Ренуар в старости.
Вечером мерцающие огоньки на окнах Палаццо Венеция и по карнизам памятника. Чуть мистично, как раз столько, сколько нравится.
Мы были в Ватикане, но не вошли. Закрыта на день Сикстинская капелла. Банковские мраморы и лифты, удобства международного отеля нового ватиканского входа.
Я вышел, когда магазины уже закрывались.
Я прошел на форум Траяна тем же путем, что и в первый день, когда мы только приехали, когда вечернее солнце пылало за колонной Траяна.
Зашел в церковь, там молча молились на коленях десятка три человек. Тишина и сиянье. Это на Корсо Умберто. Через несколько минут я ушел.
Манекены в Гранди Магазини. Очень хороши, особенно те, что немножко карикатурны. Толстяки, холодные денди, фаты, мужественный носач вроде Яши Бельского. Автобус подвез меня к Чиди. Я оказался у вокзала. Зала эмигрантов. Кирасир спит, держа золотую каску в руке.
Что было еще? Фонтан горел зеленой каймой.
Утро. Ватикан. Греческие мраморы. Комнаты Борджиа. Лоджии Рафаэля, капелла Сикстина, дворики, ванны.
Три колонны с карнизом — вот Рим.
Девушки посадили меня в поезд Рома — Венеция. <…> Ночь в вагоне. Томление бесконечное. Сидеть и спать.
Флоренция ночью. Пересекаем Апеннины. Утро, гребни, туманы. Суровое утро, когда надо ехать в шерстяном плаще.
Болонья. Электропередачи и устройства под открытым небом.
Феррара, Ровиго, Падова, Местре, все ушли с поезда, я почти один, еду еще одну «уна стационе».
Дождь в Венеции. Зеленый, нежный и прочный цвет воды, черные гондолы и сиреневые стекла фонарей.
Площадь св. Марка. Толстые, круглые, нахальные, как коты, голуби. Они слетаются на хлеб со всей площади, жадные, тупые. Ангелы с золотыми крыльями тоже похожи на голубей. Венецианское стекло. Венецианский трамвай, расписные причальные столбы с золотыми гербами и просто кривые палки. Гондольеры в черном.
Отъезд в Вену. Граница в Травизио. Деревушки в снегу под откосом. Фонари. Тишина. Снег.
Пепельный, спокойный город.
Венец — черный котелок, серое пальто, башмаки черные, воротничок и бритое лицо. О, эти франтоватые господа.
Плотные, огромные шоферы, вежливые, чистые опрятностью пожилого прорабоченного человека.
Мы едем в город. Привычная собака без очереди лезет в трамвай.
* * *
Мы идем в «Циганерин-келлер», в цыганский подвал, красный-синий. Цыганский оркестр и первая скрипка с вылезшими глазами. Оркестр играет беспрерывно, подходя к столикам. Тарелочка для денег музыкантам. Две танцорки и их кавалер. Служить, так служить. Владеть миром, так владеть. Все делается очень серьезно, без иронии, но и без холуйства.
Водка, салат с неразрезанной сельдью, шницель, опрокидывающий представление о шницелях.
Когда я пытаюсь восстановить в своей памяти…
Когда я вспоминаю…
Передо мной встает…
Конечно, мир безумен. Безумны нищие на улицах Вены, безумен порядок, всё безумно, и девушки в том числе.
…Железнодорожный ресторан, автоматы, средневеково украшенные, и третий класс, где поджаривают зад с необыкновенным усердием.
Опять ночь среди томящихся и корчащихся пассажиров. Вена — Инсбрук, Букс, Цюрих, Базель, Мюльгаузен, Бельфор, Paris-Est.
Инсбрук. Катятся тележки продавца газет, сладостей, кухни на колесах, а всего один пассажир. Альпийские высоты и луга.
Швейцария. Букс. Деньги.
Садики такие аккуратные, что похожи на кладбища.
Прейскурантская красота — нас не обманывали.
Цюрих. Цюрихское озеро, глянцевитое и спокойное. Грабеж в ресторане.
Базель. Индустрия. Сейчас же Франция. Толстоносый железнодорожник уже проверяет билеты.
Поезда на Страсбург и Дюнкерк и прочее. Прононс.
Букс. Пришли швейцарцы черные с зелеными кантами. За ними австрийцы в горчичных мундирах и плащах.
Базель. Моет стекла француз с трехцветной повязкой.
1935
От 2 до 5 он работал над собой.
Все в белых штанах, всем восемнадцать — молодость, оптимизм.
Ломка жанра.
Происшествия пора ввести и в область литературы.
Кино создало несколько прекрасных ораторов.
Дилетантизм.
Наш Саша рисует.
Лошадь? Табун.
Эх, горячие были денечки!
Есть блестящие места. Места есть, а произведения нет.
Директор первым долгом просит перенести действие в какое-нибудь другое место. Зачем — неизвестно.
Мало событий. Всё уходит на обыгрывание. Драматизм.
Лестница. Ничего не происходит. Само по себе красиво.
Смотрите, какой я гениальный.
Нет скромности.
Так не пишут стихов, так не изобретают.
Неся псевдотеоретическую чушь, такой человек хочет показаться новатором. В самом же деле он дилетант.
От дурака слышу.
У каждого режиссера есть желание взять самую высокую ноту.
Не надо тужиться.
* * *
Старики думают, что командир отчаянный злодей, но он тихий и застенчивый.
Командир хочет жениться, но, занятый интригой, не женится.
Она к нему равнодушна, но стоит ей узнать, что он кому-нибудь нравится, как она делает всё, чтобы его отбить.
Из вежливости лжет. Хочет показаться всем хорошим. Вскрытие делает на тараканах.
Эгоист Люся.
Старик Саша.
Человек жил с девушкой, выдавал себя за известного журналиста.
Люся видит на груди командира ордена. Он удивляется, почему командир не носит орденов.
Командир появляется в штатском. Мучится, завязывает галстук. Ночь. Дом уже заперли. Командир влезает в окно. Записная книжка. МХАТ, жениться. Ничего не успел сделать. Совсем забыл о том, что сделал самое важное, и в последнюю минуту женится на докторше перед отъездом.
Люся смотрит в лицо и меняет тон.
Леонид Михайлович Мизерник, он же Люся Веткин
Гришка Мизерник, его брат. Похож и лицом, и голосом
Эсфирь Петровна Альшванг, докторша
Нина Антоновна, библиотекарша в доме Героев труда
Иван Федосьевич Качура, профессор
Лолий Павлович
Светлицкий-Теплицкий, баритон
Екатерина Ивановна Левченко, ткачиха
Левченко Петр Семенович, ее сын, командир полка
Артиллеридзе, народоволец
Леня Скворцов, электромонтер
Старики, старухи
Семья Мизерников. Мизерник-младший.
Юнгмейстер.
А ромбов все-таки нет?
Человек читает в газете о кончине Апронов.
Люся подавлен.
Умирает человек, и ничего не остается.
А раньше оставил бы деньги. Эх, не на ту лошадь поставил.
Кто может сравниться с Матильдой моей?
Пил сырое яйцо. Ре. Си.
Я в градоначальника стрелял. Застрелил, как собаку.
Камертон. Когда я пел в Даль-Верме.
А там за взятки поют.
Молодые люди, у которых внутри всё содрогается.
Говорит не то, что думает. Думает не то, что чувствует.
Принципиально танцует.
Вдруг у тихого соседа открылся голос.
Назвался директором и был допущен в самолет, и только после катастрофы выяснилось, что он не директор.
Пошлость. Люся Веткин.
Преступление Люси.
Лихорадкин.
* * *
Я торжественно