Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большую часть дня Сэм был молчалив, затем вдруг разговорился. Опершись локтями в песок, пристально всматриваясь в морскую даль, он рассказал о странах, в которых побывал за долгие годы службы в армии, о людях, хороших и гадких, встретившихся ему в жизни. Она слушала его затаив дыхание.
— Как много вы повидали! — воскликнула она восхищенно. — Почти весь свет…
— Довольно мрачный способ увидеть все это, — заметил он после небольшой паузы. — Я был всего-навсего солдатом. Да, солдатом… Конечно, я суров, — неожиданно сказал он. — Однако, хотим мы этого или нет, но мы здесь, мы влезли в эту войну с головой. И нам больше ничего не остается, как покончить со всем этим наибыстрейшим, жесточайшим способом… Это закон джунглей: мы их или они нас… Мне доверили пятнадцать тысяч парней, так что есть о ком поволноваться. Да, конечно, я суров, — повторил он и впервые с начала своего рассказа взглянул на нее. — А каким же, черт возьми, мне еще быть? Распевать панихиды, рвать на себе одежду и посыпать голову пеплом? Запереться в какой-нибудь каменной башне и рыдать навзрыд по поводу того, каким бессердечным зверем может быть человек? Умыть руки от всего этого? Нет, это невозможно. Я каждую минуту думаю о тех, кто лежит в госпиталях и о тех, кто копошится там, в грязных окопах, и смотрит на меня жутким взглядом… Все это не выходит у меня из головы!.. Любой рядовой лежит там в грязи, дрожит как осиновый лист и думает: «Что что за идиот? Посмотрите на этого сукина сына с двумя звездами. Ради всего святого, почему же он такой дурак?» Так что, как ни крутись, а виноват во всем ты. Твоя вина. Чтобы ни случилось, виноват ты. Ты, и только ты.
Джойс не все поняла из сказанного им. Она знала, что в тыл японцам высаживали какой-то десант, но по какому-то роковому стечению обстоятельств японцы в ту же самую ночь, только немногим раньше, и на тот же самый участок высадили подкрепление, которое успело окопаться и было настороже. Передовой батальон американцев высадился, но понес большие потери и остался без радиосвязи. Затем, без всяких видимых на то причин, противник большими силами предпринял три атаки на участке его дивизии, как раз тогда, когда Бен должен был начать наступление. Четыреста семьдесят седьмой полк отразил атаку японцев и отрезал им путь к отступлению, но на это ушло шесть часов, и батальон Джимми Хойта к этому времени был почти весь истреблен и буквально сброшен в море.
— Но если вы ничего не знали об этом подкреплении…
— Нет, я должен был знать. Я обязан был удостовериться. Любым способом. Ведь это я посылал их туда, так ведь?
— Сэм, — проговорила она умоляющим голосом, — послушайте, ведь вы ничего не могли сделать…
— Мог. Это была моя обязанность, но я не сделал этого. Убито двести тридцать семь человек! — Чеканя слова, произнес он неумолимым тоном. — Двести тридцать семь человек, которые могли бы остаться в живых!
— Но это позволило победоносно закончить операцию…
— Да, — сказал Дэмон. — Конечно. — Он закрыл глаза, наклонился вперед, его плечи приподнялись. — О, негодяи! — воскликнул он, и в голосе его послышались рыдания. — Проклятые негодяи! Они затевают все эти войны, а потом им наплевать на все, кроме вкладов и прибылей от разработки нефти и каучуковых плантаций…
Джойс крепко обняла его.
— Сэм, — прошептала она. — Милый…
Дэмон ответил ей горячими поцелуями и страстными объятиями. Обжигаемая его страстью, Джойс поняла, что безумно любит этого человека. Любит, и ей нет никакого дела до всего остального мира. Ничто не помешает ей любить его: ни эти две туземки, ни двести двенадцатый базовый госпиталь, ни война на Тихом океане, ни жена Сэма, ни будущее человечества… Она пылко обнимала его, переполненная поглотившим ее безграничным счастьем и блаженством…
Глава 8
Дверь резко распахнулась. В зал вошел майор Пренгл и четким высоким голосом, в котором звучали одновременно и высокомерие и почтительность, объявил:
— Джентльмены, генерал Мессенджейл!
Вместе с остальными встал и Бен Крайслер. Послышался скрежет ножек стульев о полированный тиковый пол.
Генерал-лейтенант Котни Мессенджейл, сопровождаемый офицерами штаба корпуса, быстро прошел вдоль стены зала к дальнему концу длинного стола и скомандовал:
— Вольно, джентльмены. Прошу садиться.
Крайслер опустился на стул, ощутив острую боль в раненой ноге. Он вытянул ее под столом и достал из кармана сигарету. Здесь, на Валева-Хайтс, дул чистый и прохладный пассат, слегка посвистывая в противомоскитных сетках. Стены зала, где проводились штабные совещания, были окрашены в нежный серо-голубой цвет, а дальняя стена задрапирована темно-бордовой тканью. «Далеко от дома, но как дома», — подумал Бен, криво усмехнувшись. Дом, в котором они находились, был старой резиденцией голландского губернатора, и несколько месяцев назад в нем размещался Такура и его штаб. Американские самолеты разрушили одно крыло здания и изрешетили все остальное, но базовые инженерные части искусно отремонтировали его, и теперь, сидя за красиво отполированным столом из красного дерева с овальными концами, можно было подумать, что в мире ничего и не происходило: ни войны, ни японской оккупации, ни изнурительной кампании на островах. За высокими окнами под безупречно голубым небом виднелось море Бисмарка, похожее на гладкий зеленый ковер; еще дальше, на горизонте, курились вершины двух близнецов, двух ступенек на пути к Филиппинам — Беттанея и Токуны.
Штаб-сержант Хартжи объявил:
— Не курить. Приказание генерала! — и Крайслер неохотно раздавил свою сигарету в латунной пепельнице, сделанной из гильзы 79-миллиметрового японского снаряда.
Мессенджейл остановился, чтобы переговорить с адмиралом Фарнхэмом. Крайслер нахально уставился на Мессенджейла, рассматривая три звездочки на его крахмальном воротничке и бледную, выцветшую рубаху цвета хаки. «Настоящий продубленный соленым потом ветеран, — подумал Крайслер. — Как он это сделал? Вымачивал по ночам в соленом растворе, что ли? Ставлю пятьдесят против пяти: он специально подкрасил волосы под седину, чтобы произвести впечатление на Макартура!»
Вошел здоровый как бык Баки Уоррен. Как всегда, опоздал. Его летная пилотка выглядела так, будто он спал на ней. Бросил на ходу:
— Здорово, Бен, старый греховодник. Как дела?
Бен, ухмыльнувшись, ответил:
— Точно так же, как были, когда мы расстались.
По этому обмену фразами Бен сразу же почувствовал свою крайнюю взвинченность. Он бросил взгляд на Сэма, который сидел рядом с ним и набрасывал карандашом проект письменного приказа. Командир дивизии ответил ему мрачным взглядом, и Крайслер понял, что тот тоже ломает голову над вопросом: почему каверзный Мессейнджейл пришел не с полной охапкой карт? Особенно если сейчас должно состояться такое выдающееся священнодействие? Это было как раз в стиле Мессенджейла: довести всех до нервного напряжения, а затем остановиться, чтобы мимоходом поболтать с Блиссом Фарнхэмом, будто никого кругом и не было. «Полоумный садист, чертов ублюдок», — подумал Бен. Он раздраженно повертел в руках лежавшие перед ним блокнот и карандаш, пощелкал пальцами по единственной звездочке, украшавшей его воротничок. Генеральский чип. Это благодаря Сэму. И вот он здесь, в святая святых, в этом недоступном для непосвященных и внушающем благоговение кругу, где принимаются грозные решения… Но он был бы чертовски доволен, если б можно было возвратиться в свои полк. Странная вещь! Если есть возможность, тебе, конечно, хочется продвинуться, результат продвижения очень приятен, ведь это самый важный скачок — от полковника к бригадному генералу. Он с удовольствием написал об этом Мардж, и его очень тронуло обмывание, которое устроила в его честь вся «банда». Однако чем выше продвигаешься, тем больше отдаляешься от всего, самого дорогого для тебя. Ему не хватало общения с французом Бопре, с Джимми Хойтом и Стэном Баучером, споров в столовой, ставок об заклад, постоянных пикировок и подначек.
А теперь еще из всех паршивых шансов, которые могли выпасть на долю старенькой, бедной, битой-перебитой пятьдесят пятой, ей выпала эта миссия — «вытягивать» Мессенджейла на командира корпуса. И это после всего, что было. За какие грехи? О боже!..
— Итак, джентльмены… — Мессенджейл уже подошел к дальнему краю стола. Райтауэр, начальник его штаба, занял свободный г гул справа. Сам Мессенджейл продолжал стоять, внимательно наблюдая за всеми своим быстрым проницательным взглядом, в котором таился слабый отблеск… Чего? Злости? Вызова? Довольства? Затем, искривив верхнюю губу, он улыбнулся: — Я полагаю, вы сознаете, что я вызвал вас всех сюда не без определенной цели. — Обернувшись, он сказал: — Действуйте, Эдвард.