– Да, царь, именно так. Надо уничтожить летописи, все до одной! – чуть громче сказал митрополит, указывая пальцем на копии в моих руках. – А потом и монахов убить, сжечь рассадник мерзости! Народ должен быть послушным, а не гордым! Как ты сможешь управлять гордецами, государь, если они послушания знать не будут, а только гонор выказывать?!
– Это ты рассадник мерзости, митрополит, ты хуже схизматиков проклятых и хуже мусульман, они хотя бы в открытый бой идут с именем Аллаха на устах, – грустно улыбаюсь ему. – Ты же… Ты намного хуже. Да чего только стоят твои богохульные слова о Богородице. Думал я, что одумаешься ты, ставленник отца моего, да видит Бог, стало только хуже.
– Так надо, царь, так надо! Русский мужик должен виниться и каяться, силы настоящей не понимать, чтобы управлять им было сподручнее, дергать за ниточки и смеяться, потому как он холоп и раб!
– Нет! Не бывать этому! Запалили, вывели под корень целые селища, под проклятых еретиков-схизматиков мой народ положить хотите?! Так вот что я скажу, митрополит: хрен вам всем! Я лучше вашу ублюдочную породу на дыбах развешу и воронью на поживу оставлю, чем допущу таких властвовать над нашими бессмертными душами!
Ярость, успокоившаяся до времени, заново поднялась из глубин души, требуя выхода.
– Поздно, царь, поздно что-либо менять, твой батюшка хотел этого и сделал первые шаги к уничтожению прошлого непокорного и своевольного русского народа! – усмехнулся митрополит.
– Что ж, раз батюшка сделал столь непотребное дело, то мне, как сыну, надо все исправить!
Встаю с трона, поглаживая подбородок, пальцы чувствуют недельную поросль, неприятно царапающую ладонь. Не торопясь, легонько хлопаю в ладоши – так, чтобы звук получился едва слышным.
Не понимая, что я делаю, Стефан хмурится, смотрит в мои глаза. Из-за портьеры вышли трое лейб-гвардейцев в темнозеленых мундирах войскового покроя с позолоченными портупеями и золотыми аксельбантами. Слева на поясе – сабельные ножны, справа болтается принятый на вооружение в качестве личного офицерского оружия пятизарядный револьверный пистоль, или просто револьвер. На головах вместо глупых и никому не нужных треуголок черные кепи, такие же, как у витязей, заменившие неудачные береты. Кокарда на кепи не со вставшим на задние лапы медведем, а с двуглавым орлом, держащим в своих лапах скипетр и державу.
– Возьмите его, ребята, да проведите в Митрофану. Расспросите хорошенько: кто там такой прыткий выискался, что решил так сильно корни славянские обрубить? А потом ко мне на доклад…
Митрополит, не понимая, в чем дело, посмотрел на лейб-гвардейцев, с недобрыми усмешками подходящих к нему. Им неважно, кто перед ними, главное, что высочайший приказ получен. Долг превыше всего!
– Что здесь происходит?! Ты не посмеешь! Это ведь я помог тебе возвести твоего вы…
Побледнев, Стефан Яворский сделал шаг назад, хватаясь за нательный крест обеими руками, будто ища свое спасение в золотом распятии.
Не давая митрополиту отойти от шока, один из лейб-гвардейцев медленно вытащил из-за пояса небольшую дубинку, обшитую льняными полосами, позволяющими смягчить удар, при этом гарантированно оглушая и дезориентируя противника. Такого пренебрежения к собственному сану митрополит не выдержал, с тихим всхлипом развернулся и попытался броситься к двери, однако сержант лейб-гвардии Протасов без размаха ударил Яворского по затылку, оттягивая навершие чуть-чуть вниз, проводя удар по скользящей…
Воспоминания о последнем разговоре с митрополитом Рязанским кольнули глубоко внутри, оставив ядовитый след в ране. Гнусно понимать, что есть такие люди, лучше бы и не знать про них… Вот только мне-то что с этим делать? Вешать их всех или сразу в порубь кидать?
Хотя чего это я тут расклеиваться начал? Будем делать как должно, а не так, как хочется этим уродам. Делай что должен, и будь что будет!
Взгляд упал на колонны солдат, готовящихся к маршу. Впереди – голые безжизненные земли. Благодатный край, как я и думал, этой весной превратился в почерневшую от засухи угнетающую пустыню – трава и та пожухла. Хорошо хоть фураж заготовили в огромном количестве, иначе конницу пришлось бы послать верст за двадцать в разные стороны на поиски корма.
– Нам нельзя идти дальше, ваше величество, османы сосредоточили силы возле Исакчи…
Молдавский князь, принесший вечную клятву верности, после того как армия перешла границу княжества, с беспокойством вглядывался в горизонт.
– Это почему нельзя идти, князь? Только потому, что османы вышли, или потому что тебе не хочется с ними встречаться?
– Ваше величество, не оскорбляйте меня такими домыслами! – гордо поднял голову Кантемир, с негодованием глядя на меня.
– Я знаю, усилия, приложенные тобой, стоят многого, и не хотел никоим образом задеть твою честь. Просто, согласись, странно, что ты в последние дни так рьяно выступаешь за оборонительную войну…
Не глядя на собеседника, поглаживаю Ярого, второй месяц преданно и сноровисто служащего мне. Глаза жеребца безмятежно глядят на раскинувшуюся равнину, но в глубинах зрачков нет-нет да проскальзывают искорки боевого задора, готовые в любую секунду смениться кровавой пеленой ярости.
– У нас всего шестьдесят тысяч солдат, а лазутчики донесли, что у визиря почти двести сорок тысяч вместе с корпусом янычар и четыреста пятьдесят орудий разных калибров, – попытался оправдаться Кантемир.
– Ну и что? Ты думаешь, наших ста сорока орудий не хватит? – с улыбкой спрашиваю его.
– Не знаю… Османы пусть и не те, что были прежде, но ведь артиллерии в три раза больше. Пускай пользоваться ею они, скорее всего, толком не умеют, за исключением особо боеспособных частей, только какая разница, как точно ты попадаешь на полверсты, если противник перед тобой всего в сотне саженей, а может, и того меньше? – с сомнением спросил Кантемир.
– Не переживай, князь, этот случай не про нас. Посылать на убой солдат я никогда не стану, а вот великий визирь удержать вооруженную толпу от опрометчивых поступков вряд ли сумеет. Так что у нас все будет хорошо… По крайней мере, я на это надеюсь.
Мои слова, видимо, прошли мимо ушей молдавского господаря, невнятно пробурчавшего себе что-то под нос и отъехавшего к своим старшим офицерам, вяло переругивающимся между собой. Обещанные восемнадцать полков, полностью укомплектованных по русскому образцу, Кантемир предоставить не смог. Впрочем, это я и так знал, так что особо на него не рассчитывал. Вместо восемнадцати были шесть куце укомплектованных полков. По сравнению с русской армией молдавский корпус смотрелся блекло. Но это первый звоночек. Я прекрасно помню, что валашский князь Бранкован предал Россию сразу, как только к его границам подступили османские отряды. Таким образом, обещанные сто тысяч голов крупного рогатого скота пропали вместе с месячной провизией для русской армии.
Но в этот раз валашский господарь не сможет предать: конная дивизия светлейшего князя Меншикова, состоящая из половины нашей кавалерии – семь драгунских полков и четыре тысячи иррегуляров, – уже переправилась через реку Серет, отсылая к армии созданные Бранкованом магазины. Обозы под конвоем уходили к Фальчи, а отсюда к Галацу – конечному временному пункту дислокации российских войск.
Я прекрасно понимаю чрезвычайную важность захвата всей Молдавии до того, как османы успеют собрать все силы в один кулак. Думаю, эта фаза плана удалась. Да, пускай армия несколько растянулась и отряды кавалерии ищут годную для прокорма траву, но первоочередная задача выполнена! Княжество, лояльное России, с радостью приветствует идущую по ее землям русскую армию.
После того как армия достигла Ясс, пришлось три дня ждать последнее крупное пополнение, марширующее по пыльным дорогам с мыслью о том, что они идут спасать православных собратьев от мусульманского ига. И, надо признаться, подобные мысли нет-нет да проскальзывают и у меня – вот что значит правильная идеологическая накачка!