было дать парню поесть. Хотя… наверняка, как все рабы, спальник, готовя завтрак, стрескал половину сам…
…Рассел медленно, со вкусом грубо выругался. Ничего этого нет. А есть… Что есть? Джен убита. И при этой мысли сразу замелькали перед глазами наглая ухмылка Сторма, застывшее лицо индейца, остановившиеся расширенные глаза Джен, пожары, скорченные трупы… Ну, что ж, ты не хочешь быть козырем в чужой игре? Тогда играй сам.
Он встал, преодолевая головокружение и звон в ушах, вытащил из-под кровати свой портфель, открыл и быстро проверил содержимое. Да, всё на месте. Он решил. Принял решение. Сам. И отступать теперь нельзя. Потому что некуда. Взял со стола книгу с буклетом, которые давал Джен, она так и остались лежать на столе. Как и мешок картошки на полу. Почему он не выстрелил в индейца. Один выстрел и… и что? Это бы не спасло ни Джен, ни её дочь. Но почему он не стрелял? Не смог? Знакомо заныла голова, предупреждая о ненужности размышлений на эту тему. Да, пистолет… В кармане. Запасная обойма… Обойдусь. Незачем. Всё. Больше ничего не надо.
Рассел уложил книгу и буклет в портфель, закрыл его и, не оглядываясь, вышел из комнаты. Быстро спустился по лестнице и без стука прошёл к хозяйке. Та была на кухне. Варила кофе. Дешёвый и вонючий, почти рабский. Стошнит от одного запаха.
– Доброе утро, Рассел, я не видела, когда вы пришли, кофе сейчас будет готов.
– Спасибо, не нужно. Я ухожу. Там наверху мешок картошки, так вы, миссис Ренн, возьмите его себе.
– Спасибо, но мне, право, неудобно…
Он повернулся и вышел, не слушая её лепет. Так эта старая бесполезная развалина живёт и здравствует, а Джен… Нет, больше он так не может.
И первое, что он увидел на улице, это спины завернувшего за угол патруля. Русские?! Вот почему так тихо. Кто их вызвал? Джен заплатила за попытку жизнью, а кто-то всё-таки смог… Ладно, тем лучше. Никуда не надо ехать. Пойдём за патрулём, рано или поздно солдаты придут к своему командованию. Сторм ли, Кропстон ли… да никто больше им не сыграет, только он сам. Всё. Для него Хэллоуин кончился.
Машину ждали долго, и выехать удалось только в сумерки. Зато обещали отвезти прямо в региональный лагерь для репатриантов. Машина оказалась крохотным грузовичком. В кузове ни скамеек, ни укрытия. Маша и Даша помогли Жене устроить Алису между узлами, а сами сели у переднего борта, чтобы не задувало. Но Алиса захныкала, и Женя взяла её на руки, где Алиса сразу успокоилась и заснула.
– Устроились? – в кузов заглянул немолодой солдат, что днём ходил с ними по городу.
– Да, спасибо, – откликнулись они в три голоса.
– Ну, счастливо вам. С богом.
– Спасибо, до свидания.
И машина тронулась. Они сидели, прижавшись друг к другу. Говорить уже не было сил. Они едут. Неважно, куда. Главное – всё кончилось. И этот безумный день, или сутки – Женя уже не могла вспомнить, когда всё это началось – и эта жизнь. Они уезжают навсегда. Что бы ни было, как бы ни было, но сюда они уже не вернутся. Никогда. Женя вздохнула, закрывая глаза, и вздохом отозвалась Алиса.
Машина плавно покачивалась, а перед Женей проплывал этот день. С той минуты, когда она увидела Алису, обняла её…
…Суматоха и неразбериха. Если бы не солдат, на удивление быстро во всём разобравшийся и всё решивший за них… Они пошли к Маше и Даше. Все вместе. Комнатушка в больнице оказалась не так разгромленной, как разграбленной. Кто и когда взломал замок, польстившись на жалкие тряпки девочек – даже их старые тёмно-синие куртки угнанных забрали – и скудную утварь, разбираться было некогда и незачем.
– Пусть им наш кусок поперёк горла встанет, – махнула рукой Маша.
Девочки собрали немногое, брошенное грабителями, но ещё пригодное в дороге. Узелок вышел маленький. И от девочек – вспоминала Женя – пошли домой. Город был по-прежнему пустынен. И вот уже дома началась настоящая суета…
…Женя невольно улыбнулась воспоминаниям. На этот раз всё взяла в свои руки миссис Стоун. Солдат сидел в углу и, молча улыбаясь, наблюдал за их беготнёй. Именно миссис Стоун настояла затопить плиту и что-то приготовить поесть. Рози и девочки помогли с вещами…
…– Девочки, простыни возьмёте себе.
– Что вы?!
– Как можно?!
– Нужно! – она, убедившись, что Алиса жива, и узнав, что Эркин тоже жив, хоть и арестован, была готова горы свернуть. – Не спорьте и не обижайтесь. Всего я всё равно не возьму. Мы так и думали, что всё придётся бросить. Лучше же вы, чем кто другой.
Они говорили по-русски, и солдат поддержал её:
– Правильно. Слушайте её, девки. Всё не голыми будете.
– Забирайте всё, – вошла в комнату миссис Стоун. – И так… мебель, почти вся посуда… Вы слишком щедро награждаете соседей, Джен.
Даша и Маша переглянулись и кивнули.
– Мы вам поможем с вещами, – сказала Маша.
Она упрямо покачала головой.
– Миссис Стоун, Рози, выберите себе, что хотите. На память.
Миссис Стоун медленно кивнула.
– Спасибо, Джен. Разумеется.
А потом они все сидели за столом. Ели жареную картошку, творог, ещё что-то, пили чай с вареньем. Это уже Рози предложила съесть всё, что нельзя взять с собой. Алиса к концу обеда клевала носом, и её уложили спать. А они стали собираться дальше. Хотя в принципе всё уже было уложено. Получилось много: туго набитые вещевой мешок и рюкзак Эркина, большой ковровый узел – ковёр потряс и девочек, и солдата – и ещё узлы с тем, что она подарила Даше и Маше. Заново переложили, увязали. Она разбудила Алису, одела её. Присели на дорогу. Миссис Стоун и Рози присели со всеми. Встали.
– Рози, миссис Стоун, – она почувствовала, что сейчас заплачет, – я так благодарна вам.
– Не стоит, Джен, – миссис Стоун улыбалась тонкими бледными губами, и её улыбка сейчас не казалась такой безжизненной. – Будьте счастливы, Джен. Вы заслуживаете счастья.
– Всё будет хорошо, Джен, – Рози обняла её и поцеловала в щёку. – Напишите, когда устроитесь на новом месте.
– Обязательно. Рози, миссис Стоун, до свиданья.
– До свидания, Джен.
– До свиданья.
Но знали, что прощаются навсегда. Алиса вежливо сделала книксен. И они ушли…
…Женя на мгновение открыла глаза. Они едут. Зашевелилась и села рядом одна из сестёр. Женя их не различала.
– Маша?
– Я Даша, – привычно ответили ей и вздохнули. – Скажите, а… а Андрей часто бывал у вас?
– Нет, – покачала головой Женя. – Я вот думаю сейчас, вспоминаю. Три раза он… с Эркином, – ей