украл это кольцо, снял с ее покойного мужа. Он чувствовал себя мародером, осквернителем могил и боялся разоблачения.
– Кулон… Золотой такой, с янтарем… – соврал он.
Фаина усмехнулась и кивнула. Кажется, она догадывалась, что это ложь, но тоже боялась услышать правду.
– Вы любите море?
– Знаете, вот я любил маму, бабушку и дедушку. В детстве. Потом бабушка и дед умерли, а с мамой как-то все пошло не так. Я думал, я люблю жену, но в последнее время с ней я чувствовал себя странно. Вроде бы все по-прежнему, но она стала совсем чужой. Даже в постели, вы уж простите за такие подробности, тело отвечало, а внутри – пустота. Такая большая пустота, которая может проглотить изнутри. Под конец я стал бояться говорить с Мариной, прикасаться к ней. Мне казалось, что рука пройдет насквозь. Не потому, что ее нет, а потому, что нет меня. А теперь она – там, а я – здесь. И я есть, пусть и бывший. Так что любовь, Фаина, это слишком большое слово, чтобы иметь хоть какое-то значение.
– Ошибаетесь, Юра. Только любовь и имеет значение. – Фаина впервые не поправила его, удовлетворившись именем без отчества.
– Я думал расстаться с морем, как расстался с Мариной. В конце концов, лучше чувствовать себя бывшим, чем вовсе не быть. Но теперь мне попросту страшно, что оно не отпустит меня.
Коновалов запустил руку в карман широких шорт и достал оттуда когда-то белую, а теперь грязную, покрытую илом и ржавчиной, скомканную тряпку.
– Я нашел это сегодня на камне, где на днях оставил ко… кулон.
О том, что под кепкой лежало кольцо, Коновалов рассказывать не стал. Фаина протянула руку, взяла и аккуратно расправила влажную, пахшую солью и рыбой ткань. На ее коленях лежала белая кепка с широким грязным козырьком.
– Отвезите меня к нему, – не попросила, а скорее приказала Фаина. Он кивнул – сталь, блеснувшая в ее удивительном нежном голосе, не оставила ему выбора.
– Юра, ты забыл, что я рассказывал? – орал на него по телефону Сергеич.
– Я помню, – спокойно отвечал Коновалов. – Вы просто отвезите нас туда. Все будет хорошо!
– Ты охренел? – видимо, рядом была жена, иначе выражения таксиста были бы гораздо более крутыми. – Сколько, говоришь, ей лет?
– Около восьмидесяти, – соврал Коновалов. Фаина, слушавшая их разговор, с довольной улыбкой показала ему большой палец.
– Бабушка твоя, что ли?
– Не совсем, – замялся Коновалов, пытаясь найти названия для роли Фаины в своей жизни.
– Старая подруга, – подсказала Фаина, подмигивая и беззвучно заливаясь смехом.
– Она тебя что, в завещание вписала, что ты так торопишься ее на тот свет отправить?
– А это идея! – одними губами произнесла Фаина и подмигнула.
– Нет, ей просто очень нужно. А я обещал, – настаивал Коновалов. Теперь Фаина показала ему два пальца. Юра кивнул. – Я заплачу вдвое.
Последний аргумент стал решающим. Фаина радостно захлопала в ладоши.
– Юра, какая прекрасная мысль. Если вернусь живой, впишу вас в завещание!
– Это лишнее, Фаина Дмитриевна.
Сергеич приехал в субботу после обеда, когда Маша, отдав Юрию последние распоряжения, попрощалась до понедельника. Коновалов вывез Фаину и усадил ее на заднее сиденье.
– Да она еще и неходячая… – процедил сквозь зубы таксист, упихивая сложенное кресло в багажник.
Приехали.
Коновалов вышел из машины, взглянул на море. Оно было тихим, спокойным. Сергеич терпеливо ждал, пока Юра перенес вниз сперва кресло, а потом свою спутницу. Сам спуститься не захотел, несмотря на презрительный взгляд Фаины, сочувствовавшей пыхтевшему Юрию. Когда Коновалов со спутницей были внизу, таксист глянул с обрыва и погрозил им пальцем, мол, смотрите у меня! Фаина послала Сергеичу воздушный поцелуй, на что тот махнул рукой, и через минуту машина с сердитым ревом уехала вверх по грунтовке.
Коновалов помог Фаине снять халат, подхватил морщинистое тело в новом спортивном купальнике Adidas на руки и пошел к воде. Изумрудная лайкра отливала в лучах заходящего солнца, золотая надпись «Like a virgin» нестерпимо резала глаза.
– Что это за купальник? Где вы его взяли? – проворчал он, прищурив глаза. Сказать, что Коновалов чувствовал себя неловко, значило бы не сказать ничего. Придурок, идиот, извращенец – этими словами он ругал себя, но продолжал нести легкое женское тело в море.
– На Ozone заказала, – весело ответила Фаина Дмитриевна своим девичьим голосом. – Скажите, крутой?
Коновалов ничего не сказал. Он уже стоял по колено в море и боялся отпустить Фаину. Казалось, коснись она воды, тут же обернется рыбой и выскользнет из его рук. Подумал о щуке с разорванной его крючком губой. Как она там, жива ли?
– Ну… – нетерпеливо поторопила его Фаина Дмитриевна.
Он сделал еще несколько шагов, легко перевернул свою ношу спиной вверх. Фаина сложила руки лодочкой и с легким всплеском нырнула. Он видел зеленую чешую и развевающиеся под водой длинные седые волосы, которые заходящее солнце окрасило в медный. Волнообразные движения ее тела начинались от груди, следом подключались бедра, слегка сгибались колени, ступни делали сильное движение вверх и слабое вниз. Это было бы похоже на баттерфляй, но ни руки, ни тело Фаины над поверхностью воды не показывались.
– Фаина Дмитриевна, – крикнул он. Она продолжала плыть навстречу медленной волне. Ее голова показывалась над водой лишь на долю секунды и снова исчезала.
– Ты ведь не причинишь ей вреда? – испуганно спросил он. Море брызнуло ему в лицо – не мешай, малыш, дай взрослым поговорить.
Время как будто остановилось. Он бродил вдоль берега, вслушивался в тихие слова моря, но так и не сумел разобрать ни одного. Он видел, как Фаина доплыла до камня и села на него, скрытая в воде по пояс. Ветер чуть трепал ее мокрые седые волосы и доносил до Юры обрывки какой-то песни. Коновалов не сводил с нее глаз, готовый в любой момент кинуться на помощь. А она все сидела, смотрела вдаль и о чем-то говорила с морем.
– Чего это она замерла? – вывел его из оцепенения голос Сергеича. Он стоял за спиной Коновалова и с тревогой смотрел на Фаину. – Ты чего, дал ей туда уплыть? Вы оба ненормальные!
Таксист, сложив руки у рта, заорал:
– Бабушка, сидите там, я сейчас помогу вам вернуться, – и принялся стягивать джинсы, ворча под нос: «Психушка по вам плачет!»
Фаина замахала ему руками. Он воспринял этот жест как приветствие, махнул рукой ей в ответ и вошел в воду. Море, до этой минуты спокойное, налилось ненавистью. Сергеич сделал два шага вперед, и тут Коновалов увидел, как горизонт вздыбился, набух и огромная волна яростно покатила к берегу. Заметила