в рыжих веснушках и сплошь в криминальной, синей татуировке. Чуть не до ушей. А машинисткой (“пишмашей”) у Мальцева была оформлена в Литфонде собственная старушка-мать. Седая, вечно голодная, поскольку холодильник Орест всегда запирал на ключ.
Зато на Новый год и на Масленицу он устраивал в Переделкино лихие гулянья, шумные вечеринки, с приездом прекрасных дам и даже актрис. Таких, например, как только что освобождённая из заключения, бывшая избранница Броз Тито, красавица Окуневская. Татьяна Кирилловна. И её молодая дочь Инга (в необычном в то время, брючном костюме), переводчица с английского языка. А сопровождал их стройный брюнет, жених Инги, человек-легенда, легенда уже тогда — личный переводчик всех вождей Хрущёва, затем Брежнева, а затем Горбачёва — Виктор Суходрев. В такие праздники на кухне трудились официантами мы вдвоём с Орестовой мамой-старушкой. Жарили-парили, резали, раскладывали снедь по тарелкам (вот уж мама тут наедалась!), всё это таскали в зал, расставляли, украшали, разжигали камин. А Суходрев Виктор очень демократично лихо нам помогал. Красавица же Окуневская царственно развалясь в кресле, кокетничала с хозяином у камина. (Словно всего лишь вчера не она работала в лагере на лесоповале). А теперь им обоим близко связанным с Югославией, было о чём поговорить.
На всю новогоднюю ночь — Мальцев заказывал в лесничестве с почасовой оплатой лошадей и сани-розвальни, кататься по сосново-снежному Переделкино. И ночь пролетала как сон, с блинами, икрой и шампанским, с шумом и смехом. (Уж тут на халяву наедались все, и кучера, и шоферы и сторожа.). Однако на этих бесшабашных вствечах жены Мальцева Лены, Елены — мелкозубой, невзрачной простушки я никогда не видела. Обычно из Кривоколенного переулка, с Мясницкой, где у Ореста была квартира, шофер привозил её на “Победе” по будням. Вечно сердито-надутую, недовольную и капризную. Ещё бы! Как никак статус жены Лауреата Сталинской премии обязывал! А порой шофёр Паша привозил и их сына-школьника, гаденького такого разбойника, от которого на отцовом чудо-участке тут же разбегались все собаки и кошки. Разлетались даже вороны и птицы-синицы.
Моё же “секретарство” заключалось в том, что я (помимо всяческой редактуры) писала тогда Мальцеву книгу, сборник очерков под названьем “Ташкентские встречи”. Он недавно вернулся из Узбекистана и получил важный “правительственный” заказ на такую книгу. Собственно так же, литературными “неграми”, как я слышала, была написана и его лауреатская “Югославская трагедия”. Но кто там был “пишущий негр” я не знала. А вот кто был “негр” у Чингиза Айтматова — знаю. Но не скажу. Пусть старики-переводчики свою жизнь доживают спокойно. А тут “негром” была я сама. Предстояло писать о Ташкентских встречах писателей-коммунистов (порой канибалов), борцов за мир во всём мире. Из Африки, Азии, Китая, Кореи, какой-то Гвинеи Бесау и с островов экватора. Конечно, были все они коммунистами, которых мы содержали. Правда, в то время я ни в Ташкенте, ни вообще в Средней Азии не бывала. Но это было не важно. Важно было писать и… написать. И как можно скорее.
Орест Михайлович аккуратно так выписал для меня на бумажку сложные имена всех этих негров, арабов и китайцев-малайцев. Вчерашних вождей племён и королей, а ныне коммунистов-марксистов. борцов за дело Ленина-Сталина. А так же Орестовых товарищей-собеседников. Мальцев дал мне даже их краткие, рекламные биографии. Разброс был жуткий. Алжир и Турция, Индия и Китай, Мадагаскар и Сирия и так далее. далее.
В издательстве эту рукопись очень ждали, Оресту порой звонили, поторапливали. И я принялась за дело. Вдохновенно и весело. Сочинять я любила всегда. А тут я вообще разошлась. Я придумывала их беседы, сочиняла горячие споры о политике, разделяла тоску их по дому и семьям, их восхищение нашей страной, вождями. Нашими планами и я рисовала цветные пейзажи за их ташкентскими окнами и богатую обстановку гостиницы, зал заседаний, буфеты и номера. Я знала их вкусы в еде и выпивке, я выдавала привычки этих “героев” и подробности их одежды, и даже цвет глаз. Кому-то в уста я смело вкладывала не только программные тексты, взятые из стенограмм, но и свои собственные… стихи. У меня было радио, ТВ, и ещё под рукой “Малая советская энциклопедия”. Пропылённые синие томики, принесённые мной с дачного чердака, из книжных завалов. Скоро все эти страны я знала уже назубок, словно там родилась. Сочинив эпизод или очередную страницу, я диктовала текст орестовой маме, (жаль имя её забыла), повторюсь, вечно голодной голубоглазой старушке. А она автоматом, строчила по клавишам, больными, скрюченными по-птичьи пальцами. Сына она боялась. Он не раз уж грозил “уволить” её, сдать в “богодельню” (дом престарелых), которой очень боялась. И потому старалась быть сыну нужной. Даже есть старалась поменьше. Даже чаю никогда не просила. А он был попросту скряга. Экономил на всем, и даже на собственной матери. Она же не смела подойти к холодильнику. И в обеденный перерыв мы с ней, придя в кухню, из роскошного кабинета с камином, ели за столиком мои сырные бутерброды (старательно приготовленные моей незабвенной бабушкой) и запивали сладким чаем из моего же китайского термоса с розами, фирмы “Дружба” <…> Орест Мальцев потом вскоре умер, (дачу выкупил тихий миляга Шура, его шофер-уголовник». И тут сразу возникает вопрос — как в 1972 году, во времена крепких порядков Литфонда шофёр-уголовник мог выкупить дачу в писательском посёлке.
2. И вот этот последний пассаж подталкивает нас ко второму вопросу — собственно ли Орестом Мальцевым написана "Югославская трагедия". " Впрочем, об авторстве Мальцева говорят и более определённо. Григорий Свирский* пишет: «… рыжеватый инвалид войны Володя Гурвич*, сын одного из основателей американской компартии, которого по заведенной МВД схеме вначале выталкивали с работы, а затем выселяли вместе с матерью из Москвы как тунеядца… Чтобы не умереть с голода, Володя Гурвич схватился за первую попавшуюся работу — писал заказанный Оресту Мальцеву роман “Югославская трагедия” — о “кровавой собаке Тито”…» ". Тут всё скрывает завеса тайны — и не в последнюю очередь оттого, что "Югославская трагедия" написана плохо. Вне зависимости от политических убеждений, есть разница — сознаться в хорошо написанной, но вышедшей под чужим именем книге — это одно, а вот в книге дурной, косноязычной — совсем другое.
Владимиров Л. Россия без прикрас и умолчаний. — Франкфурт-на-Майне: Посев, 1969. С. 176.
Евтушенко Евг. Люди, осторожней: Балканы! // Комсомольская правда, 28 апреля 1999.
https://proza.ru/2020/06/27/1514
Свирский Г. Ц. На лобном месте. — М.: Крук, 1998. С. 73.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки