратить ей мужа и его выкуп, — слышится его голос, — дать им двух из моих лучших арабских скакунов, оружие и одежду, чтобы они могли возвратиться на родину.
Пленник освобожден.
* * *
Снова наступил канун Рождества. Заходящее солнце последними лучами золотило далекие горы. Ручеек тихонько плескался и терялся за маленькой буковой рощей. Из долины доносился звон колоколов, нежный, как голос матери, убаюкивающей своего ребенка, и радостный, торжественный, как чудная песнь.
На повороте дороги показался мальчик лет десяти, возвращающийся, по обыкновению, из соседнего городка, куда он ходил продавать молоко. Проворный с разгоревшимся личиком, с золотистыми волосами, он так прекрасен, что нельзя глаз отвести от него. Но теперь, в этот тихий вечер, он почему-то казался печальным, и его большие голубые глаза были полны слез. С грустью думал он, что вот опять наступает Рождество, а ему и эти праздники придется провести в тяжелой работе.
Он считался самым бедным, несчастным мальчиком в деревне. Спал он в стойле, с коровами и овцами. Едва только солнце посылало первый привет цветам и птичкам, он вставал, надевал свои жалкие лохмотья, доил коров и коз и отправлялся разносить молоко по окрестностям. Привязав огромные кувшины к спине своего осла, от старости едва передвигавшего ноги, он уходил утром и возвращался лишь с наступлением вечера. Летом он страдал от жары, осенью мок под дождем, зимой мерз от ветра и снега. Он должен работать, иначе хозяйка выгонит его, как бродячую собаку.
Правда, окрестные поселянки любили доброго, мальчика, но любовь их не делала солнце менее жгучим, холод менее суровым, а женщину, у которой он жил, менее ворчливой. И когда он возвращался домой, ему приходилось переносить незаслуженные выговоры хозяйки, ее насмешки, попрекавшей его тем, что у него нет ни роду, ни племени, как будто он по своей вине остался круглым сиротой. Но он терпел безропотно и долго плакал у себя в хлеву, прежде чем заснуть на холодном ложе.
Святой вечер опустился на уснувшую землю. Небесный свод потемнел, и в вышине одна за другой вспыхнули звезды. В эту ночь радость проникает и во дворцы богачей, и в бедные избушки крестьян, и в хижину дровосека. Грусть кажется в эту ночь упреком всеобщей радости, и на всех лицах и во всех сердцах сияет счастье. Все спешат в церковь, заслышав колокольный звон, призывающий к полуночной службе, и хозяйка хижины, где жил бедный мальчик, со всей семьей, также отправляется в церковь, оставив его дома и настрого запретив уходить куда бы то ни было.
Мальчик лежит в стойле, на соломе и смотрит сквозь щели плохо сколоченных стен на далекое небо, на звезды, так ярко горящие там, в вышине. Гму холодно, он весь дрожит под своими лохмотьями, и так сильно хочется ему есть. Он так мал еще, что не знает, сколько может выстрадать человек, и думает, что скоро уснет навеки, и Иисус Христос протянет ему руку с далекого неба, возьмет к Себе в Рай, утешит, приласкает. И тогда снова наступят для него хорошие дни.
Ах, как он любил своих приемных родителей и все, что окружало его. И золотое солнце на небе, и серебряную луну, и яркие звезды.
Ничему его не учили люди, приютившие его, но добрая женщина часто рассказывала ему о том, как нашла его в яслях, научила его терпению и заронила в его детскую душу любовь к бедной матери, вверившей его состраданию людей и покровительству Божию.
Но пришел день, и добрая женщина умерла, и переменилась жизнь мальчика. Он рос теперь