Он служил главным садовником на небольшой станции, предназначенной скорее для научных целей, чем для войны. Во время стыковки грузового корабля пилот допустил ошибку — даже несколько ошибок, потому что запаниковал, как только понял, что стыковка корабля с базой идет не так, как положено. В результате была повреждена обшивка космической станции. Внутри резко упало давление. Тол Чайб на мгновение прервал рассказ и ухмыльнулся.
— В герметическом воздушном тамбуре моей секции были предусмотрены какие-то улучшенные затворы, но они не сработали, — сказал он.
Когда спасательная команда добралась до оранжереи, они увидели, что большая часть растений пропала — их выбросило в открытый космос. Почти все оборудование было разбито вдребезги. Тол Чайб лежал под грудой обломков неподалеку от шлюза, который все-таки закрылся.
— Они решили, что я был в беспамятстве, воздушный поток протащил меня через весь сад и я по пути разбил оборудование. Никто не сомневался, что я ударился о механизм затвора и оказался погребен под обломками.
От этой истории Акайна пробрала дрожь.
— Пилот корабля покончил жизнь самоубийством. Инженер, отвечающий за работу шлюза, тоже просил разрешения убить себя. Но старший офицер решил, что происшествие не было связано с его работой и не могло быть предусмотрено.
— А почему так получилось? — спросил Акайн. — Почему отказала система герметизации?
— Я так и не узнал. Сначала я был не в том состоянии, чтобы чем-то интересоваться. А потом не стал никого расспрашивать.
— А пилот получил разрешение на самоубийство?
— И это мне тоже неизвестно, — сказал Тол Чайб.
Пилот во время аварии поддался панике. Это единственное, что Акайн знал наверняка. Вероятно, увидев, что натворил, пилот испугался еще больше и решил убить себя, не имея на то позволения. Ужасное решение!
— Если он испросил разрешение на самоубийство и получил его, тогда он поступил правильно, — сказал Акайн. — И инженер поступил правильно, раз остался жить, не получив санкции на самоубийство. Хотя можно понять его желание умереть.
— Может, и так, — согласился Тол Чайб.
У Акайна появилась еще одна мысль, которую он не решился высказать.
— Тебя удивляет, что я еще жив, — сказал Тол Чайб. — Я долго размышлял, как поступить. — Он помолчал и пальцами здоровой руки дотронулся до бахромчатого края тропического цветка. — Раньше я был очень красивым. Многие мужчины поглядывали в мою сторону в надежде на взаимность. Хах! Я не сомневался, что могу доставить радость любому из них, если отвечу на их внимание. А когда я очнулся, уже без ноги… Вот это был сюрприз! На что после этого годится все остальное?
Акайн почувствовал себя неловко. Ни один ребенок не хотел бы сознавать, что взрослые могут быть несчастны. Герои в легендах — другое дело! Они могут страдать, но их страдания только вдохновляют молодежь. Но мужчина вроде Тола Чайба, хромой учитель, не должен показывать боль.
— Меня не радовала перспектива хромать по жизни дальше, — безжалостно продолжал садовник. — Я хотел быть ловким и быстрым, любить и быть любимым. Один из старших родственников навестил меня, пока я поправлялся после ранения. Он приказал мне ждать. И я ждал. Мои родичи советовались друг с другом и со старшими офицерами. Так принято решать подобные дела, — сухо добавил он. — Если только дело не происходит в героических пьесах.
— Я знаю, — вставил Акайн.
На самом деле он ничего не знал. До сего момента правила самоубийства казались ему чем-то нереальным, вроде формулы, которую надо выучить, даже если не собираешься применять эти знания в дальнейшей жизни. Приятно сознавать, что при помощи прутика и его тени можно вычислить высоту дерева, но нужно ли мне знать высоту дерева в жизни? Нет.
— В подобной ситуации, — снова заговорил Тол Чайб, — в героических пьесах мужчина оказывается в полном одиночестве или окружающие его товарищи слишком растеряны, чтобы принимать решение, и тогда он сам распоряжается своей судьбой. Что ему еще остается? Но прежде чем решиться на такой шаг, надо быть уверенным, что ты герой, и ситуация не допускает других вариантов. В моем случае было решено, что я должен продолжать жить — по разным причинам. У меня имелся значительный опыт в садоводстве, имелись способности к преподаванию. Кроме того, я единственный ребенок, а моя мать пользовалась любовью всего семейства. Своей смертью я мог причинить ей слишком большие страдания.
Вскоре после разговора Акайн покинул оранжерею и по свежевыпавшему снегу побрел к своему корпусу. Над головой раскинулось звездное небо. В тот вечер воздух казался совершенно неподвижным, хотя и пронзительно холодным. Мальчик шел в облаках собственного дыхания.
Пересекая игровое поле, он оглянулся и посмотрел сначала на снег, перечеркнутый цепочкой его следов, затем на небо. Как оно сверкало! Каким казалось многоцветным и неизмеримо огромным!
Внезапно он утратил чувство направления. Верх и низ больше не имели значения. Земля под ногами исчезла, тело стало совершенно невесомым. Он падал к бесчисленным звездам.
Ощущение ужаснуло Акайна, и он закрыл глаза. Еще мгновение ощущение падения продолжалось. А затем оно пропало так же быстро, как и возникло. Открыв глаза, Акайн обнаружил, что все вокруг вновь стало обычным.
Позже он не раз гадал: было ли это видением? Скорее всего нет. У него никогда не проявлялись способности к прорицанию, да он к этому и не стремился. Видеть то, чего не могут видеть остальные, казалось ему слишком обременительным. Прорицатели по большей части были странными и неприветливыми особами, вели уединенный образ жизни, отличный от общего уклада, и никогда не вписывались ни в одну группу. Ни один разумный мальчик не пожелал бы себе такой участи.
Акайн решил, что он слишком устал и расстроен рассказом своего наставника. Это ощущение больше никогда не возвращалось.
В положенный срок он окончил школу. Для хвархатов обучение несовместимо с гонкой. Никто не заканчивает учебу раньше остальных. Да и как это возможно? Каждый мужчина-хвархат после выпуска из школы идет в армию, а в армии не нужны подростки, не достигшие зрелости.
В возрасте двадцати лет Акайн покинул школу и отправился домой в длительный отпуск. И во время этого визита домой он, как обычно, работал в семейном саду. Мать продолжала терзаться сомнениями. Сын превратился в красивого молодого человека, стройного и ловкого, его бледно-серый крапчатый мех напоминал игру света на металлической поверхности или бегущую по камням воду. Но для своего возраста он был слишком спокойным, слишком задумчивым и слишком поглощенным уходом за любимыми растениями.
Если повезет, его назначат садовником. Учителя рекомендовали именно этот род деятельности, а родственники-мужчины утверждали, что при распределении старшие офицеры учитывают школьные рекомендации. Хотя конечно не всегда.
Незадолго до сбора урожая пришло назначение для Акайна. Как и ожидалось, он должен был отправиться в космос, но куда именно, в назначении не было указано. Он уложил вещи в одну разрешенную сумку и попрощался с семьей. Расстаться с матерью оказалось совсем не просто. В отличие от людей, хвархаты не выражают свое огорчение выделением влаги из уголков глаз. Не любят они и излишнего шума, так свойственного людям. Представители человеческой расы поднимают шум по любой причине, будь то горе, гнев, радость, раздражение или удивление. Это очень неудобно. Возможно, такой обычай достался им от предков, которые, как говорят, проводили много времени на деревьях и перекрикивались друг с другом. Вероятно, хвархаты произошли от животных, которые обитали на поверхности, в пределах видимости друг друга, а любой шум мог привлечь нежелательное внимание. В большинстве случаев они сохраняют спокойствие, во всяком случае по сравнению с людьми.
Но какой мужчина захочет видеть боль от предстоящей долгой разлуки на лице матери?
Попрощавшись, он вышел в сад. Декоративные растения, окаймлявшие участок, выросли уже до пояса. Их длинные узкие листья — красные, голубые и зеленые — казались Акайну рядом мечей, выкованных из разноцветного металла и украшенных драгоценными камнями. Особенно зелень сияла настолько глубоко и пронзительно, что невозможно было оторвать глаз. Больше того, Акайн ощущал эту красоту и в груди, и в горле.
В горячем летнем воздухе летали такие же разноцветные жуки. Нагнувшись, Акайн мог видеть притаившиеся в листве спелые плоды, готовые для стола. Он отыскал несколько поздних вредителей, раздавил пальцами и лишь тогда направился к ожидавшей его машине.
Одна из кузин довезла его до ближайшей железнодорожной станции, там они спокойно попрощались. Поездом Акайн добрался до местного аэропорта, а затем полетел самолетом на один из островов-космодромов. На каждом этапе путешествия окружающее Акайна пространство все больше ограничивалось в размерах и становилось все более искусственным. Наконец он очутился в сплошном лабиринте серых металлических коридоров. Ни одного окна в космос. А даже если бы они имелись, что там можно было увидеть?