не торопили, и приказ конвоира выходить застал их в принципе уже приведшими себя в какой-то порядок.
В камере они получили новый приказ, выполнить который было довольно сложно.
– Убрать камеру.
Чем и как? Но когда через минуту дверь открылась, и в камеру поставили ведро с водой и тряпкой, встал вопрос – кто? Они смущённо переглядывались.
– Так…
Джонатан узнал по голосу велевшего накануне всем заткнуться и с интересом посмотрел на него. Узнал не сразу: Ночной Ездок был не в своём обычном смокинге, а в грубом свитере и мятых дешёвых брюках. Он невидяще скользнул взглядом по Джонатану и Фредди и ткнул пальцем в парня в лыжной куртке.
– Давай, Спортсмен. Молодой и силы много. Действуй.
Парень пожал плечами.
– Я не против. Валяйте по кроватям и ноги повыше.
Фредди усмехнулся: тюремных правил парень явно не знает. Но пол мыл ловко и управился быстро. Закончив, поставил ведро на прежнее место и забарабанил в дверь.
– Эй, готово.
Дверь приоткрылась, и кто-то – никто не успел разглядеть – забрал ведро. Парень прошёл к своей кровати и сел.
– Ну что же, джентльмены, – начал опять обладатель кожаного пиджака. – Разрешите представиться. Джошуа Айртон, лендлорд.
Джонатан усмехнулся. Богатство Айртонов далеко не исчерпывалось родовым имением, были и другие имения, и доли в банках и промышленных корпорациях, и ещё многое разное. Правда, в последние годы Айртонов здорово потеснил тот же Говард, и, возможно, их ждала судьба семьи Бредли, но капитуляция внесла свои коррективы во многие планы и размеры владений.
Процедура взаимных представлений заканчивалась, когда опять открылось окошечко в двери.
– Завтрак. Подходи по одному.
Каждый получил по жестяной кружке с чаем, жестяной миске с кашей и воткнутой в неё ложкой и по два куска тёмного хлеба. Ели, сидя на кроватях. Порцию нельзя было назвать щедрой, а вкус изысканным. Но в полном сосредоточенном молчании все очистили миски и кружки и составили опустевшую посуду на полочку у дверного окошка.
– Если это чай, – сказал Джонатан, укладываясь на кровать, – то я китаец.
– Да, – согласился Адвокат. – Даже рабы ели лучше.
– И много их у вас было, сэр? – подчёркнуто невинно поинтересовался представившийся филологом седой мужчина в очках.
Многие засмеялись над смущением Адвоката. Но тут распахнулась дверь.
– Айртон. На допрос.
Джонатан невольно напрягся: вот и началось главное. Посмотрел на Фредди. Лёжа на кровати, Фредди безмятежно изучал потолок.
Алабама
Графство Эйр
Когда грузовик тронулся, многие, к изумлению Мартина, попросту заснули. Живые деятельные люди сразу стали покорными и ко всему равнодушными. Эркин сидел рядом и, увидев его изумление, улыбнулся.
– Теперь уж без выбора. Привезут – увидим.
– Чего? – сразу шёпотом откликнулся кто-то. – Сортировка – она сортировка и есть.
Эркин задумчиво кивнул. Кто-то ещё вздохнул, как всхлипнул. Кузов внутри был перегорожен скамейками. Непривычно, конечно, но они быстро приспособились. Кто спал, кто просто сидел, закрыв глаза. Эркин неожиданно для себя зевнул, осторожно поёрзал и закрыл глаза. Сортировка…
…– Раздеться! Шаг вперёд! Руки за голову! Ноги расставить!
Он привычно выполняет команды. Не в первый раз. Он молод, силён. Девятнадцать лет – опытный вработанный спальник. Ночь прошла спокойно. В их камере спальников и работяг оказалось поровну и обошлось без драк. Спали по очереди не из страха, а из-за тесноты. Одни лежат и спят, другие стоят вдоль стен. Потом меняются. Он спал уже под утро и выспался. Кого и зачем отбирают… не всё ли ему равно? Все Паласы тоже одинаковы. Сосед дёргается, видно, за мошонку ущипнули. Хреново. Есть врачи – просто смотрят, а есть стервецы – или ущипнут, или ударят. Жёсткие пальцы шарят по его телу, равнодушные белые лица перед глазами. Нет, обошлось без щипков. Всё равно, как в дерьме вымазали…
…Эркин тряхнул головой, заморгал, отгоняя сон.
– Поспи тоже, – тихо сказал Мартин.
– Дерьмо всякое снится, – камерным шёпотом ответил Эркин. Не хотел, но получилось вроде жалобы.
– Точно, – отозвались сзади. – От торгов отбились, так всё равно сортировка.
– Оврага всё равно не минуем, – вздохнул ещё кто-то.
– Спите, – сказал Мартин. – На допросе свежая голова нужна.
– А чего? Нас допрашивать будут? – заинтересовался Эркин.
– Сразу не постреляли, значит, будут, – усмехнулся Мартин.
Шёпот быстро побежал по кузову, передавая слова Мартина. Да, об этом они не думали, к этому не готовились. Допросы… Так или иначе они все хоть раз да прошли через это. Раб без битья правды не скажет. Значит, будут бить. Эркин покосился на угрюмое лицо Мартина, выбивающиеся из-под шапки светлые волосы.
– Спи, – повторил Мартин. – Я тоже посплю, – и закрыл глаза.
Грузовик изредка потряхивало, пару раз он тормозил и снова трогался, но они уже приспособились, прижались друг к другу и качались на толчках единой массой.
Графство Эйр
Округ Гатрингс
Джексонвилл
Рассел медленно открыл глаза. Солнце? Да, солнце. Яркое злое солнце, каждый луч бьёт по голове, по лицу. Встать и задёрнуть штору? Нет сил. Тогда ночью, когда индеец его прогнал, он пришёл домой и лёг. Как был, не раздеваясь, поверх покрывала. И словно провалился в темноту. Спасительную темноту. Ничего не видеть, не слышать, не помнить. И вот солнце. И тишина. Мёртвая тишина послепраздничного утра. Кой чёрт, это уже было с ним!
Он тогда приехал к отцу по его идиотской, нелепой, унизительной, невыполнимой просьбе. Приехал, вошёл в дом и… и всё сделал. И проснулся утром в отцовской постели. И не сразу вспомнил, где он, что делает, откуда взялся лежащий рядом бронзовокожий обнажённый мужчина, раб, трёхкровка, спальник… а вспомнив и поняв, содрогнулся от отвращения к самому себе…
…Его движение разбудило спальника. Дрогнули длинные пушистые ресницы, чуть-чуть приоткрылись веки и в щели между ними мелькнули влажные чёрные глаза.
– Уже утро? – глупейший вопрос, но надо же что-то сказать.
– Да, сэр, – сразу отозвался спальник.
Надо встать, умыться, смыть грязь этой ночи, одеться, но… но не при этом… Приказать ему закрыть лицо или отправить в камеру? Чёрт!
– Ты умеешь варить кофе?
– Да, сэр.
Удачно.
– Так иди на кухню и свари кофе.
– Да, сэр, – послушно откликнулся спальник, завораживающе красивым движением слезая с кровати.
– И штаны хоть надень! – крикнул он ему в спину, и тихо почти беззвучно добавил: – Погань рабская.
Когда он вышел на кухню в отцовском халате, кофе был уже готов, круглый маленький стол у окна накрыт, а спальник молча с осторожной улыбкой на полных, красивого рисунка губах, в облегающих бёдра брюках стоял у плиты, ожидая приказаний. Он велел рабу уйти убрать в спальне и только, когда тот со словами: «Слушаюсь, сэр», – вышел, подумал, что надо