— Я совершенно не припоминаю прочитанного о подобных созданиях. По-видимому, перед нами — совершенно уникальный вид.
— Пожалуйста, Широкохвост, продолжайте делать заметки. Мой первый разрез приходится на нижнюю сторону. Вскрытие покровов вызывает множество пузырьков. Покровы отделяются достаточно легко, совершенно отсутствует соединительная ткань. Внизу, кажется, второй слой покровов. Внутренности существа поразительно теплые.
— Бедняжка, — замечает Кривоклык, — как жалко мучить это создание!
— Нам всем его жалко, я в этом уверена, — замечает Длинноклешень. — Разрезаю вторую оболочку. Крайне жесткая и волокнистая. Снова слышу пузырьки. Поразительное тепло — примерно как у воды, прокачанной от кратера на милю.
— Как оно только выжило в таком жаре? — поражается Кривоклык.
— Вы чувствуете вкус крови, Длинноклешень? — вмешивается Остроус.
— Нет, никакой крови я не ощущаю. В воде есть некий странный привкус, но полагаю, он исходит от тканей и пространства между ними. Теперь я отделяю нижний слой. Поразительно! Там — еще одни покровы! У них совсем иная структура — скорее не волокнистая, а как у плоти. Очень тепло. Чувствую дрожь и спазматические подергивания.
— Помнит ли кто-нибудь о подобных звуках прежде? — спрашивает Гладкопанцирка. — Звучит не похоже ни на одно из прежде знакомых мне созданий.
— Помню другое подобное создание, со сходными звуками, — замечает Широкохвост.
— Разрезаю следующий слой. Ага, мы вышли к сосудам! Кровь имеет весьма странный вкус. Подойдите, потрогайте, какая горячая. И только почувствуйте! Какие-то жесткие конструкции внутри туловища!
— Оно не шевелится, — заметил Круглоголов.
— Что же, давайте осмотрим голову. Помогите мне потянуть вот здесь. Только потянуть. Вот так. Благодарю, Кривоклык. Сколько пузырей! Интересно, для чего эта конструкция?
* * *
Возвращение оказалось ужасным. Роб безостановочно прокручивал в голове сцену гибели Анри. На станцию он вернулся несколькими часами спустя, изможденный и почти выживший из ума. В качестве небольшой милости от судьбы Фриман был избавлен от необходимости рассказывать о случившемся: достаточно было просмотреть запись.
Разумеется, не обошлось без последствий. Но поскольку следующий грузовоз ждали не раньше чем через двадцать месяцев, все происходило как в замедленной съемке. Роб понимал, что придется вернуться на Землю, и догадывался, что ему уже никогда не представится возможность странствовать меж звезд. Он больше не отправлялся на подводные прогулки, предпочитая Заниматься ремонтом беюпилотников и техническими работами на пару с Сергеем, и все время оставался внутри «Хитоде».
Никто не смел бросить ему обвинения — по крайней мере, в лицо. Под конец встречи доктор Сен посмотрел на Фримана сквозь стекла крошечных, в стиле Ганди, очков и заметил:
— Считаю, что оба вы поступили крайне безответственно, отправившись на прогулку таким образом. Но полагаю, вы уже все осознали.
Кроме того, Сен удалил из локальной сети «Смерть А. К.», но наверняка кто-то сохранил копию для себя. На следующий день безымянный «доброжелатель» разместил файл в компьютере Роба, последним способом в перечне значилось: «Чтоб его поймали ильматарцы и порезали на куски».
Робу шутка показалась ничуть не смешной.
Элеанор Арнасон
Сад
Хвархатский научно-фантастический романс
Перед вами нечто до сих пор невиданное — очаровательное произведение, которое могло быть создано скорее представителем чуждой цивилизации, нежели человеческой расы…
«Оружейник» («The Sword Smith»), первая повесть Элеанор Арнасон, был опубликован в 1978 году, за ним последовали «Дочь Короля-Медведя» («Daughter of the Bear King») и «До станции Воскрешение» («То the Resurrection Station»). В 1991 году увидела свет самая известная ее книга — «Женщина Железного Народа» («А Woman of the Iron People») — сложное и значимое произведение, которое было удостоено премии имени Джеймса Типри-младшего. Короткие рассказы Элеанор Арнасон появлялись в «Asimov's Science Fiction», «The Magazin of Fantasy & Science Fiction», «Amazing», «Orbit», «Xanadu» и многих других. Последняя по времени публикации книга носит название «Кольцо Мечей» («Ring of Swords»). Ее рассказ «Звездная жатва» («Stellar Harvest») вошел в 200 г. в шортлист премии «Хьюго».
В роду Атква жил один мальчик. Как и все его родичи, он имел голубовато-серый мех. Но у родственников окрас меха был ровным, а у мальчика шкуру испещряли неяркие полоски и пятна. При тусклом освещении это невозможно было заметить. Под солнечными лучами мех выглядел похожим на сталь старинных мечей, что висели на стенах большого дома его бабушки. Их редко снимали со стен, разве что для полировки да иногда для тренировок, когда в дом приезжали родственники-мужчины. В то время редко кто пользовался мечами для сражений, чаще они служили реквизитом для актеров. Но дети должны знать историю своего рода.
Странный окрас меха появился благодаря рецессивным генам, поскольку Атква уже два столетия не обращались за спермой к представителям пятнистых семейств. В этом не было проявления каких-то предрассудков, в отличие от людей хвархаты относились к различию в окрасах скорее с любопытством, чем с предубеждением. Их предрассудки касались других областей.
Ровный окрас шерсти Атква был обусловлен обстоятельствами и чистой случайностью. Они проживали в той части света, где серый цвет был преобладающим, а клан был не настолько богатым и влиятельным, чтобы при заключении брачных контрактов обращаться к дальним соседям.
В младенческом возрасте мальчик был достаточно активным и смышленым, хотя ничем особенным и не выделялся. Примерно к восьми годам он превратился в жизнерадостного ребенка, полного энергии, хотя и склонного к задумчивости и внезапным переменам настроения. Это беспокоило его мать, и она решила посоветоваться со своей матерью, старейшиной рода, худой женщиной с поседевшим мехом и скрюченными болезнью пальцами.
— Что ж, — заметила глава рода, выслушав жалобы дочери. — Многие мужчины склонны к задумчивости. Так и должно быть, если они хотят выжить в космосе, где нет женщин, чтобы думать за них.
— Но он еще так мал, — возразила мать. — Он часами может наблюдать за рыбой в ручье или за жуками на кустах.
— Возможно, со временем он станет ученым. — Глава рода пристально посмотрела на свою дочь. — Это твой единственный мальчик. С самого рождения он был немного странным и требовал особого внимания. Вот поэтому ты так и беспокоишься. На это нет причины. Опомнись! Будь твердой! Твой сын еще может измениться. Если же нет, то пусть с ним разбираются наши родственники-мужчины.
В десять лет мальчик открыл для себя садоводство — случайно, когда решил проследить за тли, который вышел из соседнего леса, чтобы полакомиться свежими овощами. Солнце только что встало. Растения вокруг бабушкиного дома сверкали капельками росы. Воздух, попадавший в рот, казался прохладным и благоухающим.
Тли, довольно крупный экземпляр, ковылял по лужайке перед домом бабушки, и его пушистый толстый живот собирал свежую росу, словно тряпка, вытиравшая блестящую поверхность. За животным тянулся отчетливый след. Мальчик пошел по этому следу, стараясь не слишком приближаться к воришке. Тли не представляли особой опасности, если не загонять их в угол, просто мальчик не хотел его спугнуть.
Зверек обогнул дом и оказался в бабушкином саду. Там он, как показалось мальчику, не столько ел, сколько портил овощи. Надо было прогнать нарушителя. Но тут мальчика словно кто-то ударил — внезапно и очень сильно. Он был поражен открывшейся его взору красотой. Ощущение было таким, словно в грудь вонзилось острое лезвие. Не стоит думать, что это фигура речи, неправдоподобное преувеличение. Некоторые эмоции действительно причиняют боль, она может быть тупой и не слишком сильной, а может быть острой и пронзительной. Под воздействием таких чувств даже сердце способно остановиться на мгновение. Можно ощутить, что ты ранен или изменился, ведь серьезное ранение всегда влечет за собой некоторые перемены.
Так случилось и с мальчиком, хотя в тот момент он скорее всего, не понял, что с ним произошло. Будь он постарше, он бы знал, что эмоции быстро проходят, если не придавать им большого значения. А он замер, пораженный этой красотой. До конца своей жизни он запомнил, как выглядит этот сад: большой прямоугольный участок, окаймленный декоративными растениями, красные, фиолетовые, желтые и голубые листья которых казались гвардейскими стягами на военном параде.
Внутри яркого прямоугольника ровными рядами росли овощи. Некоторые растения цеплялись за шесты или шпалеры. Другие росли кустами. Были и такие, что тянулись вверх тонкими стебельками. Разнообразию форм не было конца. В то время как декоративные кустарники ослепляли яркостью окраски, овощные культуры были окрашены в приглушенные зеленые или синие тона. И все же, осыпанные каплями росы, сверкавшей в лучах низкого утреннего солнца, они казались — если можно так сказать — более привлекательными и свежими.