Коновалов, когда съемка закончилась. Она приняла его вопрос за комплимент.
– Вообще я администратором в фитнес-клубе работаю, но иногда подумываю о смене профессии. Думаешь, у меня получится?
– Наверное, – ответил Коновалов. – А остальные что говорят?
– Кто остальные? – не поняла Марина-два и, кажется, обиделась. Вопрос в самом деле звучал двусмысленно.
– Те, кто тебя фотографировал, – исправился Коновалов. – Ты вчера показывала в автобусе…
– Это Светка моя снимала, дурачок. У нее отпуск уже закончился, она уехала, а я осталась. С тобой. – Марина-два провела по его щеке пальцем. – А ты что, ревнуешь?
– Я что, ревную? – переадресовал он вопрос внутрь себя.
Напуганный Юрик и храбрый Коновалов стыдливо отвели в сторону глаза.
Также стыдливо Коновалов и вошел в Маринины апартаменты на окраине. В большой светлой студии был идеальный порядок, очевидно, хозяйка ждала гостей. На маленьком диване, вальяжно раскинув плюшевые лапы, сидел голубой заяц. Перед ним на журнальном столике лежала раскрытая книга. Двуспальная кровать с витиеватыми коваными спинкой и изножьем намекала на дальнейшие события.
Банальный сюжет любовного романа подбирался к своему апогею. Сейчас она подойдет, поднимет на него свои огромные серые глаза. Ее влажные розовые губы чуть приоткроются, обнажив острые жемчужные зубки. Не в силах сдерживаться, он притянет ее к своей груди, положив ладонь на затылок и чувствуя, как струится под пальцами шелк ее светлых волос. Другой рукой он сорвет с нее платье, сильными уверенными движениями справится с хитрой застежкой красного кружевного бюстье, удерживающего в ажурном плену ее дивную, пышную грудь. Она стянет с него рубашку, и он почувствует прикосновение к своей груди ее твердых сосков.
Коновалов, чувствовавший себя в последнее время персонажем другого литературного произведения, сильно отличного от любовного романа, никак не мог справиться с ее платьем. Марина-два помогла, расстегнув спрятанную сбоку, под мышкой, молнию.
Бюстгальтер действительно был красным, но Коновалов, не наделенный необходимым по сценарию навыком расстегивать лифчики одной рукой, долго обеими руками возился с застежкой, продолжая при этом целовать Марину-два. Во время этого испытания заметил в высоком зеркале на стене их отражение. Он стоял в нелепой позе, чуть согнув ноги, вытянув в поцелуе шею, и его пальцы копошились за спиной будущей любовницы.
Любовница со своей ролью справлялась неплохо: рубашку с Юрия стянула, сосками прижалась, словом, вела себя по законам жанра. Освобожденная от верхней части белья, Марина-два утянула Коновалова на кровать. Он мысленно отметил забавную симметрию происходившего с ним. Подумал о ногах-утесах, представил, как ласкает сокровенный пляж волна, и не смог решить, где же с ним происходит настоящее – на море или сейчас, в этих съемных апартаментах на окраине.
Марина-два, решительно обхватив Юру бедрами, перекатила его на спину и нетерпеливо расстегнула ремень на брюках. Ее пальцы хозяйничали там, где сейчас должен был находиться стержень его мироздания. Но стержня там не было. Ни оси, ни стержня, ни какой бы то ни было другой твердой и вертикальной направляющей. Марина-два, решив не сдаваться без боя, стянула с него брюки и боксеры и припала лицом к его паху. Он лежал поперек кровати, глядя в нарисованное на потолке синее небо в белых облаках. Ему было скучно.
Этой ночью Коновалов вновь ощутил себя затянутым в страшный водоворот. На этот раз он не спал. Лежал, открыв глаза, в кромешной темноте и вслушивался в себя. Напуганный Юрик и храбрый Коновалов весь вечер молчали. До приезда сюда он этих двоих не знал, даже не подозревал об их существовании. Но теперь, когда они исчезли, ему стало очень одиноко.
В своей попытке выбраться из засасывающей его воронки он потерпел фиаско. Фиаско было фееричным, если смотреть на него с иронией. Если же иронию оставить, то стоило, пожалуй, испугаться.
Применив весь доступный ей арсенал средств по поднятию Юриного боевого духа, Марина-два молча сгребла в охапку разбросанную на полу одежду и заперлась в ванной. Коновалов пару раз постучал в дверь. Из ванной донеслись три красноречивых всхлипа. Коновалов понимающе кивнул, оделся и ушел, решив утром отправить СМС с извинениями.
Теперь он хотел понять, перестали ли ему нравиться девушки вообще, или дело было конкретно в Марине-два. И если первое, то кто, если не девушки, привлекает его теперь? А если второе, то что было не так с этой Мариной-два?
Он вспомнил разъедающую его изнутри скуку в момент, когда сероглазая пышногрудая модель отрабатывала все знания, полученные ею на тренинге «Искусство орального секса». Засомневался, что дело было в размере бюста.
В ночь после шторма Коновалов тщательно продумал план побега из засасывающей его воронки: никаких больше утесов, никаких разговоров со странной Фаиной («Дмитриевной», – поправил он себя), только рестораны, водопады, девушки. Он решил арендовать шезлонг на городском пляже. Представлял, как будет лежать под зонтом, прикрыв глаза панамой, как купит и съест чебурек, и горячий жирный сок будет капать на голые ноги и стекать по пальцам. И тогда, мечталось ему, он зайдет в море, чтобы соленой водой смыть с себя остатки обеда. «А еще, – решил он, – нужно непременно отплыть подальше от прочих купающихся и там, на глубине, справить малую нужду. О, сладкий план мести! О, пьянящий запах свободы – запах вареной кукурузы и крема от загара!»
С высокого комода на погруженного в раздумья Коновалова насмешливо смотрел деревянный дельфин.
– Что, дружок, надумал вернуться? – вдруг спросил он. – Только мы тебя не ждем. Нам тебя уже не надо. Где ты планировал тут разместиться? Шезлонги все заняты, в постели ты, сам видишь, не прижился. Табурет свой ты новым жильцам оставил.
Коновалов перебрал в уме варианты и понял, что дельфин прав. Места для него в этом мире не было.
– И что мне делать? – растерянно спросил он, но дельфин промолчал, прикинувшись разделочной доской.
Шура
Его разбудили громкие возбужденные голоса в коридоре.
– Нет, – Фаина говорила резко и даже зло. – Еще раз повторяю, я не могу вас заселить.
– Но мы же договаривались, – возмущался чей-то бас.
– По телефону вы не предупредили меня, что приедете втроем. – Голоса Маши слышно не было, значит, Фаина была дома одна.
– Да разве же можно считать, что мы втроем? – поддержал бас повизгивающий женский голос. Коновалов решил, что нужно защитить Фаину от агрессивных гостей, натянул шорты и открыл дверь.
У входной двери стояли гости – наголо обритый мужчина лет тридцати и невысокая полная женщина, почему-то в темных очках. Фаинино кресло стояло у белой двери, преграждая им вход. По коридору носилась девочка лет четырех, за ней плыла полосатая рыбка – воздушный