Оставшиеся с Довмонтом воины резко свернули с тракта на старый зимник и, обойдя многочисленные болота, встали в густом лесу. Царапали небо могучие сосны, шумели густою листвою осины и липы, корявились мохнатыми лапами вечно угрюмые ели. Густой подлесок скрывал мелкие лесные тайны, на опушке, у зимника, весело белели стволами красавицы-березки. Там и выставили часовых.
Обустроились быстро, сложили шалаши из еловых веток, стреножив, пустили пастись коней. Костер разложили в стороне, у маленького лесного озерка, недалеко от тракта. Судя по свежим кострищам, здесь иногда останавливались купцы. Тут же обретался и первый разъезд – трое опытных воинов, еще полудюжина таких же отрядцев разлетелась по всем окрестностям…
С крестьянами да купцами разговаривали на месте, а вот непонятных бродяг тащили к костру. Рыцари же пока не попадались… даже кнехты… Что ж, и без того информация скапливалась, вполне. С орденским замком здесь были связаны все! Крестьяне везли в Швеллин оброк и отрабатывали барщину, купцы привозили товары, даже ремесленники – «вечные подмастерья», коим не нашлось места в составе цеховых мастеров Юрьева-Дерпта, охотно селились у замковых стен. Постепенно рос город… Вернее, еще только начал расти. Вырастет ли, нет – бог весть! Места здесь беспокойные.
После обеда Довмонт, по примеру боярина Собакина, почивал в шалаше – укрылся от солнца. Только смежил глаза, как из лесу донеслись приглушенные голоса воинов. Кого-то вели, что ли? Так почему сюда?
– Нет, коли князь почивать изволит, так мы будить не будем. Жди!
– Что там такое? – послышался голос верного Гинтарса. – Кого ведете? Что это еще за шпынь?
– Ой, господине! Как же я рад! Значит, и правда, сам князь здесь…
Голос звучал молодо, задорно… но, как-то устало.
– Вы что же, не узнаете меня? Я Кольша Застенный, сыскного тиуна Степана Ивановича доверенный человек!
Кольша…
Довмонт приподнялся в шалаше… Ну, точно – был такой! И, кстати, с важным поручением посланный!
– Да признал, признал… Все одно – жди. Ты что такой грязный-то?
– Рыцарей пасся… За ними следил… Слежу… Больше недели уже! Слежу – и вас дожидаюсь.
– Ну-ка, ну-ка… – выбрался из шалаша князь. – Кто это тут меня дожидается? И зачем?
– Княже! – юноша лет двадцати – синеглазый, лохматый, тощий – упал на колени в траву. – Дождался! Дождался, слава богу! Хорошо, иным путем не пошли…
– Постой-ка, – усевшись на старый, поваленный ветром ствол, Довмонт строго посмотрел на парня. – Тебя тиун мой, кажется, с важным делом посылал?
– Посылал, да! – парень просиял ликом. – В Ромашково… боярина Собакина вотчины… Сыск вести!
– И что же с докладом не пришел? Почто тут обретаешься?
– Не вышло, княже… насилу упасся, убег… – махнул рукой, поник головою Кольша. – Оказалось, самые лучшие люди у боярина – переветники! На то и доказательства есть. У меня все свидетели-видоки переписаны.
– Кто же именно переветники те?
– Боюсь и сказать, княже…
– Говори! Тут свои все.
– Анемподист-тиун…
– Тиун?
– И сам воевода – Дормидонт Иович… Оба с рыцарями дела имели. Доказательства тому есть.
– Что-о? – из устроенного под тенистой липою лежбища, отфыркиваясь, выбрался боярин Собакин, уставился злобным взглядом на Кольшу. – Это кто тут людей моих верных языком своим поганым позорит?
Сыскной, впрочем, нисколько не испугался:
– Выходит, не такие уж они и верные… Прости, боярин.
– Да я те за такие слова…
– Гюрята Степаныч, охолонь! – резко приказал Довмонт. – Доказательства те мы во Пскове посмотрим. Видоков послушаем, мозгами раскинем. Тщательно, не торопясь… с тобою вместе. Сам же просил дознание провести!
– Просил…
– Вот теперь и не рычи! Жди до Пскова…
– По пути в Ромашково людишек пошлю… Пусть тащат Анемподиста! И коли уж виноват… ух-х! Самолично головенку оттяпаю…
– В этом не сомневаюсь! Но сначала разберемся во всем точно.
– Само собой, княже… – недобро прищурился боярин. – Само собой…
– Так! – Довмонт строго посмотрел на Кольшу. – С коленей давай, подымайся… И вот, у сосенки, сядь… Коли ты тут обретаешься, так, мыслю, знаешь чего? Что про рыцарей скажешь?
– Собаки! – исполнив приказ, юноша уселся под сосною. – Хуже собак. Это они перемирье нарушили. Они боярские тони разграбили, деревню сожгли…
– А откуда те рыцари взялись?
– Швеллин, – отрывисто кивнул сыскной. – Есть тут замок такой. И комтурство.
– Вот! – Собакин просиял ликом и уже больше не смотрел на Кольшу волком. – Что я говорил? Швеллин!
– Ну, рассказывай про этот чертов замок! – властно приказал князь. – Не зря ж ты тут обретался? Все же сыскной… Так чего узнал?
– Значится так… – поднявшись на ноги, Кольша вытер вспотевшие ладони о полы рваной рубахи – рубища! Ну, так пошатайся-ко по лесу, поди…
– Старый швеллинский комтур третьего дня преставился, помер. То ли просто от старости, то ли от старых ран. За главного нынче там орденский брат Гуго фон Цвеллер, однако магистр его еще не утвердил. Утвердит ли или пришлет нового – бог весть. Пока рыцари тихо сидят – ждут. Рыцарей там немного, всего-то трое, но у каждого по «копью» кнехтов, да еще эсты-наемники. Всего получается около полусотни воинов.
– Для небольшого замка – солидно, – прищурился князь. – Сам замок каков?
– Укреплен очень хорошо. Подъемный мост, обитые железом ворота, еще и решетка. Башни, высокие стены, рвы…
– Понятно… Воины? Что собой представляют?
– Цвеллер – любитель играть в кости и пьянствовать… Несмотря на то, что орденский брат! – не задумываясь, ответствовал Кольша. – Еще любит девок и серебро. Очень уж жаден. Остальные рыцари – наемные, не братья. Один – молодой – из Дании. Со своими в Ревеле поссорился, вот и ушел. Другой – постарше – из Лотарингии.
– Откуда-откуда? – Довмонт удивленно приподнял бровь.
– Из Лотарингии… Крест там такой… на наш немного походит… – пояснил сыскной. – Датчанин умелый рубака… Тот, что из Лотарингии – опытный и хитрый. Столь же хитрый, как отец Арнольд, замковый священник. Еще есть орденский сержант Миллер – тоже весьма опытный.
– Да-а… – покачал головой князь. – На испуг таких не возьмешь… Штурмовать тоже нельзя… без осадных орудий. Осаждать – долго…
– Недавно в замок оброк завезли, – поддакнул Кольша. – Так что с провизией все хорошо в Швеллине.
– А с чем не хорошо? – Довмонт с хитроватой улыбкою глянул на парня. – Не верю, чтоб ты, сыскной человек, и таким вопросом не задался?
– Пьянствуют, княже… – ухмыльнулся сыскной. – И в кости играют… Еще и дерутся… бывает, и девок… Особенно рыцарь из Лотарингии, в корчмах говорят, до девок сам не свой!
– Х-ха! Так ведь почти что француз все же! – Довмонт не выдержал, рассмеялся.
– Старый-то комтур их в узде держал, а сейчас покуда – раздолье, – пряча улыбку, продолжал парень.
– Откуда все это знаешь?
– Так, княже! Недалече от замка три корчмы с постоялыми дворами! Ревельский тракт рядом.
– Значит, говоришь – пьют, дерутся и девок пользуют… И что, безвылазно в замке сидят?
– Сейчас – безвылазно, – подтвердил сыскной. – Про тебя, княже, знают, про войско твое… Вот и пасутся! Солому на башнях держат – если что, сигнал подать. Тут, в дне пути еще один замок. Потом – еще. И так до самого Юрьева. Правда, с епископом тамошним ливонцы не дружат – все время земли делят, собачатся… С тевтонцами тоже не очень, хотя вроде как и вместе…
– Ну, то давняя неприязнь, – Довмонт усмехнулся и задумчиво посмотрел в небо, на медленно плывущие облака, подсвеченные золотистыми солнцем. – Ливонцы – они ж из меченосцев все, ну почти… Когда их литовцы разбили, тевтонцы к себе брать не очень-то и хотели. Папа римский настоял! Так что тут понятно все. А про слабые места… Думать будем! Ты, парень, почто во Псков-то не ушел?
– Вас ждал.
– Поня-атно…
Понятно было, что с наскока Швеллин не взять, и нужно было что-то придумать, опираясь на слабые места гарнизона – дисциплина-то после смерти старого комтура падала!