юридически безупречен.
Всего было проведено 12 залоговых аукционов, но только в четырех крупнейших цена передаваемого в залог пакета устанавливалась выше 100 млн долларов. «ОНЭКСИМ-банк» выдал правительству в кредит 170 млн долларов под залог 38 % акций «Норильского никеля» и 130 млн – под залог 51 % акций нефтяной компании «Сиданко». Банк «Менатеп» выдал правительству 159 млн долларов под залог 45 % нефтяной компании «ЮКОС» и вместе со «Столичным банком сбережений» – 100 млн за 51 % акций Сибнефти.
Счетная палата, находившаяся под контролем оппозиционной Государственной думы, проанализировав механику проведения залоговых аукционов, призвала законодателей признать сделки «притворными» и, соответственно, юридически ничтожными. Но тут выяснилось, что договоры составляли юристы банков, не зря получающие высокое жалованье. Отменить сделки было невозможно без больших потерь – финансовых и репутационных – для власти. Правительство даже не предусматривало средств для возврата кредитов в бюджете 1996 г. У него были другие заботы. Как писал позднее Анатолий Чубайс, «170 млн в декабре 1995 года – это были ого-го-го какие деньги. Это был какой-то абсолютно невероятный прорыв в то время… Деньгами, полученными от залога «Норильского никеля», мы мгновенно заткнули кучу бюджетных проблем. И в первую очередь дыры по зарплатам».
Ради латания бюджетных дыр государство пользовалось и более рискованными приемами. 11 октября 1994 г. курс рубля вдруг упал на валютной бирже более чем на 30 %. Президент объявил «черный вторник» результатом диверсии и «попыткой финансового путча». Совету безопасности было отдано распоряжение найти диверсантов. Диверсантов не нашли. И немудрено, поскольку главным «диверсантом» и подлинным виновником «черного вторника» был Центробанк, позволивший «обвалить» рубль, чтобы скупить побольше «дешевых» рублей и расплатиться с частью бюджетных долгов. Уже 13 октября курс вернулся к докризисной отметке.
Отдельные граждане обогащались при помощи чистого мошенничества. Бесчисленные «банки» и «страховые компании» выстраивали одну за другой финансовые пирамиды, сказочно обогатившие учредителей, доставившие умеренный доход первым вкладчикам и вчистую разорившие миллионы припозднившихся доверчивых «партнеров». Весьма значительную роль в создании крупных частных капиталов играли льготные кредиты и таможенные льготы, которыми ведавшие их раздачей чиновники одаривали, разумеется, небескорыстно, доверенных предпринимателей.
В результате залоговых аукционов бизнес-ландшафт России радикально изменился. Выделилась группа сверхбогатых предпринимателей, получивших широкие возможности влиять на политические решения и не совсем точное наименование «олигархи». Среди них ведущее положение занимали Рэм Вяхирев (Газпром), Владимир Гусинский (группа «Мост»), Вагит Алекперов («ЛУКойл»), Борис Березовский (Логоваз), Владимир Потанин («ОНЭКСИМ-банк»), Михаил Ходорковский (банк «Менатеп»), Александр Смоленский («Столичный банк сбережений»).
Глава Госкомимущества Альфред Кох не скрывал, что «на ваучерном этапе приватизации мы сами создали некий искусственный спрос», а «на денежном этапе спрос, напротив, был ограничен, так как денег было немного, и потому нужна была индивидуальная работа с каждым покупателем». Шахматист Гарри Каспаров довольно точно описал результат этой «индивидуальной работы», сказав, что «в России существуют только назначенные собственники».
Рядовые граждане, впрочем, тоже вполне успешно обустраивались в новой реальности. Исследования социологов показывали, что группа, не мыслящая жизни вне патерналистско-эгалитарной системы общественных отношений, перестала численно расти. «Советского» идеала крепко держалась приблизительно треть населения. Около 20 % российских граждан придерживались радикальной либерально-индивидуалистической идеологии, ни в коем случае не желая возврата к советскому прошлому и рассчитывая только на собственные силы. Около половины относились критически к сложившейся реальности, но в то же время не желали и реставрации прежних порядков. В 1995 г., по социологическим опросам, 70,6 % россиян ставили политическую и гражданскую свободу выше материального благополучия. Большинство рассчитывало на улучшение своего положения в рамках нового порядка в ходе его естественной эволюции.
Власти, однако, решили укрепить свои позиции, заручившись поддержкой «патриотического электората», и привлечь на свою сторону «державников» с помощью «маленькой победоносной войны». 11 декабря 1994 г. российские войска были введены в Чечню.
Кавказский узел
Основания конфликта федеральных властей с чеченскими были заложены еще в 1990 г., когда Общенациональный конгресс чеченского народа (род народного фронта) во главе с популярным летчиком генералом Джохаром Дудаевым провозгласил своей целью полную независимость Чечни и выход ее из состава не только СССР, но и РСФСР. Воспользовавшись провалом московского августовского путча 1991 г., Дудаев взял власть в свои руки, распустив Верховный Совет республики во главе с Доку Завгаевым, занявшим осторожную позицию в отношении ГКЧП. В этот период успехам Дудаева содействовали российские руководители, прежде всего Бурбулис и Хасбулатов, рассчитывавшие использовать генерала как еще один инструмент в борьбе с Горбачевым и союзной номенклатурой. Осенью 1991 г. после исчезновения «союзного центра» российские власти оказались лицом к лицу с сепаратистским анклавом, элита которого уже почувствовала экономические выгоды независимости (за счет спекуляций российской нефтью, поступающей на перерабатывающие заводы в Чечне). Достижение компромисса на основании предоставления Чечне особого статуса в рамках федерации было, однако, вполне возможно. Подобный договор был успешно заключен с Татарстаном, который, так же как и Чечня, отказался в 1992 г. подписать Федеративный договор на общих основаниях. Дудаев рассчитывал уладить дело в ходе личных переговоров с Борисом Ельциным. Но российский президент, доверившись своим советникам – плохим знатокам кавказских нравов, посчитал ниже своего достоинства лично встретиться с чеченским лидером. Генерал обиделся – коса нашла на камень.
Пострадавшими оказались ни в чем не повинные рядовые граждане – русские и чеченцы. Русские, составлявшие значительную часть населения северной равнинной Чечни, стали подвергаться вытеснению, их подозревали в нелояльности к новой чеченской власти. Федеральный центр фактически установил экономическую блокаду Чечни. Режим Дудаева зашатался. В 1993 г. против Дудаева составлялась уже довольно влиятельная коалиция чеченских кланов. Считалось, что дни его правления сочтены. И тут главные «специалисты по Кавказу» в российском правительстве – советник президента Сергей Шахрай и министр по делам национальностей Николай Егоров – решили ускорить дело. В ночь на 28 ноября танковая колонна чеченской «оппозиции», полностью укомплектованная российскими офицерами, завербованными Федеральной службой безопасности в подмосковных дивизиях, была разгромлена при попытке войти в Грозный. Вмешательство российских спецслужб в чеченские дела вышло наружу. Дудаев сделался национальным героем, чеченское общество сплотилось вокруг своего защитника. Опростоволосившимся российским инициаторам акции ради собственного спасения не оставалось другого пути, как попытаться спрятать концы в воду, развязав большую войну.
10 декабря Егоров потребовал, чтобы Дудаев «прибыл в Моздок для подписания акта о сдаче оружия». Генерал, естественно, отказался, на что и был расчет, и тогда 11 декабря российские войска были введены в Чечню для «разоружения незаконных формирований и восстановления конституционного порядка» в соответствии с секретным указом президента (Российская конституция допускает использование армии на российской территории только в случае введения чрезвычайного положения, которое должен утвердить парламент). Борис Ельцин, подписав указы, скрылся в больнице «для операции на носовой перегородке».
Министр обороны, бравый десантник Павел Грачев, уверял, что дело будет решено в кратчайшие сроки «одним парашютно-десантным полком». На чем основывались эти хлестаковские заявления, неясно по сей день. Российские войска, в составе которых были необученные солдаты-первогодки,