«кто-то», скорей всего, был человек на крыше. Следовательно, они получили о нем некоторые дополнительные сведения: он хорошо стреляет – раз, знает их в лицо – два, разбирается в лифтах – три.
«Лучше, чем ничего», – подумал Кольберг.
Лестница упиралась в железную дверь. Дверь была закрыта, заперта и, похоже, забаррикадирована с другой стороны, только неизвестно, чем именно.
Зато они сразу увидели, что обычными средствами ее не откроешь.
Гунвальд Ларссон нахмурил кустистые белые брови.
– Барабанить нет смысла, – сказал Кольберг. – Все равно не откроем.
– Зато можно выломать дверь в одной из квартир этажом ниже, – перебил Гунвальд Ларссон, – оттуда вылезти в окно и попробовать забраться на крышу.
– Без лестниц и веревок?
– Вот именно, – сказал Гунвальд Ларссон. – Ничего, пожалуй, не выйдет.
Поразмыслив несколько секунд, он добавил:
– А чем ты будешь заниматься на крыше? Без оружия?
Кольберг промолчал.
– В другом подъезде наверняка та же картина, – кислым голосом сказал Ларссон.
В другом подъезде и впрямь была та же картина, как выяснилось из показаний суетливого старичка, который назвал себя капитаном в отставке и держал под неусыпным наблюдением кучку собравшихся перед лифтом людей.
– Я считаю, что всем гражданским лицам следует укрыться в подвале, – сказал старичок.
– Отличная мысль, капитан, – поддержал Ларссон.
Впрочем, в голосе его не было бодрости. Запертая железная дверь, открытые двери шахты, безнадежно испорченный лифт. Возможности выбраться на крышу равны нулю.
Гунвальд Ларссон задумчиво поскреб подбородок рукояткой пистолета.
Кольберг нервически покосился на оружие в его руках. Хороший пистолет, вычищенный, ухоженный, рукоятка из резного ореха. Стоит на предохранителе. И тут Кольбергу впервые пришло в голову, что склонность к ненужной пальбе тоже является одним из отрицательных качеств Гунвальда Ларссона. Внезапно он спросил:
– Ты стрелял когда-нибудь в человека?
– Нет, а почему ты спрашиваешь?
– Не знаю, просто так.
– Ну что будем делать?
– Сдается мне, надо вылезать на Оденплан.
– Пожалуй.
– Мы ведь единственные, кто правильно расценивает ситуацию. Во всяком случае, мы более или менее точно представляем себе, что произошло.
Предложение явно не вдохновило Ларссона. Он выдернул волосок из левой ноздри и рассеянно созерцал его.
– Неплохо бы снять этого типа с крыши, – сказал он.
– Только на крышу нам не попасть.
– Верно.
Они снова спустились на нижний этаж. Но в ту минуту, когда они хотели выйти из дома, один за другим прозвучали четыре выстрела.
– В кого это он? – спросил Кольберг.
– В полицейскую машину, – ответил Ларссон. – Упражняется.
Кольберг взглянул на пустую машину и увидел, что обе мигалки и прожектор на крыше пробиты пулями.
Они вышли из дома и, лепясь к стене, завернули за угол на Обсерваториегатан. Людей поблизости не было.
Они сбросили свои белые халаты прямо на тротуар. Над ними застрекотал вертолет. Но видеть его они не могли.
Поднялся ветер, пронзительно холодный, несмотря на обманчивое сияние солнца.
– Ты узнал имена верхних жильцов? – спросил Гунвальд Ларссон.
Кольберг кивнул.
– Наверху есть две квартиры типа студий, но в одной сейчас никто не живет.
– А в другой?
– Какой-то Эрикссон. Мужчина с дочерью, кажется.
– Так, так.
Выводы: некто, умеющий хорошо стрелять, владеет автоматом, знает Кольберга и Гунвальда Ларссона, не любит полицейских, разбирается в лифтах и, возможно, носит фамилию Эрикссон.
События разворачивались быстро.
Сирены завывали вблизи и вдали.
– Надо брать его с улицы, – сказал Кольберг.
Ларссон не был в этом убежден.
– Может, и так, – сказал он.
Если на Далагатан и поблизости почти не было людей, то тем больше скопилось их на Оденплан. Треугольная площадь буквально кишела черно-белыми машинами и полицейскими в форме, а эта демонстрация силы, как и следовало ожидать, собрала большую толпу зевак.
Наскоро возведенные заграждения привели уличное движение в хаотический беспорядок, пробки возникали всюду, по всему старому городу, но здесь они выглядели особенно эффектно. Вся Оденгатан была забита стоящими машинами до самого Валхаллавеген. Длинная вереница автобусов начала беспорядочно расползаться по площади, а пустые такси, стоявшие здесь с самого начала, никак не улучшали положения. Таксисты покинули свои машины и смешались с толпой полицейских и зевак.
Никто ничего не понимал.
А народ все прибывал, прибывал со всех сторон, но больше всего из метро. Множество полицейских на мотоциклах, две пожарные машины и вертолет автоинспекции довершали картину. Там и сям группы полицейских в форме пытались отвоевать для себя в этой толчее хоть минимальное жизненное пространство.
«Если бы покойный Нюман сам руководил операцией, ему и то не удалось бы создать более полную неразбериху», – подумал про себя Кольберг, когда они вместе с Гунвальдом Ларссоном пробивались к станции подземки, куда явно перемещался центр полицейской активности.
Они даже встретили по дороге личность, с которой, вероятно, стоило поговорить, а именно Ханссона из пятого. Или, если полностью, Нормана Ханссона, старшего полицейского офицера, ветерана в округе