Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

Во всяком случае продажа была производительна, по тому что, уезжая из Петербурга в 1777 году, Габриэлли  увозила с собой из России около шестисот тысяч франков. И она оставила русскую столицу так же внезапно, как и Вену, вдруг, не предупредив никого о своем отъезде.

Однако шестьсот тысяч франков!.. Обладая подобным состоянием, Габриэлли  могла успокоиться на своих лаврах… и миртах.

Тоже ей советовали Анита и Даниэло, с которыми она переписывалась во все время пребывания своего в России, и которых она первых обняла по возвращении на свою родину.

Но для артиста покой – та же смерть.

Катарина не согласилась с доводами своей, сестры и зятя… Она снова хотела вступить на театр. И публика не жаловалось на это. В сорок восемь лет Катарина имела еще достаточно голоса, чтоб не бояться соперниц.

Но если слава осталась ей верна, то любовь – изменила.

Певица имела поклонников; у женщины же не было больше любовников.

Раздраженная этим она бросилась в безумную роскошь.

В два года она растратила все золото, привезенное из России.

Обязанная петь, чтобы существовать, она вступила в союз с импресарио, который возил ее по главным городам Италии.

Она гастролировала в Болонье, когда однажды вечером ей передали карточку, на которой было написано:

«Габриэлли , ученице Порпора; Фаринелли – ученик Порпора.»

Через пять минут Катарина оделась, и, справившись, где он живет, отправилась к нему.

Фаринелли родился в 1705 году и с детства выказал удивительные музыкальные способности; он удивлял не только Италию, но и Англию, Германию, Испанию, в которой он был королевским певцом при Филиппе V и Фердинанде VI, в течение 25 лет пользуясь благосклонностью этих монархов.

Фаринелли. С картины Амигони

Катарина видела Фаринелли, двадцать лет назад в Парме и в эту эпоху «царь певцов», как его называли, еще обладал остатками голоса и тою женственной красотой (он был кастрат) вследствие которой он часто играл женские роли. Но какая ужасная перемена совершилась с ним в эти двадцать лет!  Габриэлли  почувствовала дрожь при его виде.

Его голос походил на тот шум, какой производит камень падающий в колодец. Но этот голос принял почти приятное выражение, когда певец говорил Габриэлли .

– Вы очень любезны, mia сага carina, что пришли повидаться со мной. Теперь дайте вашу руку, я покажу вам моих детей.

Фаринелли называл детьми пиано, клавесины, которыми был наполнен его дворец. То, которое он предпочитал, называлось Рафаэль Урбино, за ним следовал Корреджио и как представитель Испании Тициан.

Показав Габриэлли  все свои сокровища, он ввел ее снова в ту комнату, в которой находился Рафаэль Урбино, помеченный 1730 годом.

– А теперь, моя дорогая,   сказал Фаринели,   я надеюсь, вы споете мне что-нибудь? Каватину из l’Errore amoroso Жомели. Это не ново, но и я не молод.

Габриэлли  повиновалась желанию хозяина; она спела. Она спела голосом гибким, свежим, молодым…. как будто ей было двадцать лет.

Фаринели ей аккомпанировал, сам помолодевший от удовольствия.

Когда она кончила, приближаясь к ней и подавая ей великолепный перстень, который он снял с пальца, старик сказал:

– Mia cara carina, вы меня подарили последнею радостью, примите этот перстень на память обо мне.

Этот артистический успех был последним успехом Катарины. Через несколько месяцев, признаваясь себе, что голос ее с каждым днем теряет свою силу, она покончила со своим импресарио.

Она обосновалась в Альбано, близ Рима, где жила небольшими деньгами, получаемыми ею от продажи ее драгоценностей.

Но она была горда; отказавшись поселиться во Флоренции с Анитой и Даниэло, когда была богата, – будучи бедной, она не могла решиться обратиться к их дружбе.

Ее единственное развлечение состояло в том, что каждую неделю она ходила молиться на могилу своего отца.

Кроме этого, она никуда не выходила, проводя целые дни в беседке, находившейся  в маленьком садике, принадлежавшем хозяину того дома, в которым она нанимала квартиру.

Однажды утром она плакала: у нее для продажи оставалась последняя драгоценность – перстень, подаренный ей Фаринели. Вдруг в нескольких шагах от себя она услыхала смех…

Почти тотчас же хорошенькая маленькая девочка вскочила к ней на колена, крича:

– Здравствуйте, тетенька!

А вслед за этой девочкой показались Анита и Даниэло.

Они узнали о печальном положении их сестры и явились сказать ей:

– Тебе мы обязаны нашим счастьем… раздели его с нами.

Габриэлли  обняла Даниэло, Аниту и племянницу. И последовала за ними во Флоренцию. Она умерла, любимая и счастливая до конца, 15 апреля 1796 года.

* * *

Графиня Лихтенау

Портрет Вильгельмины Экке, графини Лихтенау. Анна Доротея Тербуш, 1776 г.

Многие полагают, что в Германии только и есть, что целомудренные блондинки, как Маргарита Гёте, неспособные грешить, если только дьявол не завладеет их душой. Эти люди ошибаются. Германия вовсе не имеет монополии на добродетель.

Доказательством этому может служить Прусская графиня Лихтенау, которая была чем-то вроде Германской Дюбарри, поставившая вверх дном весь двор в Потсдаме, барышничая сердцем и поглощая флорины Фридриха Вильгельма II. Фридрих Великий удостаивал ее своим гневом, Наполеон – состраданием.

Странное стечение обстоятельств! Во время своей юности Фридрих Великий навлек на себя гонения своего отца, Фридриха I, за то, что выказывал особенную наклонность к музыке и литературе. В старости Фридрих Великий, в свою очередь, преследовал не сына, потому что у него не было детей, а племянника, который любил котильон. Отец питал глубокую антипатию ко всему, что напоминало литературу, Фридрих Великий точно также питал не меньше отвращение к женщинам.

Он любил славу, любил ученых, философов, поэтов, но не любил женщин… Прусский король не был совершенством. Он также любил детей, и по этому поводу мы расскажем прелестный анекдот.

Фридрих позволял принцу, который был еще совсем ребенком, во всякое время входить в кабинет. Однажды, когда он работал, маленький принц играл около него в волан. Волан упал на стол короля, он бросил его ребенку и продолжал писать. Ребенок снова начал играть, и волан опять упал на стол; король снова отбросил его и строго взглянул на играющего, который обещал, что этого больше не будет. Но, наконец, в третий раз волан падает на самую бумагу, на которой писал его величество. В этот раз, он берет игрушку и прячет ее в карман. Маленький принц просит прощения и обратно свой волан; ему отказывают; он пристает, его не слушают. Устав просить, ребенок с гордостью приближается к королю, подпирается фертом и говорить угрожающим тоном: «я спрашиваю у вашего величества, угодно ли вам отдать мой волан? да или нет?» Фридрих разражается смехом, вынимает из кармана волан, отдает ее маленькому принцу, и, обнимая его, говорит: «Ты храбрый мальчик! У тебя не отнимут Силезии».

Этот принц, ребенком злоупотреблявший терпением Фридриха Великого, был тот Фридрих Вильгельм II, который, став мужчиной, подавал дяде столько причин быть недовольным по поводу своей связи с Августиной Лихтенау, или с Августиной Герке, потому что только когда принц стал королем, его любовница получила титул графини.

У Фридриха Великого был начальником капеллы некто Элия Генке, вдовец с тремя дочерьми, Лизаветой, Шарлотой и Августиной. Первые две были хороши собой, последняя обещала быть восхитительной. Любой другой на месте Элии Генке помешался бы. Но доказано, что из всех артистов музыканты всего менее беспокоятся о том, что волнует обычного смертного. Для музыканта ничего, кроме музыки, на свете не существует. Вы скажете, что Элия Генке хоть на время должен был покидать свое искусство, чтобы иметь от жены трех дочерей? Без сомнения, и музыкант тоже человек… И когда была жива его жена, Элия Генке был не только добрым мужем, но и внимательным отцом. Но как только жена умерла, Генке совершенно забыл о семействе. Он стал заниматься одними только симфониями. Из этого вышло то, что дочери, оставленные самим себе, делали что хотели, т. е. не делали ничего хорошего.

Вторая, Шарлота вышла замуж за своего двоюродного дядю. Что касается старшей и младшей, Елизаветы и Августины, они пошли, быть может, по более веселой дороге, но зато менее почтенной.

Это было в 1770 году; Фридриху Вильгельму было двадцать шесть лет; он был красив, он был принцем, у него было пылкое сердце, он должен был пользоваться успехом в любовных похождениях. Так нет же! Боязнь не понравиться дяде парализовала у придворных дам желание быть приятными племяннику. Фридрих Вильгельм искал любви не достойной его сана, у субреток, которых он прижимал где-нибудь в углу, у мастеричек, которых он тайком водил ужинать в гостиницу Золотого Солнца в Берлине.

Однако уверяют, что, рискуя прогневить его величество, а еще более мужа, графиня Ольдендорф была благосклонна к принцу. Но графине уже было сорок лет, она была ряба, как уполовник, и толста, как три гренадера вместе. Когда ему говорили об этой победе, Фридрих Вильгельм краснел до ушей и клялся, что графиню Ольдендорф оклеветали!!.. Но скорее клеветали на него, подозревая его в искании счастья на груди этой живой богини…