ужасе отступили. Евагрий был мертв.
Не мсти
Солнце клонилось к западу, монастырь погружался в сон, умолкли голоса, опустел двор обители, иноки разошлись по кельям. Стемнело. Вдруг поспешные шаги послышались во дворе, кто-то торопливо шел по направлению к келье старца Сисоя. Это был престарелый монах, отец ризничий. Дойдя до двери старца, он сотворил молитву и, услышав за дверью «аминь», торопливо вошел в келью. В углу, перед иконами у аналоя, на котором лежало раскрытое Евангелие, стоял старец Сисой. На вид ему было лет семьдесят, длинная седая борода спускалась почти до пояса.
— Прости, отче, что помешал тебе, нарушил молитву, — начал вошедший, — у нас случилось несчастье.
— Говори, брат, в чем дело?
— Два молодых инока горячо спорили между собой; брат Феофил оскорбил брата Павла, и теперь Павел возгорелся местью. Только и говорит, только и твердит: «Я отомщу ему! До тех пор не успокоюсь, пока не отомщу ему за обиду». Страшно на него смотреть. Мы пробовали его уговаривать, убеждать — ничего не помогает, твердит свое.
— Пришли его сюда, ко мне, — сказал старец.
Отец ризничий вышел. Прошло несколько минут, и за дверью снова послышалась молитва. В келью вошел молодой инок. Лицо его было сурово и гневно, брови крепко сдвинуты, глаза горели недобрым огнем, стиснутые губы дрожали. Он был бледен как полотно. Старец пристально посмотрел на вошедшего.
— Ты не простишь брата? — спросил он.
— Нет! — отвечал Павел.
— Хорошо, — продолжал старец, — мсти. Но всякое дело надо начинать с молитвы. Давай помолимся.
Павел с недоумением посмотрел на старца и опустился вслед за ним на колени.
— Боже, — начал Сисой, — уж мы больше на Тебя не надеемся. Ты не пекись о нас, не мсти за нас, за себя мы сами мстим.
Громкие рыдания прервали слова старца.
— Довольно! Довольно, отче, — молил Павел, с плачем бросаясь к ногам старца. — Понял я безумие мое, благодарю тебя, что научил. Все прощаю брату, да простит и мне Господь!
Ласково поднял Сисой склоненного юношу и обнял его.
— Верь, сын мой, — сказал он, — что всякий, терпеливо сносящий обиды, без труда спасается, а кто гневается на ближнего, тот все свои добродетели губит и делается рабом дьявола.
Покинутый
Чудна рождественская ночь. В темносинем небе ярко и нежно горят звезды. Большая Медведица где-то далекодалеко, а Полярная звезда точно совсем ушла — ее нигде не видно. Белая снежная пелена сияет серебром, вспыхивает радужными искрами, и заиндевелый воздух переливается миллионами алмазных пылинок. Так тихо и неподвижно все кругом, все дышит покоем и миром, точно счастье спустилось в этот вечер с неба на землю. Родился Тот, Кто всех любил, и людское сердце, тоже открыто в эту ночь для любви.
Но там, где быстрый горный поток ниспадает с соседних предгорий изумрудными каскадами и прыгает по обломкам скал, там, где с незапамятных времен гордо высится на вершине неприступной горы могучий замок — колыбель целого поколения доблестных рыцарей, — там крики и смятение.
Бледный свет месяца тускнеет перед заревом ночного пожара, охватившего все небо. Вероломный рыцарь решил овладеть замком, в эту дивную святую ночь. Яркое зарево поднимает вверх столпы дыма, выбрасывает языки пламени. А внизу, в долине, в глубоких ущельях, царит мгла.
Но вот на дороге, прихотливо извивающейся по склону горы, показалась фигура женщины. Трепетные лунные лучи кротко освещают ее и мягко играют на прекрасном, печальном лице. Прижимая одной рукой к груди своего ребенка и держа в другой мешочек, полный золота, поспешными шагами пробирается она по тропинке, и наконец замок остается далеко позади нее.
Не чувствуя усталости, идет она, полная одной мысли — спасти своего ребенка и освободить из плена своего супруга, владетеля замка. Всего год прошел с тех пор как он, созвав под свои знамена вассалов, отправился в Святую землю, чтобы освободить из-под власти неверных гроб Господень. Но не удачен был поход, и скоро храбрый рыцарь попал в плен к неверным.
Кроткая и любящая жена его хотела уже послать своего преданного слугу в Палестину с богатым выкупом, чтобы освободить супруга, но беда никогда не приходит одна. Дурные вести словно имеют крылья, и слухи о пленении рыцаря быстро разнеслись по окрестностям. Замок так велик и неприступен, так недосягаемо высоко стоит на горе, что из него можно устроить славное разбойничье гнездо. И вот один вероломный рыцарь решается овладеть им. Замок плохо охраняется, его доблестный владелец в плену, лучшие защитники в походе.
До слуха бедной матери еще доносятся крики нападающих и треск пламени, она точно видит вокруг себя раненых слуг, умоляющих ее бросить все и бежать вместе с сыном. Через подземный ход она покидает замок. Душа ее полна невыразимым горем и любовью к своему ребенку. Она полна надежды на Того, Кто создал весь мир. Он не сделает ее несчастной, Он вернет ей и супруга из плена, и не оставит ее ненаглядного мальчика.
Путь труден и далек. Дитя плачет от холода и голода. Наконец, обессиленная мать падает на колени, поднимает глаза к небу, и ее похолодевшие уста тихо шепчут молитву:
— Милосердный Боже. Ты, Который родился в такую же ночь для спасения несчастных, научи, что мне делать для спасения моего ребенка и мужа?
Кругом безмолвно. Только ветер глухо завывает в ущельях гор.
Но, что это? Уж не ответ ли свыше? Вдали, чуть заметной точкой засветился трепетный огонек. Да, это Бог услышал ее молитву и указывает ей кров. Она идет навстречу этому радостному огоньку, согревая сына горячими поцелуями. Силы вот-вот оставят ее. Но все ближе и ближе огонек, все ярче светит он, и вот наконец перед ней открывается небольшая поляна.
У подножия старого дуба приютилась ветхая хижина, почти ушедшая в землю. Вместо двери у нее две плохо склоченные доски, которые образуют громадные щели. К хижине примыкает хлев, из которого временами доносится шум.
Сердце матери полно страха, она боится переступить порог этой хижины. Что, если ее выгонят? Но она тут же отгоняет от себя эту мысль и робко входит. В переднем углу, где висит образ, тускло мерцает лампада перед святым ликом Богородицы. Ее свет в крошечном уголке закоптелого потолка и таких же черных стен делает остальную часть жилища еще темней. Сквозь