Барабаны замолчали в один миг, а вместе с ними и птицы. Александер перестал слышать шум толпы и биение собственного сердца. «Последние удары сердца…» – подумалось ему. Одна из картинок прошлого мелькнула в сознании, когда он почувствовал, как открывается под ногами люк: Изабель, смеясь, бежит по дороге в его родной зеленой долине. Она оборачивается, смотрит на него блестящими глазами и улыбается так, что ее улыбка прогоняет тьму из его жизни…
– Остановите казнь! – раздался чей-то крик. – Остановите! Приказ губернатора Мюррея!
Сотрясение вышло жестоким. Тело растянулось, затрещали позвонки… Инстинктивно пытаясь нащупать ногами землю, Александер забился в воздухе. Веревка впилась в шею, обжигая ее. Он начал задыхаться. «НЕТ, Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!» – звучал голос у него в голове. Но ни звука не вышло из стиснутого горла, как ни глотка воздуха не могло в него проникнуть. Шея у него не переломилась, он умрет задохнувшись…
– Проклятье! Перерезайте веревку!
Руки подхватили его, приподняли, стали трясти. О чудо! Воздух ворвался в легкие, возвращая его к жизни. Он никак не мог надышаться.
– Александер, вы меня слышите! Алекс!
Платок упал с глаз. На фоне молочно-белого неба прорисовался силуэт мужчины. Он склонился над ним и стал ощупывать его шею и грудь.
– Александер, отвечайте, черт побери!
Голубые глаза умоляли, смотрели с такой тревогой… На мгновение Александер готов был поверить, что рядом с ним мать.
– Ар-чи…
Имя с трудом вырвалось из нестерпимо болевшего горла. Дрожащей рукой он схватился за воротник офицерской куртки своего дяди, который протягивал ему документ с печатью губернатора Квебека.
– Александер, это помилование! Мюррей подписал помилование! Макферсон и Флетчер во всем сознались. Слышите? Вы свободны!
Александер кивнул и закрыл глаза, но слезы не шли. Спасибо Господу, он жив! Но вот свободен ли? Увы, нет.
* * *
Мокрые пальцы Мари замерли над рубашкой. Пощелкивая ими, она увлажняла полотно, прежде чем поставить на него тяжелый разогретый утюг. Изабель наблюдала за служанкой и не видела ее. Мыслями она была далеко.
Жюстина с Мадлен подавали реплики Ти-Полю, который снова читал басни Лафонтена. Но Изабель не слышала их голосов. Единственным звуком, удерживавшим внимание молодой матери, было посапывание младенца, сосущего грудь кормилицы. Женщина баюкала его и тихонько напевала. На полу стояла колыбель из кленового дерева, в которой дожидался своей очереди второй младенец.
Он был спеленат до подмышек и махал ручками. Габриель… Через два дня после родов Мадлен попросила кузину выбрать для мальчика имя. «Если ты не назовешь его, я сделаю это сама! – заявила Мадлен. – Что касается священника, то мы уже договорились о крестинах. Опасно отдавать невинную душу на милость злых сил!»
Изабель потеряла интерес ко всему, включая и ребенка, поэтому даже не подумала об имени. Супруг выразил желание, чтобы мальчика назвали Пьером, но Изабель из чувства противоречия отказалась. Предлог выглядел убедительно: когда два человека в семье носят одно имя, это создает некоторые затруднения.
Сначала она склонялась к имени Шарль, потом подумывала о Юбере. Но воспоминание об обещании отца, которое так и осталось невыполненным, заставило ее передумать. Об именах Александер или Алекс, разумеется, и речи не шло. Пьер предложил имя своего отца – Иоаким. Изабель только поморщилась. После длительных размышлений она наконец остановилась на имени Габриель. То, что ребенок родился на улице, названной в честь этого святого, могло показаться любопытным совпадением. Но ведь она всегда могла сказать, что это сам архангел подсказал ей его. Как бы то ни было, имя было благозвучным и не вызывало неприятных воспоминаний. Габриель – в честь архангела! Да будет так! И на следующий же день дитя крестили по обычаю католической церкви. Младенец получил тройное имя – Жозеф Габриель Шарль Ларю.
Прошел месяц. Изабель медленно поправлялась после родов, которые едва не стоили ей жизни. О последних минутах родовых мук остались короткие смутные воспоминания. Она будто бы слышала крик Габриеля и причитания Мадлен… Потом вспомнила, как Пьер пришел ее навестить – уже на следующий день и вне себя от гнева. Да, младенца он видел: мальчик крепкий и здоровый и чувствует себя отлично. Да, он гордится тем, что у него родился сын. Но тут же вскричал с холодностью, которой прежде она в нем не замечала: «Последний бродяга в ла-Прери-а-Вашер уже знает, кто отец ребенка!» Но крик мужа не произвел на Изабель никакого впечатления. Только она знает наверняка, откуда у маленького Габриеля такие яркие рыжие волосики!
Писк привлек ее внимание к покачивающейся колыбели. Мадам Шикуан, похлопывая по попке собственного сына, тоже покосилась на колыбель. Младенец срыгнул, и Мадлен подняла голову на звук. Она посмотрела на кормилицу, потом перевела взгляд на свою кузину. Кормилица как раз положила своего малыша в колыбель, чтобы взять на руки второго, громкими криками требующего свою порцию молока.
Изабель наблюдала за происходящим с безразличием, которое Мадлен находила возмутительным. И как только мать может равнодушно слушать крик своего малыша? Его кормит другая, этим никого не удивишь. В буржуазных семьях дамы часто прибегают к услугам кормилиц. Но позволять чужой женщине ласкать и баюкать своего ребенка? Ну нет! С момента рождения Габриелю было отказано в счастье материнских объятий. Изабель упрямо отказывалась брать его на руки, а в первые дни даже не смотрела на него. Мадлен, которой не суждено было познать радость материнства, это поразило до глубины души.
Изабель становилась все печальнее, все больше замыкалась в себе. Видя, что долгожданные перемены к лучшему не наступают, Мадлен решила обратиться за помощью к Жюстине. Не то чтобы она надеялась на успех, просто не знала, что еще можно предпринять. Приезд матери хотя бы заставит ее обожаемую кузину встряхнуться!
Габриель перестал кричать и довольно зачмокал. Откинувшись на спинку стула, Изабель созерцала картину, которую являли собой кормилица с младенцем. Она невольно стиснула зубы – в груди вдруг заболело. Как обычно в такой ситуации, она встала и перешла из кухни к себе в спальню.
Потоки солнечного света врывались в комнату, которую Пьер отдал в ее распоряжение. Комната была очень удобной, и все в ней было наилучшего качества. Мягкая перина на кровати напоминала о детстве. Разумеется, Изабель еще не пришлось разделить ее с супругом, который дал ей время поправиться после очень тяжелых родов. Но по тому, как томно он смотрел на нее вечерами, Изабель догадывалась, что скоро он постучит в ее дверь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});