большим, а радиус действия рации позволял рассчитывать на достаточно надежную связь, и я надеялся, что мне не придется заморачиваться с тонкой настройкой антенны путем беготни с ней по всему острову и закидывания ее на каждое дерево и кустик. Хотя, кто знает — с этой техникой, да в таких погодных условиях…
Я как чувствовал…. Вскрыв ящик с рацией, я громко выругался на родном языке. Не знаю уж, при каком ударе о камни нашего плавсредства мы сумели повредить упаковку, но вода проникла внутрь, причем в изрядном количестве, и теперь сама рация и элементы питания буквально в ней плавали. Я растянул между деревьями плащ-палатку, чтобы на острове появилось хоть одно место, где сверху не льются потоки воды и быстро извлек содержимое ящика.
С оборудования текло и капало, но все же оно делалось для армии, и, по моим представлениям, не должно было выйти из строя мгновенно. Вопрос в том, как долго рация находилась в таком состоянии. Я Тщательно протер элементы питания и саму радиостанцию сухой одеждой, извлеченной из другого ящика, и приступил к сборке — присоединил довольно тяжелые электрические батареи, вставил штекер антенны в соответствующее гнездо и подключил фишки телефонной трубки.
С некоторым содроганием я перекинул тумблер питания в положение «вкл.» и ручкой установки волны выставил заранее оговоренную частоту. Переключатель режима установил в положение «радио» и к своему великому облегчению увидел, как загорелась неоновая лампочка настройки антенны. Пару секунд ничего не происходило, потом в прижатой к моему уху телефонной трубке раздался треск помех.
Я облегченно выдохнул, и прежде чем погрузиться в процесс настройки рации, посмотрел, как там мои товарищи. Щеглов и Никифоров находились там, где им и положено — на отбитом у противника острове. Они честно выполняли за немцев их работу по проводке караванов лодок через скрытый тьмой и дождем Днепр.
Игнатов все еще бултыхался в реке, но уже относительно бодро проявлял активность, и, похоже, остров он видел. Плыть ему оставалось еще метров семьдесят.
Вновь выбросив из головы все лишнее, я сосредоточился на работе с рацией, и через минуту услышал трубке свой позывной.
— …не слышу. «Саяны», вас не слышу. Прием!
Я переключился в режим передачи.
— «Урал», здесь «Саяны». Готов к работе. Прием!
Я повторил эту фразу несколько раз и вновь переключился в режим «радио». К своему удивлению, я услышал все тот же усталый голос связиста:
— …вас не слышу. «Саяны», вас не слышу…
Еще раз повторив всю процедуру, я влез в интерфейс ближайшего сателлита. Сигнала не было! Моя рация молчала, вернее, она выдавала сигнал столь слабый, что его не услышали бы и в километре от моего островка. Не знаю, кто здесь был виноват. Может быть, в штабе армии перестарались, выдав нам новейшую разработку отечественной радиотехнической промышленности. Все новейшее почти всегда имеет «детские болезни», и на одну из них мы, возможно, нарвались. А может, нам просто не повезло с этой водой, залившей оборудование, но теперь связи с батареей у меня не было, хотя… Я ведь не зря ставил себе задачу разобраться с режимами работы спутников. Не скажу, что сильно продвинулся в этом направлении, но кое-что освоить я все-таки смог. Риск, конечно, имелся, причем состоял он даже не в том, что я не смогу передать со спутника сигнал в штаб артполка, а в том, что меня раскусит Игнатов, который вот-вот выберется на берег острова. Тем не менее, другого выхода у меня все равно не оставалось…
* * *
— Ничего, товарищ подполковник, — радист виновато посмотрел на Цайтиуни, нервно расхаживавшего по блиндажу, — Не отвечают «Саяны». Уже полтора часа прошло с условленного времени.
— Продолжайте вызывать, — мрачно приказал подполковник и вышел под дождь.
Порывы ветра бросали в лицо командиру артполка потоки воды, но он словно бы их не замечал. Цайтиуни отлично понимал, что если Нагулин прав, и сейчас по мосту через Днепр неудержимой стальной гусеницей переползают на Кременчугский плацдарм танковые дивизии вермахта, то завтра здесь разверзнется ад, в котором его мощный, но медленный и неповоротливый полк, выдвинувшийся почти вплотную к передовой, не уцелеет ни при каком раскладе.
— Товарищ подполковник! — выкрик связиста пробился через деревянную дверь и сквозь шум ливня, — Товарищ подполковник! Есть связь! «Саяны» передают данные для стрельбы!
Цайтиуни ворвался в блиндаж. Радист лихорадочно записывал получаемые данные и тут же передавал их телефонистам, поддерживавшим непрерывную связь с расчетами тяжелых орудий. На позициях гаубиц особой мощности царила деловая суета. Замерзшие в отсыревшей одежде артиллеристы получили, наконец, установочные данные и сейчас плавно вращали маховики вертикальной и горизонтальной наводки, пытаясь в точности выполнить пожелания странного корректировщика, выдававшего установки для стрельбы в десятых долях минимальных делений шкал приборов наведения.
— Третье орудие к стрельбе готово! — доложил подполковнику телефонист, и тут же посыпались доклады от командиров остальных расчетов первого дивизиона.
По договоренности с разведчиками первый залп должны были дать только четыре гаубицы. Цайтиуни понимал, что с этого момента начнется обратный отсчет оставшегося времени жизни многих его людей. Орудия особой мощности вопреки всем тактическим наставлениям стояли всего в километре от передовой, и если сейчас открыть огонь, то они неизбежно попадут под ответный удар немецкой артиллерии. Тем не менее, как всякий опытный командир, подполковник Цайтиуни отлично знал, что такое приказ. Он сжал кулаки и тряхнул головой, прогоняя последние сомнения.
— Первый дивизион, залпом, огонь!
* * *
Я видел, как в ночной темноте полыхнули огнем стволы гаубиц, видел траектории снарядов, летевших к мосту и прогнозируемые места их падения. Не слишком точно, но, в целом, неплохо. Фугасный снаряд, даже не попав прямо в мост, способен наделать немало дел. Ударная волна, особенно в воде, сохраняет убойную силу на весьма приличном расстоянии. Спокойной жизни немцам на переправе осталось не более минуты.
Вой приближающихся снарядов разорвал сплошную пелену дождя. Четыре мощных взрыва подняли в воздух огромные столбы воды. Все попадания пришлись ниже по течению. Мост тряхнуло, он заскрипел и зашатался. Сбив хлипкое ограждение, в воду свалился грузовик, водитель которого не справился с управлением на ходящем ходуном мосту, но переправ устояла — немецкие саперы строили крепко.
— «Урал», здесь «Саяны». Хороший залп, но мост пока цел. Примите данные с учетом поправок.
Я диктовал в трубку цифры, а над моим ухом тяжело дышал Игнатов, выбравшийся, наконец, из воды и сейчас завороженно наблюдавший, как после моих слов примерно в километре от нашего островка льющие с неба потоки воды подсвечиваются сполохами мощных взрывов.
— Второй залп дали сразу два дивизиона